– Диковинные вещи ты рассказываешь, Фёдор Фёдорович. Проводишь ли меня завтра с семейством в Вершилово. Когда княжич проплывал мимо Казани с Урал камня, гостил у меня, теперь нужно ответный визит нанести, – Долгоруков опрокинул чарку и стал подниматься, – Однако поздно уже, пойду почивать.

– Покойной ночи тебе, Владимир Тимофеевич, а о визите не беспокойся завтра с утра и поедим. Футбольный матч ведь завтра, посмотришь игру интересную, что в Вершилово выдумали. Анисим проводи боярина, – позвал он слугу.

Утром из Нижнего в Вершилово потянулись десятки саней. Первыми ускакали стрельцы, не менее полусотни. Фёдор Фёдорович выделил семейству князя Долгорукого два крытых возка и сам с женой и двумя сыновьями поехал впереди. Владимир Тимофеевич отметил, что дорога широкая и ровная ни резких поворотов, ни ухабов. Занимаются, значит в Нижнем дорогами.

У въезда в Вершилово пришлось остановиться, егозе Фетиньюшке обязательно захотелось посмотреть медведей, что охраняли въезд в село. Вышли из возков, естественно и все остальные.

– Надо же придумать такое, вместо рогаток мишек поставить, – удивился князь.

– Это уже вторые мишки, – хохотнул нижегородский воевода, тоже вылезший из своего возка, – Двух первых князь Пожарский, когда летом приезжал, с собой в Москву забрал. Так Фома Андронов, мастер, что мишек вырезал, взял, да и новых сделал ещё выше и искуснее. Эти как бы ни на полсажени повыше будут.

– Понимаю я князя Дмитрия Михайловича, и себе бы таких захотел на двор, – поцокал языком Долгоруков.

Дальше начиналась улица с высокими деревянными домами под черепичными крышами. Самое удивительное, что из крыши торчало по две трубы, и из них, почти во всех домах, вверх поднимался дым. Погода стояла безветренная и ясная, и дым уносило прямиком в безоблачное небо. А потом они выехали на большую квадратную площадь. Дорога упиралась в большой храм о трёх куполах с черепичной крышей, как и все дома. Купола были обшиты листовой медью и горели на солнце. Красота. По бокам площади стояли два одинаковых кирпичных здания. Они были в два этажа и всё с теми же черепичными крышами. А рядом с въездом на площадь возвышался терем. На его пороге стоял Пётр Пожарский и призывно махал руками.

Семейство Долгоруких вылезло из возков и остановилось, крутя головами. Посмотреть было на что. Пожарский спустился с высокого крыльца и, улыбаясь, подошёл к боярину.

– Рад видеть вас в добром здравии Владимир Тимофеевич. Все ли по здорову? Как добрались?

– По здорову, Петруша. Как у тебя батюшка с матушкой, пишут ли? – князь обнял Пожарского и троекратно расцеловал его.

– Батюшка воеводой в Великий Новгород уехал, недавно письмецо прислал, слава богу, все здоровы. Прошу, гости дорогие поднимайтесь в терем, пока футбол не начался, успеем чайку китайского с пряниками откушать.

Князь Долгорукий долго себя упрашивать не стал, хотелось ему посмотреть, как выглядит терем внутри у этого непонятного маркиза. Вместе с Долгоруким Пожарский пригласил и князя Пронина с семьёй. Всего гостей набралось десять человек и потребовалось изрядно времени, чтобы все разделись и уместились за большим круглым столом.

Этот стол в первую очередь заинтересовал боярина Долгорукова. На Руси всегда вдоль стены стояли лавки и к ним подвигали при необходимости длинный стол, за которым сразу ясно кто родовитее. А здесь круглый стол и красивые стулья с резными спинками и ножками, практически как трон у Государя. А судя по резьбе, так и красивее будут. В красном углу висела не одна икона, а целый иконостас и одна другой краше. Особенно выделялась икона с Богоматерью. Князь истово перекрестился, оценивая красоту икон. Он таких и не видывал.

Между тем Пётр пригласил его сесть прямо под иконами, а рядом по правую руку поместил князя Фёдора Фёдоровича. Остальные гости усаживались, как хотели.

– Анька, заносите, – приказал княжич и сам уселся напротив двух князей.

Вот тут у Владимира Тимофеевича глаза на лоб и полезли. Вместо обычных сенных девок в комнату зашли три турчанки в национальных одеждах, все увешанные цепями и браслетами. Сколько же на них золота? Но взгляд почти сразу переключился с турчанок на подносы, которые они поставили на стол. Подносы были чёрного цвета и на них горели небывалой красоты цветы. Таких цветов не могло существовать, если только в далёких заморских странах. Цветы были как живые, казалось, стоит протянуть руку к подносу и можно взять один из цветов. На подносах стояли чашки с изящной гнутой ручкой на маленькой тарелочке. И чашки и блюдца были неимоверной белизны, и на них были синим цветом выписаны картинки природы. Зимние виды речушки или заснеженные ели. На всех одиннадцати чашках картины не повторялись.

Турчанки споро сняли с подносов эти великолепные диковины, поставили перед каждым гостем и уплыли вместе с подносами, а через минутку появились снова. Теперь у каждой на подносе стоял непонятный кувшинчик с трубкой носиком. Девушки взяли эти кувшинчики и стали разливать по чашкам жидкость цвета стоялого мёда. По горнице распространился цветочный аромат. Разлив чай турчанки снова уплыли. Как только они могут так ходить? В третий раз на подносах были такие же белые с синими узорами вазочки с мёдом внутри и пряники. Девушки составили всё это на стол и исчезли. Потом одна появилась, неся большое блюдо из того же фарфора, на котором был нарезанный на тонкие ломтики сыр.

– Угощайтесь, гости дорогие, этой китайский жасминовый чай. В вазочках мёд, в блюде сыр, – предложил хозяин.

Князь Долгоруков смотрел на стоящее, на столе и не мог себя заставить прикоснуться к чашкам. Он понимал, сколько это стоит. Если все его имения продать, то вряд ли и на половину денег наберётся. Разве можно из «этого» пить. Князь Пронин и обе княгини вели себя соответственно. Хорошо хоть дети разрядили обстановку, они о деньгах не думали, намёрзшись за поездку, они с радостью бухали в чашки мёд и, разболтав ложечками, принялись пить и закусывать пряниками и сыром. Сам Пожарский взял чашку и тоже спокойно попивал ароматный напиток. Пришлось и князьям взяться за тоненькие ручки чашек.

– Это твоя новая диковина? – спросил у Пожарского Фёдор Фёдорович, – Фарфор?

– Да, научились мы делать фарфор не хуже китайского. Царю батюшке я на Рождество и на Крещение такие сервизы послал, отцу с матушкой тоже. Теперь вот продавать начну. Думаю, гости заморские всё золото с Европы вонючей сюда свезут.

– Почему же он вонючая, – поинтересовался, отхлебнув первый глоток Долгоруков.

– Так им священники ихние мыться запрещают. Вот они и ходят годами грязнущие и потные. Дикие люди, – пояснил княжич.

– А твои-то как немцы? – не поверил князь.

– Приехали все во вшах и блохах, как барбоски, пришлось всех с одеждой в баню гнать и только потом в дома пускать. А потом ещё три месяца к бане приучать. Сейчас они уже и сами Европу вонючей называют.

– Чудно. Как же это не мыться годами? – всплеснула руками княгиня Долгорукова.

– Их священники говорят, что при крещении на них благодать сходит Господня, а если вымыться, то всю благодать смоешь, – усмехнулся Пётр.

Угощения были съедены и гости стали собираться на футбол. Опять набежали турчанки, помогая княгиням и княжнам одеться.

– Откуда у тебя Пётр Дмитриевич эти басурманки? – хмыкнул боярин.

– У казаков из рабства выкупил. Пожалел. Теперь и не знаю, что с ними делать, – махнул рукой княжич.

Футбол Владимиру Тимофеевичу понравился.

– Не знаю уж, куда меня Государь отправит воеводой, но я там такие, же игрища заведу. Ты Пётр Дмитриевич, напиши, как в этот футбол играть надо.

Княгиня Долгорукая всё это время посматривала на старшую дочь. Глянулся ли ей это юноша. И судя по тому, как краснела Марьюшка при встречи взглядами с Петрушей, поразил он девичье сердце. Может и даст господь за Петрушу Марьюшку пристроить. А то ведь уже двадцать годков девке, иные-то в её годы уже по три ребёночка имеют.