Мы вернулись домой, я нерешительно вошла в гостиную. По ушам резанула … тишина…

– Где дети, Богдан? Почему так тихо?

– Дети дома, Настя, идем.

Марк остался у камина, мы поднялись наверх. Я тихонько вошла в гостиную второго этажа и ужаснулась. Все мои детишки были в гостиной. Никита и Матвей сидели на руках у Кирилла и Вадима, Камилла и Степашка сидели рядом с ними. Они просто сидели и молчали… ни мультфильмов, ни игр, ни развлечений… в доме стояла гробовая тишина. На лицах детей не было и тени радости. Я, в полном оцепенении, смотрела на них.

– Мамочка… – чуть слышно сказал Вадим.

Дети увидели меня, встали с дивана и, в том же оцепенении, смотрели на меня… минуты невыносимой тишины, показались мне вечностью.

– Мамочка… – наконец произнес маленький Никита и слез с рук Кирилла.

– Мама… – следом за ним поспешил Матвей.

– Мамочка… – Камилла и Степашка, дети вышли из оцепенения и бросились мне на руки. – Мамочка.

Я присела прямо на пол в гостиной, дети забрались мне на руки, первые 10-ть минут, они просто ревели.

– Мамочка… – как завороженные шептали они, не веря в то, что я дома.

– Мои маленькие, мои родные, я дома, я с вами…

Два часа дети не отпускали меня, Марк пришел мне на помощь, понимая, что мне нужно идти отдыхать.

– Привет, – улыбаясь, сказал он, поднявшись наверх.

– Дедушка!

Малыши переключились на деда, я присела на диван рядом с Кириллом и Вадимом, теперь они «сдавили меня в тисках».

– Мамочка…

– Я с вами, родные мои…

– Ребята, маме нужно отдыхать, – сказал Богдан и проводил меня в комнату.

Мне действительно нужно было отдохнуть. Почувствовав покой, я поняла, как сильно я хочу спать. Приняв ванну, я легла в постель, как Богдан делал мне укол, я уже не слышала. Едва прислонив голову к подушке, я провалилась в тяжелый крепкий сон…

Три дня беспробудного сна, открыв глаза, я немного полежала и с радостью для себя поняла, что моя голова «встает на место». До чувства уверенной бодрости было еще далеко, но теперь я была твердо уверенна, что смогу и найду ту тварь, что сделала это со мной, где бы она не была.

Дверь комнаты тихонько открылась.

– Привет, моя маленькая, – Богдан присел рядом со мной на постель. – Как дела, малыш мой? – он поцеловал мои щеки и нежно смотрел мне в глаза.

– Уже намного лучше, – я взяла его ладонь в свои руки. – Я снова хочу жить, Данечка.

– Моя ж ты умница, – он крепко обнял меня. – Глеб сходит с ума, Настя, и Степан с Данилой тоже.

– Глеб не в Москве?

– Сегодня суббота.

– Ни фига себе, поспала. Они у нас?

– Да, позвать?

– Зови.

Богдан вышел и минут через пять в комнату вошли Глеб, Данила и Степан.

– Привет, – они присели у моей постели.

– Привет, – ответила я, не нужно было слов, мы просто смотрели друг другу в глаза.

– Как дела, Настя? – Глеб с силой сжал мою ладонь.

– Тяжело. Очень тяжело осознавать то, что из-за чьей-то подлости я готова была навсегда оставить вас. Простите меня.

– Мы с тобой, Настя, и мы найдем эту су.у.

– Я никогда не сомневалась в вас, просто… я понимаю, насколько со мной бывает нелегко. Спасибо вам.

Степан протянул ладонь. Глеб и Данила положили свои ладони поверх его. Я положила свою ладонь на их ладони, Степан накрыл ее своей.

– Вместе до конца.

– Не иначе, – уверенно ответила я…

Ребята ушли, я приняла ванну и встала у окна, вглядываясь в ночную темноту. В комнату вошел Богдан, подошел ко мне и обнял меня со спины.

– Малыш мой, как наши дела? – он нежно поцеловал меня в щеку.

– Богдан, прости меня, я думала, что это ты…

– Ты думала, что я испугался за детей?

– Да… – эмоции не поддавались мне, у меня не было сил держать свою боль в себе, снова слезы намеревались покатиться из глаз.

– Настюша, – Богдан нежно смотрел мне в глаза.

– Прости, Богдан… тяжело тебе со мной?

– Мне очень тяжело, когда я думаю о том, что я не в силах помочь тебе.

– Я очень многое сделала не правильно в последнее время… мне тяжело принять это… Я ненавижу себя… Я не могу сдержать своих эмоций и ненавижу себя еще больше. Я понимаю, какую ношу я взвалила на твои плечи… Я чувствую себя жалким мерзким чудовищем…

– Настюшенька, – он крепко обнял меня. – Ты не виновата в этом. Человек не виноват в том, что он болен. Ты борешься со своей болезнью, не смотря ни на что. Ты умница, Настя.

– Богдан …

– Я с тобой, маленькая моя. Все будет хорошо, Настенька…

– Привет, малыш, – Богдан нежно поцеловал меня в щеку, я сонно посмотрела на него. – Как у нас настроение?

– Хорошо, Данечка. Еще очень хреново, но уже хорошо, – я крепко обняла его. – Дети весь месяц так себя вели?

– Первую неделю они надеялись, что мамочка скоро придет, – он снова поцеловал меня. – Все хорошо, Настенька. Ты вернулась и счастье вернулось в наш дом.

– Очень мне интересно, кому я снова так сильно помешала… – я замерла и прислушалась. – Мне кажется или за дверью кто-то стоит?

Богдан встал с постели, подошел к двери и тихонько открыл ее.

– И кто это сбежал от бабушки Туси? – улыбаясь, спросил он, в дверях во главе со Степашкой стояли Камилла и малыши.

– Прости, пап. Мамочка еще спит?

– Мамочка уже давно ждет вас, – продолжая улыбаться, ответил он.

– Правда? – дети вошли в комнату. – Доброе утро, мамочка, – они все вместе забрались ко мне в постель.

– Привет, мои маленькие.

Камилла подобралась к самому моему уху и крепко обняла меня за шею.

– Мамочка, милая моя, как у тебя дела?

– Хорошо, Камиллочка, – я поцеловала ее щечку.

– Мамочка, мне очень-очень плохо без тебя, ты же знаешь, – тихо шептала она. – Не оставляй меня, мамочка.

В моей голове мгновенно всплыли эпизоды давно минувших дней «Мама! Мамочка, милая не оставляй меня одну! Забери меня с собой, ну пожалуйста…» Я положила ладонь Камилле на спину и прижала ее к своей груди.

– Камиллочка, прости меня. Я обещаю тебе, я никогда больше не оставлю вас. Я всегда буду с вами. Прости меня, девочка моя, – Камилла подняла голову и посмотрела на меня, я вспоминала себя у гроба матери. – Камиллочка, милая, я клянусь тебе, я никогда не оставлю тебя. Я всю свою жизнь буду рядом с тобой.

Грусть в глазах Камиллы сменилась счастливым блеском, она поцеловала меня в щеку и выпустила из объятий. Мои детишки снова радовались жизни, по дому снова разносился их счастливый заливистый смех. Эта энергия, исходившая от них «заряжала» меня, я снова готова была на все и ко всему. Ради счастья своих малышей, за их счастливый взгляд… Все муки ада не могли отбить во мне желание делать все, что в моих силах для того, чтобы видеть счастье в глазах моих детей…

Просидев со мной с полчаса и рассказав мне о своих планах на сегодня, дети убежали переодеваться, я серьезно посмотрела на Богдана.

– Настюша, ты чего?

– Все эти сбои выбили меня из колеи. Я позволила себе то, чего не имеет права позволить себе мать. Я перестала бороться за счастье своих детей…

– Настюша, ты думала именно о них тогда.

– Богдан, ты мог быть не уверен во мне, но я, я ведь знаю свое состояние, как ни кто другой. Я знаю, что мои дети в безопасности рядом со мной. Я позволила себе сомневаться в этом. Неподвластная, непокорная, беспощадная и кровожадная – я не имею права жить иначе. Я могла не ехать тогда с санитарами, ты не мог, тебя бы спеленали менты, но я ведь могла… я решила отдать себя на милость судьбы, которая только и ждет момента уничтожить меня.

– Все наладиться, Настя, твоя уверенность вернется к тебе. Ты смогла все это пережить, мы снова все вместе, все остальное наладиться.

– Богдан, я ведь ни кому не желаю зла. Мне не нужна ни чья кровь. Почему? Почему они не хотят оставить меня в покое? Почему я должна воспитывать детей в военном режиме? Я ведь ни кого не трогаю, ни к кому не лезу. Я хочу просто жить и воспитывать своих детей. Они же знают, что я не отступлю, сколько можно проверять меня на прочность?