— Я здесь один, если что.

— И пьешь один? — она приподнимает бровь.

В прихожей она не заметила дамских вещей. И ничьими духами не пахнет. И на столе только одна тарелка и одна рюмка.

— Могу себе позволить, — Витя все же отмирает и садится обратно за стол.

Она напоминает, что пришла с одной целью — забрать все свои вещи. Нужно пойти, быстро все собрать и уйти. Но не может она его так оставить. Поэтому забирает у него из рук бутылку и идет к раковине, чтобы вылить это пойло. Каким бы дорогим пойло не было, пользы от него никакой.

— Поставь бутылку на место, — Витя говорит с определенной долей усталости.

— Пьют в одиночестве только алкоголики, Витя, — она отвинчивает крышку медленно.

— Тогда пей со мной, — предлагает он, занимаясь тем, что укладывает куски селедки, лоснящиеся от масла, на поджаренный черный хлеб. Мила облизывает губы, понимая, что слишком много слюны у неё во рту от этого зрелища. Но она отводит взгляд от его рук, чтобы посмотреть ему в глаза:

— Я не пью водку.

Он пожимает плечами:

— В баре осталось твое любимое вино, — и откусывает от бутерброда, и на его лицо отражается блаженство.

Засранец.

— Я приехала собрать вещи и всё. Я не собираюсь с тобой пить, — и она отворачивается, берет бутылку и выливает её содержимое в раковину.

Он молчит, не отвечает ей, а когда она проходит мимо него, чтобы уйти в спальню, то хватает её за руку и язвительно спрашивает:

— Или опять нашла повод, чтобы прийти ко мне и напроситься в гости на мой член? Жить без него не можешь?

В этот раз пощечина выходит громче и сильнее, оставляет на его щеке красный отпечаток. Она пришла сюда не для этого. У него в квартире едва ли не половина её гардероба, а еще эта чертова книга, которую она должна вернуть директору завтра. Если бы не она, то приехала бы в другой день, когда его в квартире не было, и вынесла бы свои вещи.

Он не огрызается, отпускает её ладонь. И она марширует в спальню.

В спальне всё так, будто она ушла вчера: на прикроватной тумбочке с её стороны лежит эта чертова книга, в том положении, в котором она ее оставила, лежит расческа, и стоит пустой стакан. А на кресле, если она сейчас посмотрит направо, то увидит свой халат. Мила поворачивается и всё так и есть.

— Еще скажи, что я не прав. Ты же всегда ко мне прибегаешь, — Витя говорит тихо, материализуется в дверях.

— Можешь не беспокоиться. Больше не буду.

Она подходит к шкафу, открывает его, даже не зная, с чего начать, если честно. Но Витя подходит к ней, оттесняет от шкафа и спрашивает:

— Ты же не хочешь, чтобы этот твой герой любовник пострадал?

— А что, ты собираешься сделать с ним что-то? — Мила хмурит брови.

— Нет, — усмехается, — если ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу, — Витя дотрагивается до её щеки, но она ударяет его по руке.

— Убраться из твоей квартиры? — делает она предположение. — Если ты не заметил, я и пытаюсь это сделать. Дай мне только минут двадцать, чтобы собраться.

Мила пытается его обойти, добраться до шкафа, но он загораживает ей путь и шепчет:

— Нет. Если ты хочешь, чтобы я его не тронул, проведи эту ночь со мной.

Он дышит тяжело, и она знает, на что он действительно способен. Знает, что это сейчас не пустые угрозы. А что она может сделать? Отказать ему? Уже видит, чем это кончится: Кирилл в больнице, врачи над ним, не верящие в то, что он поправится. И Кирилл ни в чем не виноват, это она виновата, что втянула его в эту игру.

Их с Витей не разделяет и шага. Она смотрит на него, молчит, поджав губы. Но он и так знает ответ, потому что развязывает халат, и полы разъезжаются, обнажая его стройное подтянутое тело с россыпью татуировок на груди и плечах. И Мила подается вперед, прижимается лбом к его плечу. Его рука дёргается вперёд, наверно хочет дотронуться, но останавливает себя. Мила усмехается, кладет ладонь между его ключиц, а затем ведет пальцами по его груди, очерчивая напряженные мышцы.

Он глубоко вздыхает. Мила царапает его, оставляет красные следы, которые, правда, исчезают слишком быстро. Она чувствует на себе его взгляд, но не смотрит на него, все так же прижимается лбом к плечу, оглаживает живот. Мила знает, где он хочет её ладонь, или рот, или кое что другое.

— Хочешь ещё что-то сказать? — спрашивает она и все же поднимает голову, встречается с ним взглядом.

Витя облизывает губы, а затем крепко сжимает челюсти. Видно, что хочет сказать что-то грубое, но молчит. Ей тоже хочется сказать грубость, однако она тоже решает молчать, губами прижимается к его коже, а ладонью касается его лобка. Витя шумно втягивает носом воздух, и замирает, не дышит, когда она охватывает основание его члена ладонью.

Она рискует посмотреть на него. Витя стоит, прикрыв глаза. Его кадык дергается, когда он ловит её взгляд. И она не прерывает зрительный контакт, пока ведёт ладонью ниже, поглаживает потяжелевшую мошонку и принимается двигаться ладонью вдоль члена.

Она делала так много раз, это можно даже сказать привычно, рутинно, но тем не менее как обычно возбуждает. В комнате жарко, и у Вити тоже кожа горячая, но она не хочет от него отстраняться. Обещала себе, что больше не будет, но так привыкла гореть в этом огне. Знает, что заставляет его терять контроль, поэтому поглаживает двумя пальцами под головкой, и он толкается бёдрами вперёд, а его руки обвивают её талию, сжимают ткань водолазки.

В комнате слышно только их тяжелое дыхание и влажный звук, от соприкосновения кожи. Его пальцы скользят под водолазку, дотрагиваются до разгоряченной кожи. Мила хочет его остановить.

Не останавливает.

Она сжимает его чуть сильнее, и его член пульсирует в её ладони. Стоит дотронуться до головки, как Витя тихо стонет, толкается опять. Мила чувствует, что его бедра напряжены. Сколько ещё ему нужно для оргазма? Она начинает двигать рукой быстрее, и он громко стонет, а затем резко хватает её за запястье, вынуждая остановиться. Мила хочет спросить, что не так. Но он отпускает её запястье и тянется расстегнуть её джинсы. Мила не останавливает его. И пока он стягивает с неё джинсы и белье, снимает с себя водолазку. Сегодня она без лифчика. И холодный воздух приятно остужает горячую кожу.

Ей даже не нужен спрашивать, что он хочет от неё, в какой позиции хочет её. В этом они понимают друг друга с полуслова, когда он подхватывает её под ягодицы, она запрыгивает на него, обхватывает руками за шею, а ногами за талию. Его член упирается в неё, он толкается вперёд, входит лишь на пару миллиметров и замирает. Он держит её, поэтому она на одном уровне с ним, смотрит прямо в глаза.

Он без презерватива. Они никогда не занимались сексом без него. Она никогда не давала ему забыть об этом, как бы он не настаивал на том, что успеет вытащить, прежде чем кончить. Но сейчас… Сейчас она чувствует себя дерзко и смело. Это русская рулетка. Если он кончит в неё, есть вероятность 50 на 50, что она забеременеет.

Все в Божьих руках.

И в том, подходят ли они друг другу на генном уровне.

Думает ли он об этом сейчас? О том, что станет отцом её ребёнка? И если они все будут живы, что он будет чувствовать, глядя на своего ребёнка, понимая, что этот ребенок не назовет его отцом? Что ребёнок будет думать о нем лишь как о дяде Вите, как о друге его мамы.

Что она думает об этом? То же, что и все эти годы: она хочет от него ребёнка, и чтобы обязательно его волосы, и глаза, и улыбка. И насаживается на него сама, останавливается только тогда, когда больше двигаться уже некуда. Без презерватива даже это одно движение ощущается намного ярче.

— Блядь, Мила, — стонет Витя, а затем перемещает их, вначале садится, а затем и ложится спиной на кровать, продолжая удерживать её за бедра.

Витя толкается внутрь, совсем не дает времени привыкнуть, да ей это и не нужно. Он держит её за бедра и двигается быстрее и быстрее. Он тянет её на себя, она нависает над ним, а он льнет к ее груди, принимается покусывать и посасывать. И Мила не сдерживает стонов. Он ведь знает, что нужно делать, чтобы она стонала.