Первым делом он внимательно огляделся. Он был ближе к берегу Миссури, хотя и до него, как ему казалось, много миль, и он стремительно отдалялся от моста. Он погреб обратно. Он плыл и плыл, периодически бросая взгляд на берег и с ужасом думая, что ему никогда до него не добраться. Порой его охватывало ощущение, что он вообще не продвигается вперед, а барахтается на месте. Потом ему начинало казаться, что берег даже отдаляется, и он падал духом. Но тут в мозгу снова вспыхивали картины его жизни, и он принимался грести еще упорнее, стремясь к своей цели.
Примерно через час после падения в реку он наконец выплыл к береговой линии, но тут его ждало новое испытание. Берег был в высоту не больше пяти-шести футов, зато поднимался практически вертикально. Тома захлестнуло отчаяние. У кромки собралась мутная каша из обломков древесины, через которую Тому пришлось продираться, чтобы вступить в неравный бой с крутым берегом. Он хватался за корни деревьев и кустов, раз за разом, когда очередная импровизированная опора не выдерживала его веса, с плеском падая обратно в воду. Минут через двадцать, после нескольких неудачных попыток, он все же одолел скользкий подъем. Выбравшись наверх, он упал лицом в грязь и зарыдал – никогда еще он не чувствовал такого опустошения. Когда к нему вернулась способность мыслить, он вспомнил о Джулии и Робин.
«Надо позвать на помощь, – думал он, с содроганием глядя на крутой берег и мощное течение реки. – Надо срочно кого-нибудь привести».
Том с трудом поднялся с земли и побрел через лесополосу. Падая с моста, он сломал правое бедро, все его тело покрывали ссадины и синяки, но осознать это ему не давал адреналин. Кроме того, выбравшись на сушу, он вообще перестал обращать внимание на свои ощущения – он даже не испытывал боли. Он шел напролом через густой лес, стараясь держаться перпендикулярно реке и надеясь выйти на дорогу. Глаза уже адаптировались к темноте, но обессилевшие руки тряпками висели по бокам, и Том даже не пытался защитить ими мокрое грязное лицо от острых веток.
Через сотню ярдов он вышел из леса к полю. Невдалеке виднелись какие-то склады и небольшой пруд. Обогнув его, он обнаружил железнодорожный путь, с одной стороны забранный решеткой. Двигаясь вдоль пути, он через несколько минут выбрался на Ривервью-Драйв, возле входа в гидроузел Сент-Луиса. На шоссе горели фонари, но ни людей, ни машин не было. Том ходил туда-сюда в надежде на помощь. Мимо него проехало, не останавливаясь, две-три машины: очевидно, водители испугались грязного оборванца, который подпрыгивал на месте и отчаянно махал им руками. Завидев на дороге тягач с прицепом, Том вышел на проезжую часть, закрыл глаза и поднял руки над головой. Водитель фуры затормозил, озадаченно моргая при виде освещенного фарами чумазого парня. Том подбежал к водительской двери и задрал голову к сидящему за рулем мужчине. Слова и мысли путались, и он вдруг понял, что не знает, как объяснить этому человеку, что случилось.
– Нам нужна помощь, – наконец сказал он измученным голосом. – Моих сестер изнасиловали, нас сбросили с моста. Пожалуйста, им нужна помощь. Помогите!
Мужчина ошарашенно уставился на него и даже приоткрыл рот – то ли от удивления, то ли от недоверия.
– Ладно, стой здесь, я вызову полицию, – произнес он.
Том поблагодарил водителя, проковылял к обочине и стал ждать. Вскоре задние огни фуры скрылись из виду. Стоя у дороги в лунном свете, один, в полной тишине, Том вдруг сообразил, что он на Ривервью-Драйв, точнее, на обочине Ривервью-Драйв, вблизи которой те четверо парней, скорее всего, припарковали свою машину, а значит, представляет собой идеальную мишень. Они в любую минуту могли проехать мимо, убедиться, что не довели дело до конца, и пристрелить его, как и обещали. Ему вообще повезло, что он не попал на них, когда пытался остановить машину. Тому стало страшно; судорожно дыша, он отступил в тень и стал наблюдать за дорогой, сжимаясь от ужаса каждый раз, когда мимо, светя фарами, проезжал автомобиль. Он нервно озирался по сторонам в поисках более надежного укрытия. Обочина поросла высокой травой, сейчас влажной от росы, но промокшему до нитки Тому было уже все равно. Он устроился в травяных зарослях, прямо под висящим на ограждении стоп-знаком. Здесь, в тени ограды и в паре ярдов от освещенного фонарями шоссе, он чувствовал себя безопаснее.
Шли минуты, проезжали редкие машины, и уже Том начал беспокоиться, что дальнобойщик проигнорировал его просьбу. Возможно, он и не думал вызывать полицию, а покатил себе дальше в Талсу, или в Альбукерке, или куда там он направлялся… Том решил подождать следующего грузовика и, завидев его, выскочил из своего укрытия на дорогу. Он повторил свою невероятную историю еще одному удивленному дальнобойщику, и тот предложил подбросить его до ближайшего таксофона. Том ответил, что лучше дождется полицию здесь. Водитель пообещал позвонить из первой же телефонной будки. Том поблагодарил его, вернулся к ограждению, нашел примятое место в траве и вновь затаился там.
Убедившись, что Робин, Джулия и Том прыгнули в реку и, вероятно, погибли, Ричардсон вернулся к стоявшему у него за спиной Клемонсу, и оба выбрались через люк на верхний настил моста, где остались Грей и Уинфри.
– Они трупы. Я хорошо им наподдал, – радостно сообщил Ричардсон и повернулся к Грею, ища одобрения у старшего товарища. Тот улыбнулся, кивнул и похлопал Ричардсона по спине, словно новичка, успешно прошедшего обряд посвящения.
– Молодец, Тони, горжусь тобой, – сказал Грей довольному Ричардсону. – Ладно, сваливаем.
Грей предложил съездить в Олтон, что в Иллинойсе, забраться на гигантский валун, который местные звали Стулом, посидеть там и полюбоваться на реку. У них еще оставался последний косячок, да и погода стояла приятная, хоть и прохладная. На Еву, которую он еще несколько часов назад обещал отвезти домой, Грей уже плюнул. К тому же он догадывался, какой скандал ждет его дома, и не горел желанием туда возвращаться.
Трое из четверых приятелей пустились в обсуждение ближайших планов, а вот Уинфри занервничал. На самом деле он до самого конца не верил, что его новые друзья действительно убьют тех ребят. Да, он участвовал в изнасиловании, караулил Тома и держал за плечи девушек, прижимая их к земле, затыкал им рты и закрывал глаза. Ему даже понравился прилив адреналина и сознание чистой незамутненной порочности происходящего. При этом он не уставал повторять себе, что сам никого не насиловал – единственный из четверых; впоследствии именно это обстоятельство он особенно выделял, объясняясь со своей девушкой. Но сдерживала его не жалость и не страх, а скорее тот встроенный внутренний ограничитель, который не позволяет человеку стать насильником. До сих пор он думал, что подобный ограничитель есть у каждого, кто считает себя нормальным. И гнал от себя мысли о том, что новые приятели явно были его лишены. После всего, что произошло, Уинфри не на шутку перепугался. Троица обсуждала поездку в Олтон, на Стул, а Уинфри не мог избавиться от страха, как бы вскоре не оказаться на совсем другом «стуле». Судьба Джулии и Робин, прямо сейчас тонувших в реке, его нисколько не волновала – он боялся того, что только что стал соучастником убийства. Одним словом, Уинфри запсиховал.
– Я не при делах, – повторял он, как заведенный. – Я не при делах, я ничего не делал.
Остальные над ним только посмеивались. Четверка дружно устремилась по мосту в сторону Миссури, где они оставили свои машины. Их подстегивал кипевший в крови адреналин и инстинкт самосохранения, велевший как можно скорее покинуть место преступления. По дороге они заехали на заправку за бензином, сигаретами и сэндвичами. Платил Ричардсон – деньгами, отнятыми у Джулии и Робин. Он кинул Уинфри пачку сигарет и раздал всем сэндвичи. Уинфри, сидевший на пассажирском сиденье в машине Грея, тут же дрожащими руками достал и закурил первую сигарету – за эту ночь он прикончит почти всю пачку. Он по-прежнему бормотал: «Я не при делах». Он смотрел на приятелей, которые устроились на капотах машин, болтая и поедая сэндвичи, и в животе у него бурлило. Затем все четверо доехали до Олтона, забрались на Стул и раскурили последний косяк. Они сидели под луной на высоченном валуне и любовались мощным течением Миссисипи.
