«У меня, – вспоминал Борисов, первой ролью (эпизодической, разумеется) которого в Театре им. Леси Украинки был колхозник в «Свадьбе с приданым», – амплуа в Киеве было – простак. А все начинают с простаков. А если начинают с героев, то плохо кончают». В картотеке Киностудии им. А. Довженко он так и значился – «простак».
Слыть простаком Олег начал с… «козы». «Это был, – вспоминал он, – один из самых знаменитых этюдов в Школе-студии. Я разыгрывал его с Левой Брянцевым. Я – за сонную, индифферентную козу, Лева – за ее хозяина. Он заходил то с одного бока, то с другого, рискнул даже зайти с тыла, чтобы отыскать там сосцы. “Она” брыкалась, и ведра с хозяином летели в разные стороны. Наконец Лева плюнул, зашел спереди и стал доить через нос и уши».
Когда-то Олег с Брянцевым хотели разыграть такой этюд – как у Чехова: «Ялта. Молодой человек, интересный, нравится сорокалетней даме. Он равнодушен к ней… она мучается и с досады устраивает ему скандал». Брянцев непременно настаивал, чтобы «сорокалетнюю даму» играл Олег. Но у него и тогда не шло, и позже не шло. «Могу сказать, – говорил он, – что все в жизни переиграл… кроме дам. Манежиться так и не научился. Вот Гертруду бы хотел…»
Брянцев думал еще об одном этюде, тоже из Чехова. Как один господин в отпуске сошелся с девочкой – бедной, со впалыми щеками. Он пожалел ее и оставил сверх платы еще 25 рублей – из великодушия. Брянцеву хотелось показать, что выходит из ее квартиры с чувством человека, совершившего благодеяние. И еще хотелось – лежать на ее кровати в сапогах и с сигарой. «Заканчиваться, – рассказывал Борисов, – должно было так: он снова приходит. А она на эти 25 рублей купила ему пепельницу и папаху. Сидит над пустой тарелкой с трясущимися руками. Плачет… Почему-то этот этюд посчитали невыигрышным. Или не договорились о девочке… И стали делать нашу знаменитую “козу”».
Вторым спектаклем Олега в Киеве стал «Овод». У него в нем было два эпизода: один с «ниточкой», другой – без «ниточки» (роль маленькая, умещается на одном листке и не требует ниточки, скрепляющей листки с текстом роли. – А. Г.): нищий – оборванец на паперти и солдат, который расстреливал Феличе Ривареса. Ривареса в «Оводе» играл Юрий Сергеевич Лавров. Олег cыграл в этом спектакле не больше двух раз, потому что состроил на паперти какую-то невообразимую рожу, чем очень рассмешил Лаврова. Он вызвал Олега в свою грим-уборную, попросил еще раз показать эту рожу – они посмеялись вместе. Потом попросил еще раз, и они опять посмеялись. После чего он распорядился Борисова в этом спектакле заменить.
В наследство от Олега эта роль в «Оводе» досталась Юрию Мажуге. Олег не только рассказал Мажуге, что нужно делать, но даже поползал по сцене вместе с ним.
С первых дней в киевском театре Олег, несмотря на молодость, легко вошел в коллектив. Как и в Школе-студии – в меру хулиганистый, веселый, выдумщик страшный. Он участвовал в театре во всех футбольных матчах, устраивал капустники. Группами ездили на рыбалку, все вместе – на днепровский пляж в выходные дни.
Потом этот коллектив, в который он так легко влился, в полном составе его и предал. Пережить успех молодого талантливого актера в театре не смогли. Ни кое-кто из стариков, занимавших в театре особое положение, ни ровесники Олега. Но все это было потом.
Пока же – вводы, «комсомольцы», «ревкомовцы», «подпольщики»… Обойтись без этого молодым артистам было невозможно. Не стоит забывать о времени, с которого началась театральная жизнь Олега Борисова, и о привычном для любого, наверное, театра, а для театра, входившего в число лучших в стране, привычном вдвойне главенстве старых, знаменитых артистов: в Киеве таковыми безусловно были Юрий Лавров, Виктор Халатов, Михаил Романов, Михаил Белоусов, Евгения Опалова… Весь репертуар принадлежал им. Это не обсуждалось. По умолчании предлагалось ждать. «Не торопитесь, успеете», – витало в театральном воздухе.
Молодежь между тем в Театре им. Леси Украинки собралась боевитая, всем хотелось играть, причем играть много и – желательно – главные роли, и постепенно сложилась оппозиция по отношению к 40—45-летним «старикам», не признававшим тех, кто был моложе их на 20–25 лет.
Борисова в оппозиционный лагерь хотели включить – по возрасту – автоматически, но он, с раннего детства привыкший все делать сам, никогда не становившийся ни ведущим, ни ведомым, всегда считавший, что отношения между людьми должны быть предельно прямыми и понятными, ни в каких «лагерях» пребывать не собирался. Ни тогда, ни в будущей своей жизни Олег Борисов не входил ни в какие группы оппозиции, ни в какие коалиции. Единственным случаем, когда ему пришлось «примкнуть» к одной из групп, был раздел МХАТа, но это – отдельная и печальная для него история.
По поводу «ухода» из рядов оппозиции никакого разлада у Олега с оставшимися там коллегами не было. Не было, однако, и заметных ролей. В 1954 году Борисов получил в спектакле «Ромео и Джульетта», в котором мечтал сыграть Ромео (Хохлов обещал ему эту роль, когда «рекрутировал» из Школы-студии в Киев) или Тибальда, всего лишь бессловесного слугу Грегорио. Роли Чичикова не получил. «Маскарад» поставили без него (потом был ввод – Арлекина). И еще сыграл Кохту в «Стрекозе».
В том же 1954-м Хохлов собрался было поставить с молодежным составом «Гамлета», а на главную роль определить Борисова – у них был разговор на эту тему, но не сложилось: Константина Павловича Хохлова, талантливого ученика Станиславского, сумевшего превратить Театр им. Леси Украинки в один из лучших в стране, из Киева в 1954 году (Хохлов возглавлял театр – с небольшим перерывом – 17 лет, был фактически его основателем) выдавил, выставил из дома, могущественный зять Хрущева Виктор Петрович Гонтарь, пожелавший вмешаться в творческий процесс.
Профессиональный интриган, он спровоцировал грандиозный конфликт. Завлит театра Борис Курицын причиной ухода Хохлова называл «актерское интриганство». «Противники Хохлова, – писал Юрий Сергеевич Лавров, – а среди них оказались и те, кто считал себя несправедливо обойденными в репертуаре, сплотились». Гонтарь нажаловался на Хохлова партийному начальству, и Хохлов был вынужден уехать в Ленинград, где год с небольшим возглавлял пребывавший тогда в состоянии полного развала БДТ и 1 января 1956 года ушел из жизни.
Считается, что для Олега Борисова в Театре им. Леси Украинки «лед тронулся» с появлением в Киеве режиссера Владимира Эренберга, приглашенного из Ленинграда для постановки пьесы Виктора Розова «В добрый час». Это был 1955 год. Выбирая артиста на роль Андрея Аверина (выбирая, несмотря на то, что уже получил от руководства листочек с распределением ролей – Борисова в этом списке не было), Эренберг, просматривая спектакли и репетиции, обратил внимание на Яшу – Борисова в пьесе «Весна в Москве». После увиденного спектакля ленинградский гость твердо сказал: главную роль – Андрея – будет играть только Борисов.
Говорят, что с момента триумфа Михаила Романова в роли Протасова в «Живом трупе» в Театре им. Леси Украинки не было такого успеха, который сопровождал игру Борисова в розовской пьесе. Андрей Караулов приводит цитаты из киевской прессы, сделавшие Борисова известным и популярным в городской театральной среде. «Яркий талант комического актера соединяется с настоящей трогательностью и душевностью. Андрей – Борисов по-мальчишески непосредствен, искренен, остроумен…» «Просветленный взгляд, детская непосредственность, серьезность, тревога, прозвучавшие в его голосе, о многом сказали нам, приоткрыли душевный мир героя». «Отлично играет… Андрея О. Борисов. Сколь обаяния, озорства, непосредственности, буйства молодых, неперебродивших сил в этом пареньке!» «Наиболее интересным в спектакле является исполнение О. Борисовым центральной роли пьесы – Андрея. В комедии В. Розова молодой артист получил возможность развернуться и, так сказать, крупным планом продемонстрировать своеобразие своего дарования… Нужно было органически вжиться в роль, чтобы О. Борисов – Андрей так полнокровно и темпераментно, совершенно естественно существовал на сцене как живой, экспансивный, временами взбалмошный и привлекающий общие симпатии юноша».
