Флобер много пережил неприятных минут в связи со своим детищем – романом «Госпожа Бовари»: и суд и осуждение людей и бесконечные сравнения и обвинения о том, что он описал даму, известную ему. Она действительно была женой врача, которому покровительствовал отец Флобера. Но когда Флобер взялся за осуществление своего замысла, госпожа Бовари все более становилась для него непредсказуемой.

Станислав Лем в эссе «Моя жизнь» описывает, что происходило с героем, когда он писал «Солярис»: «…Когда Кельвин прибывает на станцию Солярис и не встречает там никого, когда он отправляется на поиски кого-нибудь из персонала станции и встречает Снаута, а тот его явно боится, я и понятия не имел, почему никто не встретил посланца с Земли и чего так боится Снаут. Да, я решительно ничего не знал о каком-то там «живом Океане», покрывающем планету».

Это удивительное явление, когда герои начинают жить своей жизнью.

Как писал Паустовский: «Как только в начатой вещи появляются люди и как только эти люди по воле автора оживают, они тотчас же начинают сопротивляться плану и вступают с ним в борьбу. Вещь начинает развиваться по своей внутренней логике, толчок для которой дал, конечно, писатель. Герои действуют так, как это соответствует их характеру, несмотря на то, что творцом этих характеров является писатель.

«Сначала выбираешь того, о ком будешь писать. Потом, когда начинаешь задумываться о герое, выстраиваешь для себя логику его мышления, поступков. В конце концов он начинает действовать сам, уже не столько фантазией автора, сколько своими собственными ресурсами. Недаром некоторые писатели говорили о том, что герои начинают вести себя неожиданно для автора», – Евгений Водолазкин.

Пока пишешь – становишься другим – и другими становятся твои герои. Иногда ты всего лишь продолжение пера, едва успеваешь в написании нового текста. Верить в это сложно, но у меня случались тоже творческие метаморфозы… Только не забывай поставить чайник, и вернуться к себе, ведь там тебя ждут твои герои…

Автору нужна перезагрузка. Не всегда это случается по воле автора.

Летом я отправился в поход, – вернулся, а в мыслях там, еще там, а может всегда там. Нужно уходить в свои походы, иначе инерция жизни потащит вас в свою паутинку и убаюкает, усыпит. Отправиться в поход, идти по тропе, умыться в ручье, нырнуть в пучину… Чтобы встретить своего будущего героя.

Или…

Автору нужно сказать: «Посмотри, сколько увидел Дега в балеринах и прачках. Так, пойдем на балет и в прачечную. Твой персонаж ждет тебя.»

«Мне никогда не приходилось выбирать своих героев, скорее герои выбирали меня» – скажет папа Хэм. В его романах мы встречаем персонажи, списанные с его жен, стало быть не он выбирал их, а они его?

Запутаешься тут…

Но если встретить будущего героя не удалось, ну никак не встречается…, ну ничего нельзя поделать…, – найди старый шкаф и открой дверь, – у тебя получится, ведь появятся «Хроники Нарнии», – если, ты Клайв Стэйплз Лью.

Бывает, нашел ключик от шкафа – открыл, а это не шкаф вовсе, как изнутри его изучил. Двери в другую реальность, – вот оказия. Пиши свои «Хроники Нарнии».

Может есть ключик и к героям… Тогда поменьше премудростей, люби ближнего, тут метаморфоза с ним и произойдет. Глядишь, он или она уже не муж и не жена, а персонаж.

Наше путешествие за героем назовем «Квест одиннадцати комнат». Его особенность состоит в том, что в каждой комнате по-разному состоится знакомство автора со своим будущим персонажем.

Комната первая. Услышать историю от друга.

Как-то Пушкину его друг Нащокин поведал историю из жизни одного дворянина по фамилии Островский. История стала фабулой для написания повести "Дубровский". Такой способ знакомства со своим будущим сюжетом может сослужил свою службу когда Пушкин подсказывал Гоголю сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ».

Комната вторая. Написать о мальчугане друзей.

Знакомый нам с детства Митрофанушка из комедии Фонвизина «Недоросль» написан с реального лица, дворянского сына Алеши Оленина, который даже узнает в этом персонаже себя на премьере спектакля. Пройдут годы, и Алексей Николаевич Оленин станет одним из образованнейших людей своего времени. Был ли он таким как Митрофанушка? Вряд ли, скорее фантазия у Дениса Ивановича разыгралась не на шутку.

А отчего ж он Митрофанушка?

В переводе с греческого имя этого героя означает "являющий собой мать", "матерью данный". В его имени акцентируется губительное влияние матери, так сказать, жертва неправильного воспитания.

Комната третья. Портрет отца

Смотрю роспись плафона собора св. Петра Микеланджело. И первое слово у меня вырывается не «Бог», а «Отец». Для меня отец – это победитель – с мифической мощью. Понимаю – может из-за того что у меня никогда не было отца, сегодня для меня отец только таков.

У каждого свой отец, свой тотем отца.

У Тургенева в «Первой любви» отец – такой возрастной щеголь-гоголь (если позволительно сравнивать его с птицами), с ленцой, вдобавок эгоистичный, отстраненный, хитрый и надменный.

У Хемингуэя все наоборот. В автобиографических рассказах, скромная фигура трудяги отца (сын явно пошел не в него) – деревенского врача, спасающего индейцев.

Но что объединяет в этих описаниях и Тургенева и Хемингуэя – они предстают перед нами как антиподы своим отцам.

Комната четвертая. Из жен и любовниц выходят прекрасные персонажи

Оказывается, любовницу можно завести для написания романа, и даже жениться уже не совсем для написания романа. Не знаю, можно ли развестись для написания романа. Нечто подобное происходило с Хемингуэем. Эрнест Хемингуэй просто с корнем вырывает нужный образ женщины из жизни и пересаживает в свой роман. Такое ощущение: сначала он влюбляется в женщину в жизни, чтобы потом влюбиться вторично, уже в романе.

Его первая любовь и его последняя любовь породили героинь романов «Прощай, оружие!» и «За рекой в тени деревьев». Первая его любовная страсть дала жизнь Брэтт Эшли в романе «Фиеста». Тайная возлюбленная (которую он долго скрывал от второй жены) преобразилась в героиню рассказа «Короткое счастье Фрэнсиса Макомбера». А сама вторая жена попала в рассказ «Снега Килиманджаро». Третья жена вдохновила роман «По ком звонит колокол», первая попала в книгу «Праздник, который всегда с тобой».

Фрэнсис Скотт Фицджеральд увидел в своей жене Зельде прототип Розалинды в романе «По эту сторону рая», а потом и прототип Глории, жены главного героя Энтони Пэтча во втором романе "Прекрасные и проклятые".

Для Александра Блока образ Прекрасная Дама – это образ самой умной и прекрасной для него женщины – Любови Менделеевой, дочери известного ученого. Их взаимоотношения были непонятны окружающим. Его любимая женщина хотела реальной, земной любви и мечтала о настоящих поцелуях. Поэт же считал плотские утехи пороком. По его мнению, они мешают слиянию родственных душ, и физическая близость может быть только с женщиной легкого поведения. «Вхожу…совершаю…жду…дрожу… А в лицо мне глядит озаренный, только образ, лишь сон о ней» – пишет Блок.

Ольга Ивинская – любовь и муза Бориса Пастернака, становится прототипом Лары в романе "Доктор Живаго". И Живаго говорит о ней: "Ей не хочется нравиться, – думал он, – быть красивой, пленяющей. Она презирает эту сторону женской сущности и как бы казнит себя за то, что так хороша. И эта гордая враждебность к себе удесятеряет ее неотразимость. Как хорошо все, что она делает." ("Доктор Живаго").