Студия «Белорусьфильм» в кинематографической среде называлась «Партизан-фильм». Она начала расти на глазах, когда в кресло ее гендиректора сел Иосиф Львович Дорский, до того директор Витебского театра, боготворивший Марка Шагала, явно обладающий даром организатора. Обаятельный, имеющий взгляд на перспективу, он сразу же одобрил молодежную артель, возглавляемую Сергеем Константиновичем Скворцовым, профессором ВГИКа, вытесненным герасимовским окружением. Скворцов выбрал четыре короткометражки для выхода под названием «Рассказы о юности». Я работал над второй новеллой «Комстрой», режиссером которой был Виктор Туров, а художником – практикант Евгений Игнатьев. Эту ленту мы снимали в Могилеве, вокруг родных мест Виктора Турова. Снимали самодеятельно, без выходных, администрация занималась только отчетом. Мы трое в воскресенье, когда группа на Днепре купалась, прокладывали рельсы, достраивали леса без стены. Для того чтобы, камера двигалась за молодыми строителями, несущими инвентарь и носилки с бетоном наверх стройки. Много лет спустя видел я в хроникальных фильмах отрывки из этой новеллы. Не зря мы изобретали эти кадры со строительными лесами! Втроем работали дружно, правда, в азарте перерасходовали пленку, за которую потом у нас высчитали из зарплаты. «Рассказы о юности» – пропагандисткая сугубо лента – была встречена руководством в Госкино одобрительно и сразу. Вскоре приехал из Москвы Виктор Туров, кстати, принятый во ВГИК самим Довженко и опекавшим его, как побывавшего в немецкой неволе. Мы начали подготовку короткометражки по мотивам рассказа Янки Брыля «Звезда на пряжке». Сценарий написал Гена Шпаликов. Мы подолгу обсуждали эпизоды будущей картины, бродили по городу, подбирая места, где будем снимать. Встретились с автором Янкой Брылем. До сего дня в памяти добродушный, занятый своим делом, человек. Он улыбчиво нас послушал и сказал: «Делайте все, что вам подскажет фантазия и профессия, используйте кинопленку для прочтения словесного рассказа. Работайте, и я свою лямку буду тянуть». В новом веке в Москве ко мне обратились белорусские телевизионщики с просьбой рассказать о Владимире Короткевиче. Я поинтересовался: «Кто же Вас направил ко мне?» Держащая микрофон: «Мы беседовали с Янкой Брылем, он прочитал Вашу книгу и посоветовал обратиться к Вам». Мне было радостно.

Съемки «Звезды» вели на многих площадках города. У вечного огня на Круглой площади был задуман такой кадр: пожилая женщина приносит цветы к вечному огню. С ее живого лица камера переходит на отражение пламени и ее лица в темном полированном граните. Для того, чтобы портрет отражался ясно в камне, лицо женщины освещали двумя дигами – это вольтова дуга – потребляющая 18 квтч. Эффект был оценен. Женщину исполнила Стефания Станюта, уже тогда известная актриса Театра им. Янки Купала.

Снимался в короткометражке и Георгий Степанович Жженов, в 1958 году ставший вольным гражданином. Он восемнадцать лет провел в лагере на Колыме, а с 1954 года был на поселении в Норильске, хотя просился в театр Абакана. Он был словоохтлив и без причины улыбался.

Мы проводили съемки на площади возле Дома Профсоюзов. По сюжету армейское подразделение проводило репетицию парада на центральной площади рядом с памятником Сталину. Мы начали снимать, как наш герой – малолетка Дима Скакун – вбегает в солдатский строй. А в это самое время власти дали команду убрать памятник Сталину, и танк, стоящий тут же, натягивал канат на его шею, пытаясь уронить бронзовую фигуру с постамента. К нему подключился второй танк, и дело было сделано. Статуя упала на брусчатку. Механик Витя Пасынков шептал мне: «Цинава (министр МВД Белоруссии) на совесть крепил вождя…».

А старший офицер, руководивший мероприятием, предупреждал: «Не вздумайте снимать в сторону сноса памятника, не портите себе биографию!»

А мы и не задумывались в эту сторону: по сюжету играл оркестр «Прощание славянки» и нам хватало воли в воздухе.

В разгар съемок в Минск приехал автор нашего сценария Гена Шпаликов.

Вечерами он веселил экспромтами:

Или:

Помню отрывочно из его стихов:

Это был первый приезд Шпаликова в Минск. На просмотре материала он с улыбкой-ухмылкой заметил: «С колоколом-то я в жилу угодил!» Гена приезжал в 1963 году на съемки фильма «Через кладбище» по одноименной повести Павла Нилина. Написал пронзительный закадровый текст от автора, положенный на обзорный проезд камеры по заиндевелому старому кладбищу Новогрудка. Текст настолько был душевным, что от него шли мурашки по телу. В нем ничего не было идеологического, а только чувства. Поэтому на первом просмотре фильма начальник Главка Ирина Алексанровна Кокорева перестраховалась и велела вырезать его до отправки ленты в Москву. Я спрятал этот кусок в своей кабине. Но когда я поехал в Таллин снимать фильм «Безумие», все что я сохранил – эпизоды, кадры, сцены, не вошедшие в фильмы, которые я снимал в Белоруссии и надеялся использовать их в будущем – были уничтожены. Худрук «Белорусьфильма» Корш-Саблин с понятыми, среди них был и оператор Дима Зайцев, вскрыли мою кабину, вынесли во двор студии и сожгли все эти материалы, а инженеры цеха обработки пленки после этого собрали пепел для регенерации серебра. Песня кончилась…

Жаль сцену на двадцати метрах, как петух топчет курицу, и многое многое другое. Осталась только запись в дневнике от 12 июля 1964 года: «Метаморфозы! Деревня Акулинка (Мозырь). Снять бы эту курицу, вырастившую гусят. Она провожает их в воду. Они плывут, а она бегает по берегу и кудахчет. Как это похоже на мать, вырастившую детей в деревне, а они «убегли» в большие города».

Там у меня был негатив, снятый на вокзале Вологды. Парень крупный, в белой рубашке расстегнутой, на груди выколото узнаваемое лицо Люси Марченко. Он, видя, что на его грудь глазеют, открыл рубаху еще шире и счастливый затянулся папиросой глубоко, а после облако дыма развевается на безветренной площади. Лицо небанальное, характер явно настырный. Мне и сегодня жаль гибели моей фильмотеки и утвари, которой забита была моя кабина. Однако все проходит.