– Ну что ты, Фрэнк, – успокаивала его Кэсси.

У нее самой глаза были на мокром месте. С переездом Фрэнка и она должна была поселиться в доме сестер на Эйвон-стрит. Из-за этого и ей теперь реже придется бывать на ферме и ездить верхом.

– Будешь навещать нас по выходным – когда захочешь. Мама тебя будет привозить – правда, Кэсси?

– НЕ ПОЕДУ Я! – завопил Фрэнк. – НЕ ПОЕДУ!

Кэсси попробовала обнять его, но он вырвался.

– Вот только тетя Юна поправится – и снова приедешь.

Фрэнк убежал от них, выскочил из дома и помчался по двору. Том вздохнул:

– Пусть успокоится, я потом за ним схожу.

– А Юна выйдет проводить его?

– Нет, Кэсси. Паршиво ей. Давай потихоньку уедем, ладно?

Фрэнк миновал коровник и побежал по полю к мостику через канаву. Он спустился под доски и, сидя на корточках, притянул к себе ветки – тут его не найдут. Он прильнул глазом к захватанному, затянутому паутиной стеклу. Человек за Стеклом корчил рожу.

– Мне придется жить с тетками, – пожаловался Фрэнк. – Так что какое-то время не увидимся. Но я скоро вернусь, тогда и поговорим. Не хочу я жить у этих дур. Эти мои тетки – дуры. Но ничего, я ведь никому не скажу, что ты тут прячешься. Никому не говорил и не собираюсь. Ты ведь не хочешь, чтобы я о тебе рассказывал?

Человек за Стеклом ухмылялся.

– Не хочешь. Вот я и не буду. Прячься тут сколько хочешь. Правда, если тебе поесть охота или, может, гостинцев каких-нибудь – придется ждать до выходных, ладно?

Человек за Стеклом все ухмылялся.

– Фрэнк! Фрэнки! Ты где, сынок? – услышал Фрэнк, как по полю к нему идет Том.

– На днях потеплеет, – успокаивал друга Фрэнк. – Все будет хорошо.

Он осторожно выбрался наружу, заботливо поправил за собой ветки и, пригнувшись, отбежал вдоль берега, чтобы выскочить в нескольких ярдах от своего потайного места. Том уже удалялся. Фрэнк появился у него из-за спины.

– Ну что, сынок, пошли в машину? Может, на плече тебя прокатить?

– Не надо, – отказался Фрэнк.

В доме на Эйвон-стрит все было не так, как на ферме. Он находился всего в нескольких сотнях ярдов от дома Марты, но, казалось, существовал совсем в другом мире. Начать с того, что сестры-близнецы содержали его в безупречном порядке. Все было по-военному начищено до блеска. Из углов, казалось, гордо попискивала сама безукоризненная чистота. И пахло тут по-другому – воском и сухими цветочными лепестками из прихожей. Хотя это давно вышло из моды, в горшках стояли цветы: высокие фикусы, пальмы, напоминавшие часовых, и папоротники.

Но Ина и Эьелин не пожалели сил, чтобы превратить кладовку в предел мечтаний маленького мальчика, как они их себе представляли. Они позаботились о том, чтобы к ним перевезли игрушки Фрэнка – теперь, расставленные по комнатке, они ждали его. Ина набрала на дешевой распродаже книжек и комиксов и выставила их на небольшой книжной полке в углу. Эвелин где-то подобрала довоенную фотографию футбольной команды в рамке – одетые в непомерно длинные трусы, футболисты, все как один, щеголяли гигантскими, подкрученными вверх усами. Когда привезли Фрэнка, страшно довольные собой сестры, все же волнуясь, предъявили ему комнату.

– Да, – произнес Том, входя за племянником вместе с Кэсси. – Скоро мы все это раскидаем, и будет классно, правда, Фрэнк?

Он хотел пошутить, но, судя по всему, у него это не получилось. Тогда он поднял глаза на фотографию, висевшую на стене.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Неплохая фотка! А что за команда?

Эвелин и Ина переглянулись. Ина сказала:

– Ты что, Том? Футбольная, конечно.

Том почесал в затылке и, чтобы больше не напортить, решил ретироваться, оставив Кэсси и Фрэнка никнуть под важными взорами старых дев-близнецов. Произошла заминка. Но поскольку ожидалось, что Кэсси останется хотя бы на несколько дней, она предложила сестрам пойти и поставить чайник – а они с Фрэнком пока распакуют вещи. Идея показалась им разумной, и близнецы ушли, как будто с этой задачей можно было справиться только вдвоем.

Так же робко, никогда наверняка не зная, что ребенку нужно, Ина и Эвелин вели себя все время, пока он у них жил. Но в этой до тошноты чистенькой, тщательно прибранной комнатке, где все было распланировано тетями-близнецами до последней мелочи, Кэсси вдруг захотелось сказать Фрэнку, что Ина и Эвелин очень добры.

– Они такие добрые, Фрэнк. Вот увидишь. Такие добрые.

Фрэнк уже скучал по первозданности, беспорядку и пахучему плодородию фермы. Сбитый с толку, он смотрел на свои педантично расставленные игрушки, аккуратно сложенные книжки, на фотографию футбольной команды в рамке и вдруг расплакался. Кэсси прижала сына к себе.

– Ну, что ты? – прошептала она и сама разразилась слезами.

Ина и Эвелин, как и их новорожденные племянницы на ферме, не были стопроцентными близнецами. Эвелин была выше, у нее было длинное, худое лошадиное лицо. Ина была коренастая, время от времени она надевала очки в черепаховой оправе, выписанные ей бездарным врачом, и тогда начинала щуриться и морщить лоб. Обе носили бесформенные платья с цветочным узором, словно срисованным с пакета для семян, от обеих разило лавандой. Но и в той, и в другой было какое-то необыкновенное очарование: оно светилось в красоте их глаз, сверкающих как блестки, пришитые к бледным, плоским лицам тряпичных кукол. У обеих глаза постоянно что-то искали, ни на чем не могли остановиться, всегда были начеку, и от этого возникало ощущение живости и бодрости. Сестры всегда бодрствовали.

Кэсси, которая не чуралась работы по дому, пока ее не одолевали грезы, теперь почувствовала себя неряхой. Парочка бродила по дому с тряпками в руках, ни на секунду не останавливаясь, чтобы спокойно поговорить, – всегда находился какой-нибудь недостаточно чистый стол, или тумбочка, или угол, который можно было подраить, хорошенько попотев.

– Хорошо бы Фрэнку сходить с нами в воскресенье вечером на Энсти-роуд, – сказала Ина, подняв подсвечник и начищая и без того блестящую поверхность полки под ним. – У него есть выходной костюм?

– Нет, – ответила Кэсси. Ей поход на Энсти-роуд был совсем не по душе, но она не знала, как его предотвратить.

– Ну что ж, Кэсси, дорогая. – Эвелин нашла на зеркале в прихожей пылинку и изничтожала ее с таким жаром, что зеркало протестующе попискивало. – Мы тут подумали, что можно съездить с ним в город и купить ему костюм.

– Отлично, – сказала Кэсси и про себя отметила, что должна будет сказать свое слово, – кто его знает, как они собираются одеть Фрэнка.

И Кэсси, и Фрэнка тяготил суровый режим, царивший в доме сестер-близнецов. Завтрак ставили на стол в семь сорок пять, а в восемь со стола уже убирали. Обычно подавали вареное яйцо или два тоста, которые можно было намазать на выбор джемом из черной смородины или медом, но только чем-нибудь одним. Само по себе это было бы еще ничего, если бы сестры, завтракавшие раньше, не стояли у них над душой. Они руководили завтраком – сунут Фрэнку вареное яйцо в рюмку, отступят на полшага от стола и следят, как он управится с трапезой. Уронит он ложку – ее вовремя подхватит Ина. Упадет на стол хлебная корочка – ее с готовностью вернет на тарелку Эвелин. С улыбкой на устах эти слуги ждали, пока не пробьет час, и уносили посуду с едва скрываемым облегчением от того, что за четверть часа, отведенную на завтрак, не случилось большого бедствия.

Режим был плох не тем, что тетки были грубы или недовольны. Наоборот, они всегда были приветливы и заботливы. Кэсси хотелось визжать.

Фрэнка от всего этого будто параличом разбило, даже плакать не хотелось. Больше всего он скучал по деревне. Там тоже был свой заведенный порядок, но он диктовался совсем другим – нужно было вовремя подоить коров, в свой час открыть скотине ворота. За завтраком никто на тебя не пялился и не замечал, что ты разминаешь яйцо вилкой. На ферме никто не начинал прибирать игрушки, стоило лишь Фрэнку отвернуться.