Анастасия опять медитировала, что-то рассматривая за спиной сидящей впереди подруги. Эльмира проследила за взглядом девушки и медленно помахала рукой.

– Эй, – ласково сказала она. – Проснись.

Самое главное, что Анастасия действительно словно грезила наяву. Она подсознательно, сама того не желая, вызывала в памяти те события, что с ней происходили за последние несколько лет. Господи, зачем ты меня мучаешь? – подумала Анастасия. – Я же ни в чём не виновата. Или виновата? Но в чём?

– Что с тобой? – спросила Эльмира. – Я совсем тебя не узнаю. На тебя так повлияло то убийство?

Анастасия искоса посмотрела на подругу. А вот интересно, – подумала она, – как бы Эльмира отреагировала на такие письма из прошлого. Так же хладнокровно, как и на всё остальное? Или просто Эльмира не сталкивалась с тем, с чем столкнулась Анастасия в Женеве. Хотя с еёто историей…

– Нет, – сказала девушка, – убийство тут не причем.

Просто так много всего навалилось.

– Не поделишься? – спросила Эльмира. Она никогда не спрашивала из праздного любопытства или из тяги к сплетням и пересудам. Если Эльмира для чего-то спрашивала, то она действительно хотела помочь.

– Даже не знаю, с чего начать. Эльмира пододвинулась ближе.

– Давай сначала, – посоветовала девушка, – сначала всегда легче.

Анастасия вздохнула.

– Так вот сначала, – сказала она, – позавчера я встречалась с Александром, мы вместе ужинали, а потом я поехала домой. У меня болела голова, я не стала брать машину…

Рассказывая сейчас Сабуровой всю историю, Анастасия с внутренним ужасом заново переживала эти моменты. Весь шок произошедшего тогда Анастасия почувствовала почему-то только теперь, как будто кто-то блокировал её чувства до разговора с Эльмирой.

…Я пришла домой и увидела на тумбочке конверт, – продолжала Анастасия, – в этих листах была часть моего электронного дневника. Я писала его во время учебы в Женеве.

Эльмира смотрела на Анастасию прямым взглядом, стараясь ничего не упустить из того, что говорит собеседница. Анастасия не стала рассказывать про то, как забирала машину. Эльмира подняла палец.

– Стоп, – сказала она, – что ещё было в пакете? Анастасия стала вспоминать: веревка, молоток. Больше она ничего не видела, так как все её мысли занял выпавший конверт.

– Я не знаю, что мне делать, Эльмира, – подвела итог своей истории девушка, – меня кто-то обкладывает. Со всех сторон. Подбрасывает мне вещи, напоминающие мне о том, что я хочу забыть. Читает мои мысли. К чему-то меня подталкивает.

Эльмира отодвинула от себя суповую тарелку.

– Я не помню, в каком произведении, но в каком-то классическом, – сказала она, взяв в руку солонку и посыпая ее содержимым внушительных размеров стейк. Эльмира при любых ситуациях не теряла двух вещей: стиля и аппетита. Эти два свойства позволяли Сабуровой оставаться спокойной и уравновешенной.

Сидевшая же напротив Анастасия, которая, кстати говоря, ограничилась только супом, сидела в предгипнотическом состоянии, практически ни на что не реагируя.

– Так вот, – продолжала Эльмира, – там один человек изобрел нечто революционное, и его люди, которых он считал своими друзьями, стали гнобить его пополной. Вплоть до самоубийства.

– Похоже, – сказала Анастасия, – только я ничего революционного не изобретаю. Я ведь просто администратор в пансионате и только.

– Это неважно, – сказала Эльмира, – симптомы те же.

И потом, все это уже с тобой происходило однажды.

Анастасия кивнула.

– Ты права, – медленно расставляя слова, сказала она, – те, кто меня окружает, предстают в совершенно ином свете. Я начинаю подозревать в коварстве всех, кто мне дорог. Все изменились. Я сама меняюсь. Эти сны, видения о прошлом. Как будто кто-то подключается ко мне и заставляет меня видеть их. Переживать все заново.

Эльмира снисходительно улыбнулась.

– Это бывает, – сказала она, – та история, что приключилась с тобой и твоими друзьями, знаешь, такое совсем не просто пережить, но ведь ты пережила тогда. Переживешь и теперь. Ты сильная, может, ты сама не догадываешься об этом, но ты сильная.

Анастасия нервно засмеялась.

– Ты обо мне всегда лучшего мнения, чем я о себе думаю, – сказала девушка.

Эльмира отодвинула в сторону тарелку и наклонилась к подруге.

– Послушай, – сказала она, – я думаю, что на тебя кто-то влияет. Очень сильная личность. Нам надо личность эту выкинуть из твоего разума.

– И как же, позволь узнать? – спросила Анастасия.

– Абстрагируйся, – посоветовала Эльмира. – Необходимо, чтобы происходящее с тобой перестало быть частью тебя, – девушка бросила кроткую улыбку, – а ещё лучше влюбись, знаешь, иногда это здорово помогает.

– Никогда не понимала, почему мужчин так возбуждают девушки в школьной форме, – философски произнесла Ксения, проводив взглядом удалившуюся ученицу.

– А!? – вздрогнул Рауш, вперив взгляд в только что закрывшуюся дверь. – Ах, да, вы правы, то есть я хотел сказать, что тоже не понимаю, все эти юбочки, гольфики, меня это совершенно не интересует.

Ксения, не удержавшись, прыснула.

– Оно и видно, – усмехнулась девушка, – теперь понятно, почему они вам ничего не сказали, странно, что вам хоть что-то удалось вытащить из этих девиц.

Рауш прищурился на неё, колкость девушки ему не понравилась. Ну и пусть, на обиженных воду возят. Если бы он работал чётче, она бы не сидела здесь четыре часа.

– Ладно, не дуйтесь, – бросила Ксения, – скажите лучше, Александр Верховский, это тот, который…

– Да, – подхватил Макс, – красавчик с рекламных плакатов, гений органической химии. Это он.

Ксения флегматично кивнула, подтверждая, что слушает.

– И где он сейчас? – спросила она. Рауш пожал плечами.

– Как будто постоянно живет здесь, – сказал оперативник, – я имею в виду, что не эмигрант. Человек публичный, известный, благотворительностью активно занимается, ну, как многие из его круга, но ничего криминального за ним не числится.

Ксения задумчиво сжала губы. Она про Верховского слышала только то, что говорили по телевизору, и насколько могла судить, этот мужчина всегда держался несколько в тени остальных представителей республиканской элиты, а чувства, желания и поступки таких людей всегда скрыты от широких глаз и иногда имеют довольно неприятную обратную сторону. Нет, подозревать Верховского в чём-то, конечно, было, ну, по крайней мере, опрометчиво, но Ксения привыкла к любым, самым фантастическим поворотам, и возможную связь Верховского и пропавших девочек она должна была проверить, к тому же Верховский был из той же тусовки, что и Левицкий, а значит, мог его знать.

Закусив губу, Ксения достала из кармана утепленной жилетки телефон и бегло напечатала сообщение для Кристины, с вопросом, что та знает об этом Верховском. Левонова, очевидно, сейчас была на пути в Кранцберг. Они нарочно договорились ехать раздельно, чтобы не показывать общую связь. По крайней мере до поры. Ещё Ксения ждала от неё информацию о таинственной журналистке, которая весьма заинтересовала Авалову. Ксения из опыта знала, что независимой журналистики, как и независимой политики, не бывает в принципе, поэтому её занимал вопрос, кто же отправил эту Ольгу Касаткину на встречу «Лиги честности» и для чего?

Дверь в класс открылась и вошла средних лет женщина с короткой стрижкой в деловом костюме, который был сходен с деловым костюмом директрисы, но отличался по цвету. Женщина представилась как классный руководитель и преподаватель по истории и философии.

– Я не знала, что в школах, кроме истории, учат ещё и философию, – коротко заметила Ксения.

Лицо учительницы было таким же суровым, бесстрастным и спокойным, как и у директрисы. Вот так рождаются мифы о зловещих закрытых школах, усмехнулась про себя Авалова, ещё раз вспоминая эскападу Фуко.

– Наш лицей углубленной гуманитарной направленности, – произнесла женщина, – поэтому ничего нет удивительного в том, что мы даем детям расширенные знания и соответственно требуем от них расширенного понимания.