У Вити в этот момент хрустит карандаш в руке, как будто он переломил его надвое.

— Я организую всё по высшему разряду, Милена, — обещает Фархад.

— Договорились, — Мила кивает ему, а затем обращается к Саше: — И Саша, я хотела поговорить с тобой об Оле, — потому что вообще-то именно для этого она приехала сюда, чтобы поговорить об Оле и их отношениях.

Она хотела поговорить наедине. Но с учетом обстоятельств этот разговор лучше отложить.

— А что о ней говорить? — он тут же весь напрягается.

Впрочем ладно, долгие нотации читать она не будет, поэтому вкратце излагает две своих мысли:

— Тебе не нужно на неё злиться. И позволь ей делать то, что ей хочется делать.

— А кто сказал, что я злюсь? — Саша скрещивает руки на груди, хмурится.

— Всю ночь мне ныл, — Фархад хмыкает.

— Ничего я тебе не ныл, Фархад, — Саша грозно смотрит на Фархада. — И если ты будешь меня выставлять в таком свете, я Милу точно не пущу к тебе.

Фархад поднимает руки в эдаком оборонительном жесте:

— Я молчу, — потом поворачивается к ней: — И не слушай, что я говорю, Мила. Он не ныл.

— Именно, не ныл, — упрямо отзывается Саша.

Ныл. Но акцентировать на этом внимание — себе дороже. И никакой поездки в Душанбе ей не видать уж точно. Мила поднимается с места. Все же пора идти, если она хочет успеть на пары, тут еще до остановки автобуса идти минут пятнадцать, и по хорошему зайти в библиотеку за несколькими книгами, потому что в прошлый раз, когда она там была, этих книг не было. И она старается говорить и выглядеть устрашающе, тыкая в брата пальцем, когда говорит:

— В общем заруби себе на носу, Александр, чтобы больше такого не было. Ты поддержишь Олины начинания с самой милой и довольной улыбкой, на которую ты способен, иначе тебе не поздоровиться.

— Милка. Это взрослые дела, — закатывая глаза говорит Саша.

— Пообещай, — упрямо просит она.

И не уйдет, пока он не пообещает. Кажется он тоже это понимает, поэтому Саша вначале очень и очень тяжело вздыхает, прежде чем сказать:

— Ладно. Обещаю.

Мила тут же расплывается в самой невинной улыбке, на которую вообще способна:

— Спасибо, — а затем обращается к Фархаду: — Было приятно еще раз тебя увидеть. Приятного полета и пока.

И она пружинистым шагом идет на выход, считая свою миссию выполненной. Хотя они и без неё бы справились, и вообще не факт, что это что-то изменит. Но она сделала то, что могла сделать. Все же не хочется, чтобы мелкие обиды и недопонимания омрачили жизнь Саши и Оли.

— Мила, — внезапно окликает её Фархад, когда она уже около двери. Она оборачивается, чтобы посмотреть на него: — Дашь свой адрес и номер телефона?

Она даже не собирается задавать вопрос зачем это ему. Но вот Витя спрашивает:

— И зачем же тебе эта информация?

— Конечно для того, чтобы когда я приеду в Душанбе мы знали друг о друге все, — Мила хмыкает и возвращается к столу, принимаясь рыскать по нему в поисках чистого листа и ручки.

Саша смеется, глядя на неё:

— А ты, Милка, я смотрю, уже все решила. Мне только остается за все заплатить?

— Ага, как всегда, — Мила кивает: — пока за меня не будет платить мой муж, — и тогда она смотрит на Фархада, подмигивает ему, а затем возвращается обратно к листку, выводя самым красивым почерком на который она способна свой домашний адрес и номер телефона.

Только кидает удивленный взгляд, когда слышит, что что-то падает. Это упал стул, на котором лежали Витины ноги. Не она одна на него смотрит. Никто не понимает, что произошло, а Витя никак это не комментирует, поднимая стул резко, а его злобный взгляд мечется между ней и Фархадом. И чего только злится? Сам ведь флиртует со всеми подряд.

— Смотри не потеряй, — Мила протягивает ему бумагу.

Фархад берет этот кусок бумаги двумя руками, притрагивается на миг к её руке, и у него теплые ладони. И она не находит это касание противным или отталкивающим.

— Теперь это самый ценный кусочек бумаги, — он прижимает этот клочок бумаги к сердцу так, будто это действительно что-то ценное. — Обещаю звонить не слишком часто, а только в строго оговоренное время. К тому же так будет проще обговорить детали поездки.

Она не реагирует на скрежетание зубов Вити. И вообще даже удивительно, но ей удалось игнорировать его все это время, что она здесь.

— О. Я буду ждать от тебя писем и звонков, Фарик. И буду расстроена, если их не получу.

На самом деле она уже даже ждет и писем, и звонков. И Мила даже не знает, как так это случилось. Но когда с человеком легко, это чувствуется с самого начала. Может конечно разговоры затем с Фархадом окажутся банальными и скучными, но точно не сейчас.

— Нет, не сомневайся в том, что я не буду писать или звонить. Я тебя точно не забуду, — Фархад очень уверен в своих словах, и говорит это с улыбкой, но его взгляд серьезный.

— Я тебя тоже, — ухмыляется она. — Ладно, мне действительно пора. А то еще немного, и я все же решу улететь с тобой.

Она взмахивает им рукой на прощание, дарит Саше и Фархаду ещё одну улыбку напоследок, прежде чем все же наконец-то уйти, даже не посмотрев на Витю.

🎞🎞🎞

— Я могу задать тебе личный вопрос? — спрашивает Синицкая.

Это вынуждает оторваться от конспекта, развернутся на стуле, чтобы посмотреть на Катю. Та лежит на её кровати на животе, болтает ногами, согнутыми в коленях, в воздухе.

— А когда это ты спрашивала разрешение, чтобы спросить об этом? — Мила приподнимает бровь, откладывая от себя конспект на стол и поворачиваясь на стуле так, чтобы удобнее было смотреть на подругу.

Катя мнется пару секунд, прежде чем прошептать:

— Это деликатный вопрос.

Бровь Милы ползет еще выше после этих слов:

— Это тебя тоже никогда не останавливало.

Катя ведь никогда не спрашивала разрешения задать вопрос, каким бы деликатным и личным он не был. Она всегда спрашивает в лоб и следит за каждой реакцией на лице, чтобы использовать эту реакцию против человека после.

Катин рот формирует идеальную «о», а затем она с усмешкой кивает:

— Ты права, — и без особой скованности спрашивает: — Так что между тобой и Пчелкиным?

Это не прямо такой деликатный вопрос, который она ожидала. Она ожидала что-то более пошлое. Синицкая та ещё штучка.

— Все как обычно, — то есть нихрена не ясно, но очень интересно.

Последний раз они виделись шесть дней назад, у Саши в офисе. Он не приезжал, не ждал её у университета, и вообще в этот раз кажется это он её избегает. Хотя нет, Мила не искала с ним встреч.

— Вы встречаетесь или просто трахаетесь? — выпаливает Катя.

Ничего разумного, кроме как отвернутся Мила не придумывает. Она просто разворачивается на стуле обратно к столу и делает вид, что очень сосредоточенно смотрит в конспект, хотя буквы плывут перед глазами. Почему она вообще решила у неё спросить об этом сейчас? Обычно она задавала всего один вопрос насчет Вити: Как Пчелкин?, Мила отвечала: все хорошо, и на этом вопрос заканчивались. Если она притворится, что не слышала, может быть Катя забудет о вопросе? Совсем не в духе Кати. Но вдруг?

— Мила, — Катя тянет нараспев. — Я знаю, что вы трахаетесь. И уже года три как. Так что не нужно мне лгать, ладно?

— Как? Откуда? — она тут же оборачивается к Кате, не понимая, что могло её выдать.

Катя, Витя и она не тусовались вместе очень давно. Но в те несколько раз они же не могли выдать себя никак? Катя закатывает глаза так, будто это одна из самых очевидных вещей в мире:

— Тебе повезло, что мои родители работают в ночные смены. Потому что оказывается, видеть я должна тебя была больше, чем видела на самом деле. И не сложно догадаться, с кем ты проводишь ночи, когда ты не ночуешь у меня.

— Откуда? — кажется, что Мила сейчас может только и говорить рублеными фразами.

Синицкую это все забавляет, она перекатывается на спину, поворачивает голову, чтобы смотреть на неё, пока она говорит:

— Твоя мама иногда пересекается с моей, чаще всего в магазине и они болтают о том, о сём. Хорошо, что моя мама особенно никуда не лезет и всегда отвечает, что ты ночуешь у меня, да? И что у неё нет особо вопросов, но зато они есть у меня.