телеги сами бегут и в небе эти…
– Вертолёты! —
Агафья ему подсказала. —
Ну, об этом и я не знала,
а изб у нас было много,
насчёт пехоты не помню что-то.
Сама давно в миру я не живала,
что там и как уже позабыла.
– Значит, мы с тобой, бабуля, с одной сказки?
– Нет, мой милый, не строй глазки!
Тебе одному в своё царство
как-нибудь надо верстаться.
Я ведь здешняя, живая,
ты ж весь светишься. Не знаю
как тебя обратно и вернуть.
Надо б мне немного отдохнуть, —
и тут же старушка уснула.
Печурка тихонько вздохнула
и шепнула богатырю:
– Прыгай в меня, помогу!
– В огонь? «Да прям в кострище,
а как станешь ты пепелищем,
так в сказку свою и вернёшься.»
– Ай, жизнь не мила! – берётся
королевич за дверцу печи
и в пекло прыгает! Не кричи,
сгорел богатырь дотла.
Тут проснулась Агафья, сама
дровишек в печурку подкинула
да вслед за служивым и сгинула.
Искали с тех пор Агафью:
– Нет её, сгинула нафиг! —
геологи хмуро кивали.
Журналисты статейки писали:
«Лыкова свет Агафья
съела подаренный трафик.»
Но людям до этого не было дела,
они на работе ели
свои с колбасой бутерброды
и думали о пехоте,
о машинах, домах, вертолётах,
о дальних военных походах.
Глава 3. Богатырь и Агафья в совсем далёком будущем
Герои ж наши приземлились в царство,
где вовсе не знали барства,
и не было этих … людей.
Проникли они в мир зверей.
Там медведи сидели на троне,
ёлки тоже считались в законе
и издавали указы:
– На ёлки, ели не лазить!
К ним лисы ходили с подносами
с очень большущими взносами:
медок несли и колышки —
вокруг елей ставить заборишки.
А зайцы так низко кланялись,
что их глаза землёй занялись:
всех жучков вокруг ёлок вывели
и листву опавшую вымели.
Ай да хорошее было то царство!
Про людское писали барство
длинные мемуары:
«Жили людишки, знаем,
но было дело, вооружились,
сами с собой не сдружились
и прахом пошли, рассыпались!
А мы от их смрада одыбались
и закон подписали дружно:
люд дурной нам больше не нужен!»
* * *
Ну так вот, богатырь огляделся,
на старушку покосился, отвертелся:
– Ты ж гутарила, что не из сказки?
– Нет, не строй, служивый, глазки,
а давай-ка хибару руби,
будем жить тихонько. Не свисти,
а то черти быстро нагрянут!
Богатырь на лес ещё раз глянул
да поставил Агафье хибару,
печь сложил, в ладошки вдарил:
– Пошёл я, бабуся, отсюда,
надо мне идти, покуда.
– Эй, сынок, а вырежь мне иконку,
без неё никак! Вали вон ту сосёнку.
Сосна корявая оказалась,
дюже долго с жизнью прощалась,
застонала она, заскрипела:
– Пожалей! «А мне какое дело!»
– Знаю я твою кручинушку-беду.
Не губи, домой дорожку укажу.
Интересно стало Бове:
– Ну трещи, путь тут который?
– Тебе надо бы дойти до медведей,
они цари-ведуны и бредят
тайнами да ворожбою.
Мишки тайные двери откроют
в мир твой прошлый да грозный.
– Это разговор уже серьёзный.
Ладно, стой стоймя, лесная,
а я иконку бабушке сварганю
из берёзовой бересты.
Сделал: «На, Агафьюшка, держи!»
* * *
Схватила старушка иконку
и стала жить долго, долго
в этом царстве зверей
те уж привыкли к ней,
мёд катили к избушке бочками,
спелую тыкву клубочками,
а Агафья им песни пела
да за общим столом сидела.
Зайцы кланялись ей, было, низко,
но запустила в них Лыкова миской.
С той поры обнаглели зайчата,
разбрелись по заячьим хатам,
окучивать ёлки отказываются.
Зачахли ели. Разбрасываться
семенами пошли тополя.
– Смена власти! – среди зверья
поползли чи сплетни, чи слухи.
Но к слухам медведи глухи,
потому как королевич Бова
пировал с ними день который.
Весела была, скажу я вам, гулянка:
скатерти на столах самобранки,
на них яств земных, ой, немерено!
Медовуха бочками мерена,
по усам у Бовы стекает.
А медведи гостю байки бают.
Вот так тридцать лет и три года
песни, пляски, текли хороводы
вокруг Бовы и длинных столов:
промывание, то бишь, мозгов!
А когда в голове стало пусто
у королевича, квашеная капуста
заменила все блюда:
съесть решили парнишку, покуда
он разжирел да обмяк.
И причина нашлась: «Так как
вооружён богатырь и опасен,
а по сему лес наш прекрасный
надлежит уберечь от народа!»
Точка, подпись: Природа.
И как водится на белом свете,
если есть богатырь, то его дети —
лишний довесок к сказке,
поэтому мы не потратим
на них ни единого слова.
Сжечь решено было Бову!
Звери кострище соорудили,
королевича быстро скрутили,
к столбу позорному привязали
и откуда-то спички достали,
да подпалили как бы случайно.
– Вот те и вся наша тайна! —
косолапые дружно хохочут,
птицы на ветках стрекочут.
Горит богатырь дотла!
Плачет Природа сама.
* * *
А королевич в свою сказку опускался,
дух его обратно в атомы сбирался,
мозг на место потихоньку вставал:
– Лишь бы мой народ меня признал!
В народе его ждали не дождались,
по хатам искали, плевались.
Не найдя, вздохнули облегчённо:
– Кончился век богатырский, почёстным
пирам даёшь начало!
Только жалобно Настасья кричала.
Да кто ж её, Настасью, будет слушать?
Народ брагу пил, мёд кушал.
Но богатырь всё же вернулся.
Николай умом перевернулся,
Забава Путятична в рёв,
а Настя милая не разберёшь:
то ли плачет, то ли смеётся.
Ведь жёнам больше всех достаётся,
когда у мужчин веселье:
война или глупо похмелье.
Вот и сказке нашей КОНЕЦ.
А ты знай теперь, что есть гонец
между небом и землей
королевич Бова мой!
О том, как богатыри на Москву ходили
Новая сказка, новая ложь:
где быль, где небыль не поймёшь.
Глава 1. О том, как наши ели во Кремле засели
Вот такое у сказки начало:
