– Товар сдал.

Я ему в унисон:

– Поляну накрыл, – и назвал загородную шашлычку.

Васильевны, предводительствуемые Изабеллой, выразили желание принять участие в корпоративчике, и мне пришлось внушать бандюкам, чтобы вели себя пристойно. Так и было до поры, до времени, пока за столами не зазвучали речи о недостатке женского общества. Тогда я увёз последних – впрочем, интерес был к представительницам другого возрастного поколения и профессиональной ориентации.

Утром в кабинете затеял перепалку с Билли.

– Ты что творишь? – это он мне. – Ты наркоту в Россию протащил.

– И что – не я, так другой. Это Зазеркалье, ирреальный мир. Забыл?

– Ты меняешься с катастрофической быстротой, причём не в лучшую сторону.

– А знаешь, Билли, мне эта жизнь и этот мир гораздо больше по душе, чем наш, тобой прилизанный. Готов воскликнуть – остановись, мгновение, ты прекрасно!

– Не скучно быть Богом?

– Да брось, старик, сейчас бы снял оптимизатор, но где найти такого оппонента? Больше твоих подозрений волнует вопрос – есть ли у этой России свой собственный путь развития, пусть даже через Движение. Помнишь, как Люба мечтала макнуть дядюшку Сэма в ночной горшок?

– Жалеешь, что разоружил человечество и упразднил границы?

– В той жизни мне не о чем жалеть, и есть о ком печалиться. В этой всё представляется иначе. Скажи, разве не интересно, сможет ли Движение вытащить страну из дерьма?

Диалог с Билли прервала Изабелла:

– Там посетитель.

– А где дежурный?

– Наверное, за сигаретами вышел.

– Приглашайте.

Мужчина был скорее интеллигентным, чем робким – слова взвешивал, взгляд не прятал.

– С просьбой к вам. Нет, скорее с обвинением. У меня магазин сантехники – фасанина, чугунина, фитинги, трубы. Георг Кастанян – слышали, армянстрой у нас открылся? – брал в долг по накладным, в конце месяца рассчитывался. Нет, говорит, денег – бери бартером. Муку два раза давал. Потом «жучку» подогнал убитую. Я сказал, хватит – плати наличными, в долг больше не получишь. Он: дай накладные свериться. Я без задней мысли: на, сверяйся, за тобою двадцать тысяч. Он: по субботам буду отдавать по три штуки. Девять отдал, потом пропал на две недели – в Германию мотался, «Мерседес» себе пригнал. Я говорю, гони шестерик за две субботы. Он: какой долг – я с тобой рассчитался. И накладные у него остались – в прокуратуру не пойдёшь. Может, вы поможете?

Нажал кнопку:

– Дежурный появился?

Изабелла:

– Да. Он в туалете был.

– Пригласи ко мне.

Вошедшему:

– Георга Кастаняна знаешь?

– А то.

– Пошли ребят – через полчаса, чтобы вот здесь стоял.

– Сам приедет, – дежурный достал мобильник.

Владельцу магазина:

– Вы пройдите в комнату отдыха, – и сам вызвался проводить.

Следом дежурный заходит:

– Сейчас прикатит.

Ну, сейчас не сейчас, а часок пришлось подождать.

Кривоносый плотный низенький, с могучей шеей вольного борца и широкими плечами, усыпанными перхотью, он двинулся по кругу здороваться. Протянул руку истцу, а тот проигнорировал:

– Давай ещё обнимемся.

Хитрый армян быстро смекнул, что за интерес к его персоне:

– Ты что, брат, обиделся? Да я сегодня тебе долг отдам – знаешь ведь, на «Мерс» потратился.

– Сколько должен-то? – поинтересовался я.

– Одиннадцать тысяч, – откликнулся армян. – Правильно?

Истец подтвердил.

Я Кастаняну:

– Долг вернёшь и такую же сумму в нашу кассу в качестве пени и науки впредь – делай бизнес честно.

– Хорошо, брат, – не без душевного скрипа выдавил владелец нового «Мерседеса».

– И со словами поаккуратней – какой ты мне брат, черножопый?

Кастанян набычил шею с головой и ринулся в двери.

– Неприятный тип. Как мог такому на слово поверить? – подал истцу визитку. – Звони, если что.

Дежурный вошёл:

– Босс, ЧП у нас….

Он лежал спиной на прошлогодней хвое – кулаки и губы разбиты в кровь, синева под глазом. Нудный мелкий дождь подлоснил голый торс.

– Что произошло?

– Бились честно. Витёк ему пяткой в грудь заехал – видать сердце не вынесло.

– Из-за чего?

– Из-за бабы. Тёлку делили.

Черти! Сопляки! Нашли из-за кого драться! Впрочем, мальчишки всегда дрались из-за девчонок. На лицо несчастный случай – и никакого умысла. Но разве ментам докажешь?

– Чей боец?

– Ну, мой.

– Ну, твой. Вези к мамочке – пусть оплачет. Скажи, все расходы на похороны берём на себя. Да проследи, чтоб из дома ни ногой, и телефоны отключи – не надо ей ментам звонить. Я с ней завтра поговорю.

Инцидент испортил настроение, задал уму пищу. Погода опрокинула планы на вечер – вместо парковой прогулки, растопили с Катюшкой камин и забрались с ногами в кресло. Читали Пушкина «Руслан и Людмила».

– А почему голова в поле?

– Это сказка, солнышко.

– Значит, не плавда?

– Мечта. Умеешь мечтать? Сомкни реснички, представь волшебную страну, в которой кукла Маша с тобою разговаривает. Вы гуляете, взявшись за руки, и собираете цветы.

Катюша послушно закрыла васильковые глазки и углубилась в грёзы. Улыбка тронула её губки. Потом вздрогнула и плаксиво наморщилась.

– Фу!

– Что с тобой?

– Голова плотивная….

Соловьиная трель позвала меня к сотику.

– Наташ, почитай ребёнку.

– Она так интелефно не умеет, – закапризничала Катя.

– Алло.

Звонил дневной посетитель – жалобщик на Кастаняна.

– Ну, что, не отдал Жорик долг. Со двора вытолкал да ещё сказал: «дабл ю в рот всех твоих защитников».

– Так и сказал? Странно. А мне кассир доложила: деньги он сдал – все одиннадцать тысяч. Вы где сейчас? Ждите, подъедем.

Вызвонил Лёвчика.

– Наташ, ложитесь спать, я отлучусь.

Лёвчик перемахнул ворота и открыл нам калитку. Во дворе мок под дождём чёрный «Мерседес».

– Зови хозяина, – приказал водителю.

Лёвчик забарабанил кулаком в стёкло веранды, ногой в её дверь. Потом выглянул на улицу и нажал кнопку звонка. Явился Георг, полураздетый и напуганный.

– Знаешь ты кто? – взял у Лёвчика отвёртку и нацарапал на крышке багажника «мерса» неприличное слово.

– Я…. я сейчас принесу деньги, – взвизгнул хозяин.

– Не торопись. Я покупаю твой долг, – достал бумажник и отсчитал незадачливому владельцу магазина сантехнических товаров одиннадцать тысячных купюр. – Идите в «Лексус», мы с Жориком ещё поболтаем.

– Ты кого тут в рот имел? – придвинулся к обомлевшему армяну.

– Не верьте, – разом осип тот. – Врёт он всё, врёт! Оговорить хочет.

– Поверим? – оглянулся на Лёвчика.

Тот пожал плечами – воля барская, а можно и воспитать.

– Значится так. Завтра внесёшь полста штук в кассу или конфискую твоего «мерина» – на ишака пересядешь. И запомни, хачик, за базар надо отвечать.

Наташа укладывала Катюшу, да и уснула в детской. Я пробрался в кабинет – надо было многое обдумать.

– Билли.

– Твои разборки с Кастаняном отдают шовинизмом.

– Да брось. Обыкновенный недовоспитанный хапуга, которых, к сожалению, ни мало и среди русских – причём здесь национальность?

– А словечки?

– Прости, не сдержался.

– Мне-то что от твоих извинений – я не Кастанян.

– И, слава Богу. Другое душу томит – что я завтра скажу матери погибшего парня? Его жалко, её жалко, но ведь не было злого умысла – несчастный случай в мальчишеских разборках. Оба хотели поединка, их судили. Нет, не могу я мальчишку ментам отдать – зуб за зуб не получается.

– Он должен предстать перед судом – для его же блага.

– Хорошо, – у меня мелькнула мысль. – Он предстанет перед судом высшей инстанции.

Утром в офисе вызвонил Макса:

– Ты в курсе нашего ЧП? Что предпринял?

– На кладбище всё тип-топ – могилка, оградка, памятник.

– С мамашей что?

– Пока не ерепенится.

– Я к ней, и привези туда второго поединщика.

Что говорить – горе не красит человека, а передо мной сидела печальная женщина редкой красоты. Что-то горское угадывалось в правильных чертах лица – наверное, чеченка. Заготовленные ранее слова куда-то разом запропали. Опустил вступление….