И, наконец, специалисты первой категории считались полностью самостоятельными, способными воплотить в жизнь любой проект, пользуясь услугами Мастеров более низких категорий. Оплачивалась высшая категория соответственно рангу – по максимальной ставке.
Но кроме категорий, зависящих от таланта и упорства в процессе обучения, будущие Мастера должны были определиться с направлением развития своих возможностей. А направления спец обучения и, соответственно, факультеты после второго курса могли быть самыми разными: архитекторы, строители, механики, оптики, машиностроители, мебельщики, автодорожники, железнодорожники. Специалисты по радио, приборостроению, швейным и печатным изделиям, стрелковому оружию, системам трубопроводов, зданиям и сооружениям, мостам и даже игрушкам. Особенно почетным считалось обучение на отделении артефакторики, которое заканчивала Паула.
Ибо артефакты занимали важное место в жизни населения всех стран. Если родовые относились к разряду «неизвестно откуда взялись, но вечные и чуть ли не живые», способные по слухам как-то мощно усиливать способности семьи-владельца, которых простые граждане почти никогда и не видели, то с рабочими и личными артефактами дело обстояло по-другому. Рабочие, они на то и есть рабочие: одинаковые, всем доступные, обезличенные, стандартные как гвозди – какой из упаковки вытащишь, такой в дело и пойдет. А вот личные… почти все они были индивидуальными. И кисти для художников, и инструменты для музыкантов, и усилители для спортсменов, и защитные для желающих ею обзавестись, и косметологические артефакты плюс те, которые создавались для поддержания здоровья, и многие другие – все они делались «под» заказчика. И цена им была не такая как обезличенным рабочим деталькам, а намного выше… Часто почти запредельная…
И тем, кто умудрялся не просто повторить старые достижения, а придумать новые изобретения, присваивался дополнительный ранг – Творцы. И право вписать свое имя в историю, навсегда закрепив его в названии сотворенных изделий. Что очень раздражало тех, кто подобного отличия не удостоился. Бодания Мастеров и Творцов настолько давно стали чем-то привычным и повседневным, что никто даже не удивлялся их очередным схлёстываниям. Творцы в общем-то где-то даже обоснованно хвастались, указывая, что именно от них зависят нововведения и прогресс в конструкторской области. На что обычные Мастера резонно напоминали, что их творческие прорывы – штука нечастая, непредсказуемая и не всегда нужная бóльшей части населения страны. В то время как именно от основной массы может и не творческих, но старательно трудящихся Мастеров как раз и зависит нормальное, стабильное функционирование механического обеспечения привычного существования простых и не очень простых граждан…
И каждая из этих точек зрения имела полное право на существование. Поэтому самые мудрые благоразумно помалкивали и в эти распри не влезали.
Зато отдельно недовольны были те, чьи способности к плетению потоков сил оказались не выше второго уровня, или отсутствовали вообще, и чьим уделом в результате стал монотонный труд: либо по ежедневному «подпитыванию» городских и сельских механизмов, либо вообще ручной и малопроизводительный. Такие «пустышки» априори не любили ни Мастеров, ни Творцов.
Приятные исключения среди обделенных доступом к силе случались. Нечасто, но случались. Звание Творца можно было получить, и не имея ранга Мастера. Но исключительно в сфере искусства. Художники, писатели, музыканты, актеры, режиссеры – все они полагали себя принадлежащими к истинно творческим людям, по определению стоящим над теми, кто мог похвастаться владением силой, но не обладал даже каплей таланта. Эти считали правильным презирать всех, кто не сумел доказать собственную признанную неповторимость.
А некоторые еще умудрялись неприязненно относиться к выходцам из соседних союзных образований. Сама Хельветская федерация объединяла четыре основных языковых и культурных региона – кантоны Диттер, Галлен, Лайтин и Романш. И население в свою очередь относилось к одной из четырех основных национальностей – дитши, гальши, латиши и романши. Так вот, всегда находились те, кто полагал, что именно представители конкретно их национальности и есть тот самый цвет, свет, сливки и элита. И вели себя соответственно, старательно задирая носы перед соседями по стране.
Что интересно, даже в ВКУ случалось соперничество между будущими Мастерами сходных специальностей, когда речь заходила о подписании контрактов с будущими работодателями. Действительно, почему из двух равных по силе студентов следует выбрать его, а не меня? Я всяко лучше! Дело могло дойти до громкого выяснения отношений и даже до драк, которые наказывались отработкой, но совсем жестко не пресекались, видимо, преподавательский состав понимал, что проще дать студентам возможность стравить пар в потасовках, чем ждать неких менее приятных, но более серьезных подстав. Выбор-то делать всяко не им.
Хорошо, что Паулу подобное соперничество практически не коснулось, поскольку, начиная с третьего курса она уже работала над индивидуальными артефактами. Ей нравилось делать миниатюрные изделия, которые легко прятались под одеждой или маскировались под украшения, но тем не менее исправно выполняли возложенные на них задачи: придавали владельцам более молодой и привлекательный вид, поддерживали и стимулировали изношенное сердце, защищали от лишнего вмешательства в личное пространство… Каждый раз, получая лист с конечными условиями, она испытывала азарт: что на сей раз? Возможно ли вообще воплотить запрошенное? Сумеет она или не сумеет? Пока марку удавалось держать высоко, и никто не сомневался, что уж у кого, у кого, а у Паулы в дипломе точно будет стоять дополнительный ранг – Творец. И предложений по будущему месту работы она уже получила не одно и не два, а куда больше десяти, только вот принимать их не торопилась. Отец поддерживал ее в стремлении работать на дому, а не убиваться в мастерской работодателя, потому и на все поступившие предложения следовало прохладное обещание подумать…
А некоторые в стремлении обеспечить себе Мастеров и тем более Творцов шли дальше и не стеснялись студентам и студенткам с высоким потенциалом предлагать не контракт, а сразу брак, чтоб хоть так привязать их к своим предприятиям. Это благодаря помолвке Пауле почти не приходилось выслушивать брачных предложений. Разве что их однокурсник Юстус периодически вился вокруг и неоднократно намекал на возможность сменить скучного Варта на веселого себя. И Пауле с Вартом еще повезло, что они проживали в столице и на каникулах и выходных могли возвращаться к родителям на улицу Лимонного дерева, в отличие от большинства иногородних, остававшихся скучать в общежитии ВКУ, потому что до родных им было добираться долго, далеко или дорого.
И многие из тех, кто был родом из провинции и кого не устраивало возвращение к семье, соглашались на такие брачно-договорные предложения. Ну, а что? Биарн, между прочим, являлся столицей не только кантона Диттер, но и всей Хельветской федерации. И получить возможность остаться здесь, и не ехать обратно в какой-нибудь заплесневевший Лугорь, да еще обеспечить себе статус пары… что в этом плохого?
Ничего. Только это все-таки было похоже на выставление себя на торги… и жизнь в клетке. И Паула втихомолку радовалась, что ей не придется как им продаваться за брачную гривну. Она выйдет замуж за любимого.
А потом Герда Шустер погибла. Обстоятельства ее гибели оказались настолько странными и даже нелепыми, что все газеты не упустили возможности их лишний раз обсудить и помусолить. Дело в том, что однажды по решению Комиссии по популяризации современного искусства на площади Корнхаус была установлена экспозиция зонтов. И добро бы обычных, так нет! Это была выставка того, как современные дизайнеры представляют себе зонт. Количество участников не ограничивалось, но подать на конкурс разрешалось только одну модель. Жителям предлагался вариант именного голосования за понравившийся экземпляр, а победителю была обещана денежная премия.
