Вокруг дома совершенно точно кто-то ходил. Одного Вагобушева мне было мало! Повадились, сволочи… Но к моему удивлению шаги остановились у входной двери и раздался громкий стук.

– Белозор! Вы дома? Герман Викторович!

Голос был смутно знакомым, но я никак не мог его вспомнить. Прочистив горло, я крикнул:

– Дома! Кого нелегкая принесла среди ночи?

– Это Сазонкин, открывайте!

– Какой, к бесу, Сазо… Валентин Васильевич? Это вы, что ли? – дошло до меня.

Черт побери, если он явился ко мне в такое время, это могло значить только одно – до него дошли новости из Плесецка. Почти месяц прошел… Круто у них тут с государственными тайнами!

Я защелкал замком, открыл задвижку и впустил начальника охраны Машерова.

– Да вы тут в одиночку решили круговую оборону занять! Ещё и вооружились до зубов! Что – береженого Бог бережет? – его кожаный плащ был совсем мокрый, со шляпы тоже капала вода, но держался он бодро.

– Береженого Бог бережет, а казака сабля стережет, – я снова переломил стволы «Ижа». – Там больше никого с вами нет? А то перепугаются за вашу жизнь и решат меня за жабры взять…

– Никого. Я один. Если что – за жабры буду брать вас в одиночку.

– Ну-ну… – мужик Сазонкин был, конечно, матёрый, но на моей территории у него вряд ли бы что-то получилось. – Тогда проходите, будем полуночничать. Я так понимаю, раз вы пришли – разговор будет долгий. Ставлю кофе?

– Ставьте… Куда тут можно одежду повесить?

– Да вон, на дверь в комнату накиньте. А шляпу – на трубу, вот сюда, над котлом. Пускай сохнет.

Я вернул стол на место, приставил к нему табуретки и принялся заниматься кофейной алхимией. А потом очнулся:

– Твою мать! – сказал я.

– Что такое? – удивился Сазонкин.

– Я забыл надеть штаны.

Конечно, он говорил про Плесецк. Сначала попросил изложить известную мне версию произошедшего, и я рассказал ему про свинец в припое на фильтрах, который может привести к аналогичным катастрофам. И вариант про обматывание шлангов тряпками, и возникшую искру.

– Как вы это узнали? Только не говорите мне про весь этот сверхъестественный бред в стиле Мессинга и Горного… Кто ваш информатор? Откуда вам стало известно о происшествии полгода назад?

– Валентин Васильевич, ну как вы себе это представляете? Как я мог об этом узнать? Какой информатор мог мне об этом сказать заранее? Я что – глава ЦРУ и провернул сложнейшую операцию по саботажу на военном космодроме прямо из Дубровицы? Вам не кажется это гораздо большим абсурдом, чем вариант, что я всё-таки иногда знаю, что произойдет в будущем?

Он побарабанил пальцами по столу.

– Не кажется. И то абсурд, и это. Ладно, как это с вами происходит? Как вы предсказываете события? – Сазонкин впился в мое лицо взглядом.

Тут нужно было говорить правду и только правду. Такой опытный товарищ наверняка мигом бы почувствовал фальшь. Так я и поступил:

– Я натыкаюсь на что-то, что меня зацепит. Например, на заметку в газете про какое-то место или человека. Или лично встречаю кого-то, беседую – и как будто вспоминаю. Ну, вот представьте себе, что есть шкаф с книгами, который вы давно читали. Смотрите на корешок, обложку, читаете название – и постепенно в голове начинают всплывать сначала обрывки сюжета, потом имена персонажей, основные события… Какие-то книги помнишь лучше, какие-то хуже. Так и у меня. Я не могу этим управлять. Напрячься и прочесть будущее случайного человека у меня вряд ли получится – за редким исключением.

– А откуда вы знаете, что это не бред сумасшедшего? – вопрос, кажется, был идиотский. Ему не хватило Плесецка?

Поэтому я пожал плечами:

– Такие мои воспоминания сбываются – с разной степенью точности, но процентов на 80–90 наверняка.

– И давно это началось?

– Как из Москвы вернулся. Я там в архивах сидел, много времени проводил в одиночестве… Не знаю, что повлияло.

– И что, вы – такой сознательный Гера Белозор, который хочет послужить на благо социалистической Родины? Маловато в наши времена осталось идеалистов-бессребреников. Какая ваша выгода, Белозор?

– С чего начинается Родина, полковник?

– И с чего же?

Я помолчал немного, а потом повертел указательным пальцем над головой:

– Да вот с этого всего, что вокруг. Дом этот, улица, деревья. Соседка Пантелевна, корявщик Хаимка, водитель Анатольич. Беседки во дворах, детишки на качелях в парке Победы… Закат над Днепром, ёлки-палки! Я, может, и надумал переезжать в Минск, но сюда точно вернусь. И мне хочется, чтобы здесь, в Дубровице, у моих земляков, свояков, родни и у меня лично была тишь да гладь, да Божья благодать. И для этого я очень на многое готов.

– Ну, положим, коммунистам Божья благодать не полагается, но суть я уловил, – Сазонкин отпил немного кофе. – Умеете вы его варить, однако! Рецептом не поделитесь?

– Рецепт простой – медная турка, не жалеть кофе и раздавить в ступке стручок кардамона. Можно молотый – на кончике ножа. А еще я люблю варить с шоколадом…

Он некоторое время слушал меня а потом сказал:

– А эти свои воспоминания о будущем вы как-то фиксируете?

– Конечно, фиксирую. Но даже не просите – только Петру Мироновичу лично в руки. И нет, они хранятся не в доме, и у меня не один экземпляр.

Понятное дело, заметки о будущем хранились в доме, в ящике стола, ну, и в гараже Анатольича тоже. Я набирал историю будущего вечерами, печатая на портативной машинке сразу на двух листах писчей бумаги через копирку. Машинка была та самая, еще из моего вояжа в Минск. Пятикилограммовая «Москва», из чемоданчика. Работать над этим в редакции? Увольте! А ну, как кто-то из наших трех граций – Ариночка там, Аленушка или Фаечка – сунет свой прехорошенький носик в мои бумаги, ужаснется и сдаст либо в психиатрическую клинику в связи с шизофренией, либо – в КГБ, по поводу антисоветчины?

Я думал в случае чего прикрыться тем, что это фантастический роман. Но от психушки это меня вряд ли бы спасло. «Инструкция по неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность» увидела свет в 1961 году, и с тех пор такие чудилы типа Геры Белозора имели все шансы загреметь на курорт с экскульпацией в качестве бонуса на сколь угодно долгий период. Кому угодно? Власть предержащим, конечно.

– Так что, – проговорил охранник одного из этих самых власть предержащих. – Петру Мироновичу, стало быть, отдадите? А почему именно ему?

– Насколько я могу судить, только у Машерова и, может быть, еще у Романова есть шансы.

– Шансы на что?

– На более-менее светлое будущее для нас всех. По крайней мере – не такое темное, как мне представляется.

– Всё, всё, мы тут наговорили с вами уже на несколько статей.

– Или на психушку, м?

– Мгм, или на психушку, – согласился Сазонкин. – Дайте мне хоть что-то, что я мог бы отвезти Петру Мироновичу в качестве доказательства. Тогда мы сможем организовать вам встречу.

Я задумался. Это должно быть что-то близкое хронологически, но при этом – довольно значимое, чтобы Сазонкин мог получить информацию. Ничего из экономической жизни или политической обстановки в СССР в голову не приходило. Что вообще происходило в СССР весной 1980 года? А если – не в СССР?

В голову стукнулось воспоминание о прочитанной когда-то статье, и я вздрогнул. Это было довольно цинично, можно сказать даже – аморально. Но ничего с этим я поделать не мог, никак повлиять – уж точно… Сходив за листком и ручкой, я написал наискосок: «1 рота Выборгской мотострелковой бригады попадет в засаду в провинции Кунар, недалеко от Асадабада, в ущелье Печдара». Я не помнил ни номер бригады, ни командиров, но дебильная суперспособность запоминать диковинные названия выручила меня и сейчас. «1 рота Выборгской мотострелковой бригады попадет в засаду в провинции Кунар, недалеко от Асадабада, в ущелье Печдара». В голову стукнулось воспоминание о прочитанной когда-то статье, и я вздрогнул. Это было довольно цинично, можно сказать даже – аморально. Но ничего с этим я поделать не мог, никак повлиять – уж точно… Сходив за листком и ручкой, я написал наискосок: «1 рота Выборгской мотострелковой бригады попадет в засаду в провинции Кунар, недалеко от Асадабада, в ущелье Печдара». Я не помнил ни номер бригады, ни командиров, но дебильная суперспособность запоминать диковинные названия выручила меня и сейчас.