— Передавай всем привет.

— Обязательно передам, — Мила распахивает дверь и пропускает Олю, держащую Ваню на руках, в квартиру. — И ты тоже передавай всем привет. Целую, — она особо не дожидается ответа Фархада, и так знает, что он тоже скажет, что целует её и ждет встречи, и кладет трубку.

Она рада видеть и Олю, и, конечно же, Ванечку. Может быть повод и не самый радостный, годовщина со смерти папы, но все же. Папу она совсем не помнит. Знает о нем только из рассказов мамы и Саши, да и по фотографиям. Это всё, что у неё есть.

— И кого же ты там целуешь? — спрашивает Оля, приподняв брови и вручая ей Ваню в руки.

— Вам привет от Фархада, — Мила отвечает с ухмылкой, а затем целует Ваню в румяную от мороза щеку.

Ваня легко чмокает её в ответ, а затем утыкается холодным носом в её шею. Как раз и мама заходит в коридор, вытирая руки о передник и тут же расплывается в широченной улыбке, когда видит Ваню:

— Ой, кто это ко мне приехал?! Это Ванечка мой приехал! — она тянет руки к Ване, и Мила позволяет маме забрать его из её рук. — Ну иди ко мне, солнышко мое… Давай-ка разденемся, шапочку снимем…

Она переводит взгляд на Олю и замечает в дверном проеме Макса, который топчется там , будто не знает, что ему делать: то ли зайти, то ли нет. Мила уже собирается сказать ему не мяться и заходить в квартиру, но Оля опережает её, поворачивается к нему:

— Заходи, Максим, ты что встал?

— Нет, спасибо, — Макс качает головой и пятится назад. — Я внизу подожду, в машине.

— Ну проходите, правда. Вы что такой стеснительный? — мама говорит так, что Макс немного тушуется, но затем все же заходит в квартиру и закрывает дверь за собой.

Тем временем мама уходит в гостиную, унося Ваню с собой, оставляя их троих в коридоре.

— Как там Фархад? — спрашивает Оля, снимая с себя пальто и ботинки.

— Да все в общем-то у него нормально. По его словам, — хмыкает Мила. — Но как там на самом деле я не знаю, — потому что конечно Фархад не признается, что он чувствует себя плохо, а в разговоре так, по телефону, и не поймешь особо, правду он говорит или нет. — Ты же знаешь этих мужчин, — и косится на Макса. — Да, Макс?

Макс замирает, теребит шапку в руках и смотрит на неё очень растерянно, потому что он не слушал о чем они говорят. Но он все же кивает:

— Ага, — а затем торопится в гостиную, куда ушла мама с Ваней.

Они с Олей синхронно закатывают глаза, говоря одновременно:

— Мужчины.

Оля принюхивается затем, и Мила улавливает запах подгоревших пирожков. Но она не успевает ничего крикнуть маме, потому что Оля реагирует быстрее на это, заглядывает в комнату:

— Татьяна Николаевна, у вас там ничего не горит?

Мила заглядывает в комнату тоже, как раз в тот момент, как мама подхватывается с места:

— Господи! Пирожки-то! Про пирожки-то бабушка забыла! — а затем она просит Макса: — Вы присмотрите за Ванечкой, — и убегает на кухню.

Не сказать, что Макс особо знает, что ему делать с Ваней. И Мила как-то не хочет оставлять Ваню на Макса. Но Оля тянет её за руку на кухню, задавая кучу вопросов, но, не дожидаясь ответов, рассказывая всё, что произошло за неделю, что они не виделись. Ни мама, ни Мила особо и не возражают, особенно потому, что все новости касаются Вани, которые плавно перетекают о рассказах о Саше. Только вот Макс прерывает, когда заходит на кухню:

— Оля, позвонил Саша — он подъезжает. Я пойду встречу.

— Хорошо, Макс, — Оля кивает ему, и Макс тут же уходит.

Облегчение слишком видимо на его лице. Кажется ему не слишком приглянулось сидеть с маленьким ребенком. И Оля тут же уходит за Ваней, возвращаясь с ним буквально через пару секунд:

— А пирожки с чем?

— Ваши любимые, с морковкой, — мама ставит противень с пирожками на стол.

— М-м-м… Ваня, будешь с морковкой? — и Оля тянется к противню, но мама быстро прикрывает блюдо салфеткой:

— Нет, давайте папу подождем. Возьми вот ягодок лучше, — и указывает на тарелочку с клюквой, которая стоит на столе.

Оля берет ягодку, закидывает её в рот, а затем морщится:

— Клюква же — кисло.

Да, ягоды в этом году выдались очень кислые. Мила тут же вспоминает, как они с Витей ели эту клюкву пару недель назад. Точнее ела она, целую горсть закинула в рот и ела с аппетитом, даже не поморщившись ни разу. Витя, подавшись её примеру, тоже закинул горсть ягод в рот, но практически тут же и выплюнул их себе на ладонь, приговаривая, что это полная кислятина. Надо было видеть его лицо в тот момент. Скривился так, как фигуры на полотнах Пикассо.

— Ничего, зато полезно, — бодро говорит мама.

Что же, семейное сходство на лицо, потому что Ваня берет ягоды и не морщится, когда жует их.

Оля смотрит на него с некоторым удивлением, но затем все же продолжает говорить:

— Ну вот. Я его все время пилю, пилю… Так вы бы, со своей стороны, тоже сказали — ну нельзя же так, пора уже к более спокойной жизни переходить, все-таки сын растет.

Ага. Да прямо таки Саша и послушает их. Даже смешно, что Оля думает, что мама как-то может повлиять на Сашу. Про себя она вообще не говорит.

— Это верно, — соглашается мама. — Только не переборщить бы.

— Ну, вам лучше знать, как. Тут, наверное, как-то деликатно нужно, между делом.

— Конечно, капля камень точит.

Мила даже не вмешивается в этот разговор, стоя у окна и наблюдая за происходящим на улице. Что уж тут, скажем так, она знает, что это бесполезно. С улицы тем времени доносится звук автомобильного клаксона с мелодией из «Крестного отца».

— Ой, Ванюшка, папа наш приехал! Иди, мой золотой, папу встречай, — и Оля подталкивает Ваню в сторону двери.

Ваня улыбается своей беззубой улыбкой и, переваливаясь, как маленький медвежонок, идет встречать Сашу. Тем временем Оля и мама тоже подходят к окну.

— Татьяна Николаевна, вы на Сашу посмотрите. Ему такой стиль идет, правда? Официальный…

Мама смотрит на Сашу с гордостью, но отвечает достаточно сдержано:

— Да, Оль, неплохо смотрится — солидно и вообще. Только ты ему насчет галстука подскажи, можно и поярче, повеселее.

Мила косится на маму, приподняв бровь. Поярче и повеселее в одежде - это совсем не в стиле Саши.

— Ну да, — Оля усмехается, — а он скажет: «Что я, клоун?» Хотя вот помню однажды Витя после нового года один день ходил в галстуке с дедами морозами и оленями.

Это был очень милый галстук на самом деле, думает Мила. Вслух, конечно, об этом не говорит, потому что никто вроде бы не знает, что она видела его в этом галстуке.

— Да ты что? — притворно изумленно спрашивает она, будто тем январским утром не она завязала ему этот галстук и отправила на работу.

Если честно, Мила была немного удивлена, что ей удалось провернуть такое. Ей удалось отвлечь его, завязать весёлый новогодний галстук вместо скучного бордового и отправить его на работу так, что он даже не посмотрел в зеркало перед выходом. А это можно назвать одной из его привычек: несколько минут стоять у зеркала, любуясь собой. И не её вина, что Витя не оценил этот галстук, и новогоднее настроение. Тем вечером, когда Витя вернулся с работы, этим галстуком оказались связаны её руки. Да и в общем тот вечер галстук не пережил.

— Ага, — Оля усмехается. — Но точно не по своей воле. Наверно его девушка решила над ним подшутить. И смешно было всем, кроме Вити.

Оля права насчет “подшутить”. Лично Миле было весело. То, что ей было больно сидеть несколько дней после этого инцидента, это так, мелочи. Так что она знает, насколько ему было не смешно.

— У Вити есть девушка? — мама спрашивает у Оли, а затем оборачивается к ней: — Почему ты мне ничего не рассказала?

А что она может ответить? У Вити нет девушки в том понимании, которое понятно будет для мамы. Да и для Оли тоже. Да и она не может сказать: “нет у него девушки, это я нацепила на него тот галстук”. Тогда вопросов будет еще больше. И она никак резонно не сможет объяснить, как это произошло.