— Кирилл, у меня очень болит живот. Мне срочнл нужно в больницу, — я еле разбираю, что она говорит, голос такой тихий и слабый. В уголках глаз блестят слезы. Мне почему-то становится страшно.

— Поехали. Я отвезу, — как хорошо, что я ничего не пил, и, что догадался взять машину в аренду, думаю про себя.

Она кивает, я беру ее за руку, она вся дрожит.

Мы выходим в прихожую, я быстро одеваюсь, а потом без труда нахожу ее пуховик, он такой яркий, его сложно пропустить.

— Возьми мою сумку, вон та серебристая, — к моему счастью она лежит на самом верху. — И черные ботинки.

Вот с обувью приходится сложнее. Алиса стоит, прислонившись к стене, и не очень помогает мне в поисках обуви.

— Какие? — тут двадцать пар черных ботинок, пока я буду их искать, время уйдет. Я просто беру ее на руки и выношу из дома.

Возле машины на секунду ставлю на землю, чтобы открыть дверь и помочь ей сесть и пристегнуться.

— Говори адрес, куда ехать? — я открываю навигатор в телефоне. Она диктует мне улицу и номер дома. Навигатор показывает, что это родильный дом. Какая-то неведомая дичь, видимо сбились настройки. Скорее всего это обычная больница. — Ехать час. Хорошо, что сейчас не будет пробок, доедем побыстрее.

Она смотрит на меня и улыбается. У меня сжимается сердце, Алиса такая бледная, как снег, видно, что это все дается ей с большим трудом. Если бы я мог забрать часть её боли себе.

— Я должна тебе рассказать. Я беременна, — голос тихий и слабый, но я все слышу.

— Ты не похожа на беременную, — это все, что приходит мне в голову. У меня перед глазами почему-то встает Ирка и ее огромный живот. Алиса выглядит такой же, как и четыре месяца назад. Я впадаю в необъяснимый ступор.

— Просто срок еще маленький, — она отворачивается к окну.

— Ты знаешь, кто отец? — теперь уже мой голос дрожит.

— Знаю, — Алиса даже не смотрит в мою сторону.

У меня внутри все обрывается. Теперь понятно, почему она избегала меня и не хотела сближаться. В ее жизни появился кто-то другой, отец ее ребенка. Если бы я не соврал тогда, Вика не взяла бы трубку, Алиса не убежала бы, не поговорив, все могло бы быть по другому. Слишком много бы. Я сжимаю руль сильнее, так что белеют костяшки пальцев. Одного я не могу понять, где этот придурок и почему его нет сейчас рядом?

Тишина становится удушающей, тайком я рассматриваю ее живот, который просто невозможно разглядеть под пуховиком. Я опоздал. Она уйдет, обязательно уйдет, уже ушла из моей жизни, только я до сих пор не осознавал этого. Все мои старые страхи вновь заполняют меня. Я поверил, что могу быть не один, что есть такой человек, находиться с которым мне легко и комфортно, что у нас может быть семья. Так она и была моей семьей, пусть не очень долгое время. Черт. Мне даже не важно, кто отец и где он находится. Эта простая мысль отрезвляет меня. Если счастье находится так близко, почему я должен отказываться от него?

— Кирилл, это твой ребенок. Твоя дочь, — она нарушает тишину. — Прости, что не сообщила раньше. Я пыталась рассказать сразу, как узнала. Звонила тебе, Ксюша тогда взяла трубку. Ты отказался со мной говорить, и я разозлилась. Мне хотелось наказать тебя. Ты так жестоко со мной обошелся, еще и отказался узнать такую радостную новость, что у меня съехала крыша. Прости.

— Алиса, это не может быть мой ребенок. Ты же пила таблетки, — у меня в голове не укладывается, с какой целью она все это говорит.

— Нет. Я всегда обманывала тебя.

Я понимаю, что я совсем запутался. Знаю только одно, не хочу, чтобы она пострадала. Я вижу, что у нее синие губы, каждое движение дается ей нелегко. Если с Алисой что-нибудь случится… Она плачет.

— Не плачь. Все будет хорошо, — я вжимаю педаль газа в пол, то единственное, что я могу сделать в данной ситуации.

— Помнишь ту историю, про мою неудавшуюся беременность?

Я киваю, из-за этого мы тогда в первый раз поссорились.

— Мне сказали, что у меня не может быть детей с такими анализами. Собственно, поэтому я и потеряла ребенка. Я была уверена, что не смогу забеременеть, поэтому не предохранялась. Получается, я тебя обманывала.

— Почему ты раньше не рассказала?

— Я боялась, что ты уйдешь. Что наступит момент, когда ты захочешь настоящую семью, а я не смогу тебе ее дать. А потом появилась Кира, и вот тогда я по настоящему испугалась. Я не могла ничего противопоставить против живого настоящего ребенка.

Я молчу, перевариваю информацию. Теперь мне становится понятно, почему она так вела себя, почему ревновала к Кире и даже, наверное, почему ушла.

— Кирилл, мне так страшно. Я не хочу потерять ее. Она живая, я чувствую, как она двигается. Даже сейчас, несмотря на боль, движение есть. Хочешь услышать? — я протягиваю руку, она кладет ее на живот. Первое, что я ощущаю, это толчок. Эмоции накрывают меня. Мой ребенок, даже подумать не мог, что вообще реально испытывать такое острое чувство любви к крохе, которая еще даже не родилась. — Я придумала имя, Эмилия.

— Красивое. Мне нравится.

Новое чувство тревоги за эту девочку, мою дочь разрывает меня. Не представляю, что чувствовала Алиса, и не представляю ее чувства сейчас.

Слезы текут у нее по щекам.

— Это все моя вина, — она смахивает их ладонью.

— Сильно болит?

— Да.

— Потерпи, осталось еще десять минут.

Я смотрю по сторонам, на улицах гуляют толпы радостных людей. На часах почти половина первого ночи. Первое января. Никому нет дела до нашей беды.

Мы паркуемся прямо у приемного покоя. Я достаю Алису из машины, несу как можно бережнее.

Медсестра, женщина лет пятидесяти, выглядит не очень довольной нашим появлением.

— Что у вас?

— Очень сильно болит живот, — я отвечаю вместо Алисы, она еле держится за меня.

— Обменная карта есть? — о чем она говорит, но Алиса, кажется, понимает ее и кивает.

— В сумке.

— Хорошо. Молодой человек, ставьте, я помогу ей дойти. Вам дальше нельзя.

Мне приходится опустить Алису на пол. Медсестра поддерживает ее и помогает идти.

— Сейчас вызову доктора, он посмотрит. Потерпи немного, — она смягчается в разговоре с Алисой.

Я остаюсь сидеть один в коридоре. Вот теперь страх полностью сковывает меня. Я остался один и ничего не могу сделать, не могу помочь, поддержать.

Она же звонила мне, хотела все рассказать. Я, как дурак, лелеял свою гордость и независимость, а еще глупые принципы. И для чего?

Время тянется так медленно. Через полчаса я не выдерживаю и иду по коридору, куда ушли Алиса с медсестрой. Последняя сидит в небольшом кабинете, и что-то заполняет в компьютере.

— Извините, что с моей женой? — мне кажется, что так больше вероятность, что она не отправит меня куда подальше. Да и это вопрос времени, чтобы ни случилось дальше.

— Она уже в отделении. Врач осмотрит и назначит лечение.

— Я могу узнать подробнее?

— Да. Звоните завтра. Я ничего не могу вам сказать.

Я плетусь обратно. Выхожу на улицу. На морозе здорово прочищаются мозги. Теперь мне остается только понять, как дожить до этого завтра.

Меня будит звук от мобильной капельницы, она сообщает, что лекарство закончилось. На автопилоте нажимаю на кнопку и только потом понимаю, что я в больнице. Вспоминаю все события предыдущей ночи и то, как мы с Кириллом ехали в приёмный покой. Живот ещё болит, но уже значительно меньше. Правой рукой нащупываю телефон на тумбочке. Семь утра первого января. Несколько пропущенных от мамы и Ленки. По очереди пишу сообщения, что я в больнице, но сейчас уже все в порядке. Просто сильный тонус, поэтому ближайшие пару дней я проведу в палате в обнимку с капельницами и лекарствами.

Я хочу позвонить Кириллу, если бы не он, не знаю, что было бы со мной. Несмотря ни на что, он очень помог мне и должен знать, что все в порядке. Я давно удалила его номер телефона, только я помню его наизусть.

Руки немного трясутся, когда набираю номер, слушаю гудки. Трубку никто не берет. Значит так, возможно он решил, что хватит с него и одного ребёнка. Он так и не сказал вчера о своём решении. Я придумываю кучу вариантов, почему он не ответил на мой звонок. Например, он просто спит, а телефон стоит на беззвучном режиме. Да, это звучит очень даже правдоподобно. На ближайшее время мне подойдёт такая версия.