Что он вообще обо мне знает?!

Он хотя бы догадывается, как страшно каждый раз после ЭКО делать тесты? Ждать второй полоски, а потом выбрасывать тест в мусорное ведро, потому что опять не получилось. Разве ему известно, как бывает больно от собственного бессилия? Как хочется выть от отчаяния?

Когда ты запираешься в квартире, только бы не видеть никого и никогда. Когда твои подруги предлагают тебе встретиться и жутко обижаются на отказы, а ты попросту не готова вылезти из своей скорлупы.

Разве может он понять, что я чувствовала все эти годы?

Ему легко говорить, он…

Бок простреливает болью. Столь сильной, что меня ведет в сторону. Я еле дохожу до машины, которая как назло паркуется у самого въезда в дом Корнева. Водитель опускает стекло, смотрит на меня буквально секунду:

– Я никуда тебя не повезу, укуренная ты какая-то, еле плетешься, – сплевывает он и дает по газам.

Уезжает, а я понимаю, что начинаю оседать на землю. Под правым ребром пронзительно жжет. Даже дышать сложно. Ещё немного, и сознание потеряю. Не было такого никогда, но теперь точно кинжал воткнули в бок и проворачивают.

Мамочки…

«Язву заработаешь», – вспоминается жесткий тон.

Не мог же он меня проклясть… невозможно же…

Я рушусь, когда меня подхватывают сильные руки, встряхивают как тряпичную куклу.

– Сейчас полегчает, потерпи немного, – злым шепотом над ухом.

Я смутно помню, как вновь оказываюсь в доме, как меня укладывают на кушетку и оголяют живот. Самую малость, лишь правый бок. В себя прихожу, когда на ребро ложится горячая ладонь, а вторая начинает надавливать под ним.

Только не он.

Не нужна мне его помощь.

– Отстаньте от меня!

Пытаюсь вскочить, но болью простреливает в спину.

– Утихни, потом истерику закатишь.

Корнев прижимает меня к кушетке, продолжает давить на ему одному известные точки. Долго. Так долго, что я теряю счет времени.

Удивительно, но становится легче.

– Вы что со мной сделали? – спрашиваю чуть позже, слабым голосом. – Сказали, что желудком надо заняться, и меня тут же скрутило.

Ничего не болит, но и сил двигаться нет. Иссякла. Попросту выпотрошили. Кажется, в уголках глаз скапливаются слезы. Но мне даже руку тяжело поднять, чтобы их стереть.

– Ты думаешь, я колдун какой-то и язву на тебя наслал? – он откровенно смеется. – У тебя на нервной почве проблемы с желудком обостряются. Чувство голода часто испытываешь, а съесть толком ничего не можешь? Да? После еды подташнивает? Ну, вот. Оно самое. Тут перенервничала, не поужинала нормально, днем перебилась каким-нибудь бутербродом. Таблетками себя на постоянной основе травишь. Ещё немного, и рвануло бы, откачивай тебя потом в больнице.

– Так вы остеопат или кто?

Мне уже не хочется скандалить. Просыпается интерес. К его профессии. К нему самому.

– Ну, диплом по остеопатии у меня тоже есть, как и обыкновенный, медицинский. Муж забрать сможет? Тебе нежелательно сейчас шляться по улицам, вдруг опять тряхнет.

Я звоню Кириллу, рассказываю о том, как едва не потеряла сознание перед домом местного Айболита.

– Слушай, а вызови машину? – лениво предлагает он. – Я замотался за день.

Наверное, в любой другой ситуации я бы покорно согласилась, но тут внутри меня поднимается буря. В смысле, замотался?! Я ведь звоню не потому, что мне охота выпендриваться. Я его о помощи прошу. Он последние дни приезжает незнамо когда, он потерял всякий интерес к нашим забегам по клиникам, зато прекрасно катается по ресторанам с заказчиками.

А теперь даже сесть в машину не может и проехать десяток километров?!

– Кирилл, давай мы не будем соревноваться, кто сильнее «замотался». Забери меня, пожалуйста, – надавливаю на последнее слово.

– Ладно, жди, – соглашается тот без особого энтузиазма.

Думаю, он ещё собираться полчаса будет, одеваться с перерывом на просмотр спортивного канала.

Поэтому я никуда не тороплюсь. Макар Эдуардович не гонит, правда, чай-кофе тоже не предлагает. Оставляет полежать, в себя прийти, а сам уходит куда-то. Интересный такой. Чужого человека в дом пустил и не беспокоится, что я начну по шкафам шуровать.

Впрочем, сил вставать у меня нет. Как и дышать. Как и двигаться.

– Сколько я вам должна? – спрашиваю перед уходом, получив обнадеживающее смс от мужа: «ехать две минуты».

– Иди уже, должница. Болеть желудок будет – звони, посмотрим. С беременностью не помогу. Не в моей компетенции.

– Я поняла.

У ворот сигналит иномарка, я вздыхаю и покидаю дом Корнева с совсем иным чувством, нежели час назад. Облегчения и даже благодарности. Не бросил ведь, отнес к себе, помог, хоть я ему и нахамила.

Трогаю область под ребром. Не болит. Хм. Мне рассказывали, что остеопаты творят чудеса руками, но, повторюсь, мой опыт был иным.

Но перестало же ныть, стоило ему прикоснуться. Раз, и отпустило.

Такое возможно?

Надо бы про эту область медицины почитать подробнее…

– Что врач сказал? – участливо спрашивает муж, выруливая на шоссе.

– Беременность не в его компетенции, – повторяю слова Корнева. – Он остеопатом оказался.

– А, ну шарлатан очередной. Я так и говорил, а ты не слушала. Сколько заплатила?

– Нисколько. Он меня осмотрел, даже помог с животом. А денег не взял.

Муж хмыкает.

– Может, тоже к нему на прием сходить? Люблю бесплатную медицину.

Я улыбаюсь, но, если честно, вымученно. Смеяться не тянет, да и обида на Кирилла только ширится, разрастается от каждого его поступка. Словно всё то, что я отказывалась видеть предыдущие годы, внезапно полезло наружу.

Не понимаю, что испытываю после вечера наедине с Макаром Эдуардовичем. Зато вспоминаю прикосновение его ладоней к животу и… непонятное чувство накатывает, заливая щеки краснотой.

Как будто я собираюсь предать Кирилла тем, что мне было приятно ощущать на себе чужие руки.

[1] ДПП – день после переноса эмбриона

[2] БхБ – биохимическая беременность

[3] МФ и ЖФ – мужской фактор и женский фактор

Я не люблю походы к родственникам мужа, считаю это тяготой, которую нужно отработать раз в три месяца и быть свободной. В принципе, ничего страшного. Улыбайся, хвали угощения, наготовленные моей свекровью. И тебя никто не тронет.

Посиделки проходят по одинаковой схеме, выученной до мелочей.

Сначала мы усаживаемся за огромный, купленный ещё в советские времена, стол. Тетя, дядя, две сестры с семьями, мы с Кириллом. Отец с матерью во главе. Они свои места никому не уступят, даже когда внуки требовательно просят «побыть главными».

– Вот нарожаете себе детей, тогда и будете главными, – вроде бы шутливо отвечает моя свекровь, но в стул цепляется намертво.

Мало ли кто-то решит покуситься на её трон.

Всё уставлено майонезными салатами, жареной курицей и картошкой. Инна Борисовна, моя свекровь, готовит на целое войско и жутко обижается, если кто-то отказывается от добавки.

Отец врубает телевизор – какие-нибудь новости или песни-пляски, – и все поначалу молча жуют. Но когда в кровь попадает алкоголь, родня Кирилла переходит на жаркие дебаты. Обо всем. Политика, экология, цены на бензин и гречку. Они ощущают себя специалистами в любой области.

– Что сложного-то, раздать населению денег? Каждому – по сто тысяч. Ежемесячно! Тогда и заживем нормально! Жалко им, блин, – стабильно возмущается дядя Женя, брат отца Кирилла.

Первое время я пыталась объяснить, в чем нюансы раздачи денег всем желающим, но поняла – бесполезно.

Меня даже не слышали.

Когда кончается первая бутылка коньяка, начинаются задушевные песни и те самые вопросы, которых я боюсь больше всего.

– Детишками-то когда нас порадуете? – хмельно улыбается тетя Маша, жена дяди Жени. – Годы ваши уже солидные, оглянуться не успеете, как полтинник стукнет.

– Не трогай их, Машка, – щиплет её супруг за пухлый бок, – они эти, таксфри.