Пожилой, с недвигающейся левой рукой – рана еще с войны, – председатель колхоза Иван Аркадьевич Чайкин был на селе уважаемым человеком. Да не только на селе, но и в райцентре, в Озерске. Еще бы – фронтовик, партизан с двадцатилетним партийным стажем, да еще и колхоз за три года из отстающих… ну, не прямо чтоб сразу в передовики, но все же из ямы вытащил, за что второй секретарь райкома по сельскому хозяйству товарищ Сатин выразил ему личную благодарность. Ну и грамоту, конечно, выдали – «За вклад в развитие…». Вон она, на стене висит, рядом с портретом товарища Хрущева.

– Ну, это… Аркадьич…

Виноватился Семен – видно было. Потому как человек он совестливый, не какой-нибудь там городской шабашник, а свой, деревенский. А раз просил – значит, очень надо было.

– Эх, быстро вы трудодни позабыли. – Иван Аркадьевич вздохнул, пригладил остатки волос и, одернув синий пиджак с орденскими планками, уселся обратно на стул. Седые усы его уныло повисли, вытянутое морщинистое лицо на миг сделалось каким-то плаксивым, женским. Но тут же вновь стало строгим:

– Тебе зачем отгулы-то?

– Говорю же, сын в институт хочет… Надо в Ленинград ехать, родичей проведать. Что там да как…

– Дак в общежитие же можно.

– Да будет ли еще общежитие-то?

– Эх, Семен, Семен, без ножа ты меня режешь… В самую страду!

– Так пахоту-то закончили… Уж и проборонили.

– А сенокос?

– Побойся бога, Аркадьич! До сенокоса-то еще недели две как раз и будет. Я к тому времени вернусь.

Тракторист вытер выступивший на лбу пот: на левом запястье его было наколото небольшое сердечко и две буквы – «И» и «М». Имя давней зазнобы, грехи юности…

Стоявший на несгораемом шкафу, слева от портрета товарища Хрущева, репродуктор вдруг захрипел и разродился гнусавым голосом диктора:

– А теперь – концерт по заявкам радиослушателей. Для знатной доярки Ирины Матвеевны Кузяевой из колхоза имени Девятнадцатого партсъезда передаем песню Лидии Руслановой…

– Вот и с фермы навоз вывозить некому… – убавив звук, посетовал председатель. – В эмтээсе-то тебя бы не отпустили!

Семен Крокотов лет семь проработал тем же трактористом на машинно-тракторной станции, которая обслуживала пять местных колхозов и два совхоза. Вот уж там – да… там работы хватало: здесь пахоту кончишь, давай в соседний колхоз, потом – в совхозы… Только поздней осенью и отдыхали. А вот когда МТС ликвидировали да технику по колхозам-совхозам раздали, тогда полегче стало… трактористам-то. Председателям же – только лишняя головная боль! ГСМ достань, запчасти выбей, механиков толковых найди…

– В эмтээсе – да-а… – согласно кивнув, Крокотов спрятал улыбку – понял уже: сдался председатель, отпустит.

– Слышь, Семен… Ну давай хоть неделю, не две…

Сошлись на десяти днях – на декаде. Отпустил Иван Аркадьевич своего колхозника, коль такое дело – сын. Да и тракторист Семен – толковый.

– Вот спасибо, дорогой ты мой Иван Аркадьич! Вот спасибо! Вернусь – отработаю.

– Ты еще поклонись! – хмыкнув, пригладил усы Чайкин. – Погодь прощаться-то. Про укрупнение районов слышал?

– Дак по радио говорили…

– Смотри, не дай бог в Озерск лыжи навостришь! А что? В леспромхозе, говорят, заработать можно.

– Да ты что, Аркадьич! – выкатив светлые глаза, Крокотов вполне искренне всплеснул руками. – Чего еще не хватало – Озерск! Там и жить-то негде…

– Говорят, общежитие в бараках дают. Только неизвестно, на самом-то деле дают ли?

– В бараках! – Семен сплюнул бы, да постеснялся. И только презрительно хмыкнул: – Зачем мне барак, когда у меня своя изба имеется? Да и не поедет Зинка в барак.

Зинка – Зинаида – так звали жену Крокотова, доярку.

– Ну и молодец, что не поедет, – председатель довольно усмехнулся, но на всякий случай погрозил пальцем. – Ладно. Успешно съездить. Деньги подальше положи, спрячь, а то в дороге-то люди всякие… Вот у меня в прошлом году сват… А впрочем, ты слышал, наверное…

Зайдя домой, Семен быстро переоделся, натянул синие довоенные галифе, еще вполне хорошие и имеющие вид. Почистил наконец сапоги, набросил на плечи недавно купленный в сельпо серый шевиотовый пиджак, на голову – серую кепку и, прихватив небольшой чемоданчик, споро зашагал на большак.

Недолго и стоял – минут через двадцать поймал попутный лесовоз. Забравшись в высокую кабину, благодарно кивнул водителю – молодому белобрысому парню:

– Вот спасибо, друг! Не знаешь, в Озерске в Доме крестьянина места есть?

– Так должны быть. Шабашников сейчас нет, шефов тоже – не сезон.

Парень с треском врубил передачу, и тяжелый ЗИС-151 с прицепом-роспуском, полным только что напиленных хлыстов, медленно пополз по грунтовке, шумно ныряя в глубокие коричневато-бурые лужи.

Часа через полтора показался Озерск, недавний райцентр, насчитывающий около двух тысяч жителей. Леспромхоз, колхоз «Авангард», кустовая больница, промкомбинат… Еще – школа, почта, сберкасса, Дом пионеров и школьников. Да, и сельскохозяйственное училище на сто человек. Вообще-то центральная усадьба колхоза, но – раз уж был райцентром – считался городом.

– Ну, однако, приехали…

Водитель лесовоза тормознул недалеко от главной площади, никакого названия не имевшей, вернее, называвшейся просто – Площадь. Рядом на пригорке – стадион, за ним – клуб, построенный еще пленными немцами. На самой же площади – кирпичный автобусный павильон, универмаг райпо, продуктовый магазин и отдельно стоящий винно-водочный, красиво называющийся – «Заря». Тут же – большое двухэтажное здание, обшитое выкрашенными в синий цвет досками. На первом этаже – сберкасса и какие-то конторы, на втором – квартиры преподавателей училища.

– Вон он, твой Дом крестьянина, – водитель указал рукой.

– Знаю.

Подхватив чемоданчик, Крокотов выскочил из кабины и, махнув рукой шоферу, направился к двухэтажному бревенчатому дому с высоким крыльцом и тремя вывесками: «Хлеб», «Обувь» и «Дом крестьянина».

Места в Доме крестьянина были. Кроме Крокотова как раз заселялся еще один постоялец, судя по виду – из городских. Светло-бежевый костюм – «пара» – коричневые кожаные сандалии, шляпа, рубаха с узеньким галстуком. Остренькая «чеховская» бородка, усики, тонкие губы… Интеллигент! Можно было бы назвать пижоном, кабы не возраст – немолодой уже, верно, Крокотову ровесник. Да нет – пижон! Вон как с девчонкой-администратором заигрывает!

– Ах, Леночка, какие же красивые у вас тут места!

– Тут у нас и охота, и рыбалка, и ягоды скоро пойдут! – милая блондиночка с косами широко улыбнулась в ответ.

– Ах, не зря мне здешние места порекомендовали. А полдома-дом тут у вас никто не сдает? Так, недельки на три… Ого! – тут «пижон» заметил Семена, скривил доброжелательно губы в улыбке, кивнул: – Мельников Михаил Петрович, инженер и… ботаник-любитель. Гербарии собираю, здесь их – непочатый край!

– Крокотов Семен… из деревни мы.

– Очень приятно! О, да тут и кроме нас уже постояльцы есть. Вон вещи-то… А, Леночка?

– Да, товарищи, – юная администраторша одернула модный, с накладными карманами пиджачок, накинутый поверх платья. – Тут еще с вами двое заготовителей из райпотребсоюза. Люди приличные.

– И мы – приличные, – Мельников подмигнул девушке и, хохотнув, повернулся к Крокотову: – Идемте. А что, Семен… как вас по батюшке?..

– Иваныч.

– А что, Семен Иваныч, «пулечку» вечерком не распишем? С товарищами из райпотребсоюза?

– Чего?

– В картишки, говорю, перекинемся?

– Это можно. Но лучше – в домино.

– В домино так в домино, – махнул рукой инженер и уселся на свободную койку. – Ну что, распаковываем чемоданы?

Вечером играли. В преферанс умели не все, потому сошлись на более простом варианте – «козле». Соседи – товарищи из райпотребсоюза – оказались молодыми и компанейскими, на четверых раздавили поллитровочку под вареные яйца, плавленый сырок и пироги с рыбой. Хоть и запрещено строго-настрого, а все же за знакомство как не выпить? Тем более с такими-то приятственными людьми? Но – интеллигентно все, под разговоры за жизнь и без всякого особого шума.