– Да, Павел Иванович. Одна просьба.

– Слушаю, товарищ полковник.

– Не расслабляйся сильно со своим «Прасковейским» коньячком.

– Есть сильно не расслабляться! Желаю здравствовать, товарищ полковник!

– И тебе того же, Павел Иванович. А что касается майора Мельникова, то, на мой взгляд, он хороший артист…

«Меченый» кивнул, вышел в «предбанник», где капитан Гололобов по-прежнему старательно изображал серьезную занятость ну очень важной бумажной работой, сдернул со стойки-вешалки свое кепи, затем, не задерживаясь, зашагал по дощатому настилу из орудийных ящиков на выход из штабной зоны, в определенно излишнюю суету палаточной Ханкалы, старательно скрывающую тоску и уныние ее обитателей. Как всегда после визита к начальству, в душе у него оставалась тягостная неопределенность, и в первую очередь нынче было не очень понятно, что же для «Штирлица» военной контрразведки Орлика главнее – приезд в ближайшее время Президента в республику или то, что у майора Мельникова – на его взгляд – недурственные артистические способности.

– Тебе-то хорошо, Павел Иванович, при твоих-то родственничках подобные вопросики задавать, – негромко сказал полковник Орлик вслед вышедшему из палатки «Меченому». – Кто бы мне на мои ответил?..

Затем, спохватившись, он быстро выдвинул верхний ящик стола и выключил работающий на запись портативный магнитофон – привычка записывать разговоры с кем бы то ни было осталась у него с курсантских времен и не так уж редко оказывалась со временем крайне полезной.

– Слушаю вас, товарищ подполковник! – сказала миловидная дежурная медсестра полевого госпиталя и добавила через пару секунд полуофициальное: – Самым внимательным образом.

Ей было лет около тридцати и внешне у нее было все хорошо, вот только в зеленых глазах сквозила вселенская усталость, и было непонятно, нашла ли она в конце-то концов в этом царстве военных мужчин своего единственного, неповторимого и постоянного, или всё еще были все не те и приходилось довольствоваться переменными.

– Мне нужен патологоанатом, дежуривший позавчера днем, – сказал «Меченый».

Она быстро просмотрела журнал дежурств, сообщила:

– В этот день он был на выезде, его обязанности исполнял майор Богданчиков, хирург.

– Где я могу его сейчас увидеть?

У нее дернулся уголок рта.

– Он отдыхает после ночного дежурства, товарищ подполковник. И после полуночи у него было две операции. Осколочное ранение в брюшную полость и…

– Проводите, – сказал «Меченый».

– Идемте… – вставая со стула, буркнула она с явным неудовольствием.

Короткостриженый Богданчиков, одетый в спортивный костюм и с толстыми вязаными носками на ногах, хотя было совсем не холодно, определенно крепко спал лицом к стенке палатки на солдатской койке поверх одеяла, но вскинулся на постели, стоило лишь прикоснуться пальцами к его плечу, сел, помотал головой, коротко зыркнул снизу вверх воспаленными глазами. На вид ему было лет сорок или чуть больше.

– Подполковник Кузнецов, контрразведка, – сказал «Меченый».

– Слыхал, слыхал, – вздохнув, ответствовал доктор. – Которого «Меченым» кличут… Как говорят в Одессе – и таки шё вам ис-под мене нада?

– Позавчера к вам доставили из предгорий тело прапорщика Волкова с пулевым ранением в глаз навылет. Вы его осматривали?

Богданчиков молча кивнул.

– Что можете сказать по этому поводу?

Доктор снова тяжко вздохнул.

– Что я могу сказать… Гад ты, товарищ два майора, и сволочь ненаглядная в упор… Такой сон мне перебил…

– Короче, – сказал «Меченый» спокойно.

– Помню я этого парня, Волкова. Только пуля определенно калибром 7,62 не в глаз ему вошла, как ты сказал, а под основание черепа, и вылетела вместе с правым глазом. И очень похоже на то, что стреляли в немного склоненную вперед голову и с близкого расстояния, хотя следов пороха на коже я не заметил.

– Автомат с глушителем? – спросил «Меченый».

Богданчиков кивнул:

– Вероятнее всего.

«Меченый» потер ладонью затылок.

– Кто-то еще этим случаем интересовался?

– Ты первый, – хмыкнул доктор. – Остальным подробности и нафик не были нужны. И прокурорскому толстопузу – в том числе. Он возле меня не более трех минут побыл, когда я осмотр трупа только начинал. Отметку сделал, что еще один «двухсотый» с пулевым ранением в голову, прихватил с собой сестричку помоложе для лечения своего острого спермотоксикоза и отвалил. Похоже, что только ради нее он сюда и соизволил заявиться.

– Чего «острого»?

Богданчиков криво усмехнулся.

– Стояка, ежели по-простому. У нас ведь, как и на всякой войне, женщины нарасхват, если ты еще не в курсе. Доходит до того, что молоденькие лейтенантики на таком бабье официально женятся, которые им в матери годятся. А все из-за страха, что убьют. И то одна, то другая из операционных медсестер заступает на дежурство до того затраханная, что стоять у стола не может, не то что ассистировать. Приходится гнать их с глаз долой…

– Я в курсе, – сказал «Меченый».

Доктор кивнул, нагнулся, не вставая, достал из-под койки наполовину пустой медицинский бутылек с прозрачной жидкостью, заткнутый резиновой пробкой, подвинул ближе стоящий в головах табурет, на котором стояли тарелка с кусочками тонко нарезанного сала, дольками луковицы и надкушенной горбушкой, мензурка граммов на сто, солонка, кружка, банка из-под шпрот с окурками и лежала пачка сигарет «Петр 1» с зажигалкой поверх.

– Будешь граммульку, подполковник? – спросил он, вытащив резиновую пробку из бутылька. – Чистяк.

«Меченый» качнул отрицательно головой.

– А я глотну еще маленько заместо снотворного. Мне до четырех отбой, так что выветрится.

Богданчиков налил полную мензурку, заткнул бутылек, поставил его, не глядя, под койку, одним махом выплеснул спирт в рот, запил водой из кружки, после чего шумно выдохнул воздух и тут же прикурил сигарету.

– Что за раненые были ночью? – спросил «Меченый».

– Да-а… – дернул щекой доктор. – Троица контрактников в городе поперлась по темноте в частный сектор за бухлом, на чью-то «растяжку» с наступательной РГДэшкой и напоролись. Одному бедро резануло, другому кишки не очень серьезно вспороло, а третий вообще легким испугом отделался.

– Понятно, – сказал «Меченый». – Фамилию толстопуза из прокуратуры не подскажешь?

– Охотно. Вербный.

– Кто бы сомневался…

– Если тебя бумаги интересуют, подполковник, то скажи сестричке, пусть поищет. Я там все отметил. Только вернуть не забудь, когда ксерокопию себе сделаешь.

– Непременно верну, – сказал «Меченый». – Будь здоров, майор.

Богданчиков покивал головой:

– И тебя, подполковник, пусть минует чужое железо. Да и наше-тоже…

Шали – Чернореченский пост ГАИ на федеральной трассе «Кавказ». Среда, 11 апреля. День

Проехав через Шали, Айдамир на выезде подобрал попутчицу. Еще издали он заметил ярко-синюю с белыми полосками на рукавах, ООНовскую куртку, в которых не так давно начали ездить в республике сотрудники международных гуманитарных организаций, а уж подъехав ближе, разглядел, что это молодая и очень красивая женщина, на голове которой была черная косынка – знак вдовы. Она не голосовала, просто стояла на обочине, опустив голову; неподалеку пытался торговать эрзацем топлива из потайных «самоваров» грузный небритый мужчина неопределенно-среднего возраста – на аляповато сделанном столике, за которым тот вальяжно восседал, стояли четыре трехлитровые банки с желтоватой жидкостью и, как знак качества товара, картонка с двусмысленной надписью крупными буквами «БЕНЗЫН РАСИЯ ТРЫ РУБЛЯ»; позади торговца боком стоял потрепанный и грязный красный пикапчик ижевского производства.

Сбавив скорость до минимума, Айдамир проехал мимо «бензозаправки» – подобное топливо, производимое из сочащегося из-под земли конденсата по принципу русского самогона одноразовой перегонки и продаваемое в основном в равнинных районах республики, было не просто низкосортным, но довольно быстро и качественно коксовало и поршневую, и клапаны движка, и покупали его, игнорируя лукавую обманку на картонке и нередко даже не нюхая, только те водители, кому деваться было некуда – надо ведь было как-то выживать (если, конечно, это удастся) среди этого бардака полигона вседозволенности и беспредела, второй год именуемого федералами «контртеррористической операцией номер два».