И общность, как и семья, представляющая собой модель любой общности, существует до тех пор, пока не исчезает сопереживание между людьми её составляющими, вследствие того, что разрушается сопереживание тому социальному аттрактору, который и был причиной её возникновения и её сущностью.

Любая социальная общность является открытой, неравновесной, нелинейной и диссипативной структурой, существование которой поддерживается за счёт переструктурирования чужого (в виде вещества, энергии и информации) в своё и рассеяния лишнего[28]. Особенностью исторической социальной общности является её генерационность, так как одним из присущих ей диссипативных процессов является – постоянно повторяющийся цикл рождений и смертей, через смену поколений обеспечивающий обновление системы и её развитие.

В качестве аттрактора исторической социальной общности выступает имманентная сущность[29] – Экзистенция, а сила исторической социальной общности заключена в сакральном Мифе[30], который является кащеевой иглой Экзистенции, её ядром. Реальность Экзистенции[31] исторической социальной общности доказывается, как и реальность разума отдельного человека, исходя из закона причинности: человек мыслит и вне всякого принуждения[32] действует солидарно с другими людьми, в том числе и никоим образом не связанными с ним в реальности, и эта солидарность наследуется в поколениях, и то, что лежит в основе таких солидарных действий, и есть Экзистенция. Она, отражённая в разумах членов исторической социальной общности, приводит их к согласию с её сакральным мифом, языком, культурой, историей и коллективными представлениями, порождая тем самым её коллективный Разум. Чувственная основа единства такой общности – взаимность сопереживания друг другу и согласие с ценностными аспектами её бытия, что приводит к подобию эмоциональных откликов её членов на события внутри и вне общности. И таким образом, приводя к согласию разумы, Экзистенция приводит к согласию и чувства, что позволяет нам представить историческую социальную общность в виде субъекта истории, обладающего коллективным Разумом[33] и совокупным чувством или в сакральном понимании – Душой[34].

Осознание общей веры либо единой этничности членами такой общности есть коллективное представление, означивающее, придающее имя этому субъекту истории. В основе же как веры, так и этничности лежит неосознанное чувствование Экзистенции, а именно того согласия, что выковано ею в горниле истории и наследуется в поколениях. Именно границы веры и границы этничности определяют самость исторической общности, а слитые воедино в гармонии ещё и определяют естественные границы территорий её контроля, сохранение которых не требует внутреннего насилия.

Формирование и объективация индивидуальных разумов происходит в экзистенциальном пространстве исторической социальной общности[35]. Для понимания осознания отдельным человеком своей принадлежности к определённой исторической социальной общности в 1-й части книги сделаем экскурс во времена Османской империи и исследуем историю рождения, формирования и трагической гибели её янычарского корпуса.

Мехмет Иылмаз в недавно опубликованной «Полной истории Турции»[36] написал о двух загадках турецкой истории. Одна из них – непрерывное правление на протяжении шести веков, всего времени существования Османского государства, одной и той же династии правителей, которая сумела, управляя не самым большим, не самым богатым и не самым сильным бейликом[37] (из двадцати пяти существовавших с конца XIII в. до середины XV в.), развить его до одной из величайших империй в мировой истории. Как пишет Иылмаз, ответ на эту загадку – в правильной организации управления многонациональной империей, при которой наиболее влиятельные турецкие роды не допускались к власти. Максимум, на что могли рассчитывать потомки правителей бейликов, занятие должности какого-либо паши[38].

Элитой Османской империи на протяжении её истории становились выходцы из капыкулу[39], набираемые по системе девширме большей частью из числа православных христианских подданных султана: «Лишённые своих семей, чтобы стать частью “семьи” султана, они постепенно развились в ненаследственный правящий класс, основанный на принципах одной только меритократии»[40].

В начальный период применения системы девширме набор христианских юношей производился преимущественно в корпус янычар, который со временем стал ядром пехотных подразделений османских вооружённых сил. Позднее янычарский корпус, оставаясь военной корпоративной структурой Османской империи, приобрёл все признаки исторической социальной общности с её спаянностью по духу, наличием традиций и собственной мифологией. Экзистенция этой общности обладала в большей степени Душой и в меньшей – Разумом. И эта Душа чутко реагировала на несправедливости правления, вследствие чего янычары нередко были зачинателями бунтов, которые грозили нерадивым султанам потерей трона, а то и головы. Но они были и одним из столпов османской государственности, устранение которого во многом предопределило крушение и гибель Османской империи.

Каким образом отдельный человек осознаёт свою принадлежность к определённой исторической общности? Особенно, если этот человек живёт в плавильном котле многонациональной империи – наиболее сложной из исторических социальных общностей. Если в нём намешано не пойми каких кровей – как он вдруг начинает ощущать себя частью такой общности и действовать солидарно с её членами? Для того чтобы разобраться в этом непростом вопросе, сделаем экскурс в историю. Сначала мы погрузимся во времена Османской империи и рассмотрим рождение, расцвет и гибель янычарского корпуса, а затем исследуем такое явление, как набор еврейских юношей в училища кантонистов в России XIX в. времён царя Николая I.

Начало будущей великой империи, названной впоследствии его именем, положил Осман (1281–1324), правитель небольшого пограничного бейлика в Вифинии (на северо-западе Малой Азии). В то время это была территория Сельджукского султаната, но власть ильхана[42] в Конье[43] уже слабела. Осман, формально подчиняясь центральной власти, проводил достаточно независимую политику, направленную на расширение собственных полномочий и завоевание новых земель. Поначалу основной военной силой турок-османов была конница, состоявшая из всадников племенного ополчения и примкнувших к ним гази[44], а также дружинников-нукеров – личной гвардии правителя. Необходимость регулярной пехоты стала видна с первыми попытками штурма хорошо укреплённых византийских крепостей, которые нужно было осаждать не один год[45]. Так, около десяти лет продолжалась осада Прусы[46], первого из крупных городов Византии, завоёванных османами[47].