– Его заподозрил Реф. Я тоже не видел в нем ничего подозрительного.

– Зато теперь я вижу много подозрительного в тебе.

На моих ладонях возникли два сгустка пламени, и я сбросила их, чтобы те зависли прямо перед лицом перебежчика. Они разрастались, своим жаром обжигая кожу пленника. Тот отползал все дальше к стене, пока не вжался в нее спиной. Огни следовали за ним, будто хищники, учуявшие кровь. В налитых кровавой яростью глазах выродка затрепетал страх. Наконец-то!

– Будешь жечь меня, ведьма? – процедил он, морщась от жара. – Жги. Не зря люди считают тебя зверем.

– Поверь, я намного хуже.

С этими словами я позволила огню коснуться пленника. Он отчаянно закрывал руками лицо, но пламя уже почуяло свою жертву. Оно лизало кожу перебежчика, вынуждая изворачиваться и корчиться. Но он молчал… Мерзавец упрямо молчал!

Я повела рукой, и огонь отступил. Пленник тяжело дышал, спрятав лицо в ладонях.

– Не передумал? Я жду признаний.

– Убей меня, раз уж решила. Лучше бы ты сделала это сразу, дрянь.

Его слова нисколько не трогали меня. Чего только нам не приходилось слышать от разбойников. Уж сколькими проклятиями они осыпали нас и наших потомков, не счесть!

Я вновь дала волю пламени, разделившемуся на десятки огненных светлячков. Каждый жалил тело предателя степной гадюкой, вырывая крик за криком из его горла. Я отвела взгляд, внезапно вспомнив ночной кошмар. К горлу подступила дурнота. Запах паленой кожи и волос давно заполонил каморку, наполнил грудную клетку, осел привкусом смерти на языке.

Беркут не вмешивался. Он стоял глыбой за моей спиной, прожигая взглядом перебежчика, извивающегося под десятками огней. Мне не доставляла удовольствия его боль. Я не собиралась убивать мерзавца, но желала напугать так, чтобы гнев кадара показался ему благословением Творца по сравнению с моим. Он будет жить, пока я не поговорю с дочерью советника.

Приближающийся топот отвлек мое внимание, и огни отступили, подарив пленнику блаженную возможность отдышаться. В дверь заколотили. Ансар с подозрением приоткрыл ее и отступил на шаг. В каморку ворвался запыхавшийся целитель, за спиной которого маячили двое моих солдат. Гаян еле дышал, согнувшись пополам. В его почтенном возрасте бег приносил больше вреда, чем пользы.

– Наместница, не трогайте юношу, – выдохнул целитель, держась за бок. – Девушка пришла в себя и рассказала, что он и некая призрачная лиса спасли ее от темного колдуна. Парень сражался за нее.

Меня будто обдали ушатом ледяной воды, загодя раскалив добела. Я поспешно погасила огни, старательно отводя глаза от перебежчика, но его покрасневшая воспаленная кожа притягивала взгляд. Я мучила невиновного человека, уверенная в своей правоте… Монстр, спятивший от страха и злобы…

– Почему тогда она указала на него в подворотне? – севшим голосом пробормотала я, ощущая предательскую дрожь в руках и коленях.

– Девушка говорит, что пыталась попросить вас помочь ему. Она не хотела, чтобы юноша умирал из-за нее.

Я невольно закрыла лицо рукой. Беркут переглянулся с Ансаром, и они оба недоверчиво покосились на мирейца.

– Девушка клянется, что юноша храбро сражался с колдуном и даже сумел ранить его, – продолжил Гаян, победно глядя мне в глаза.

Я стыдливо отвернулась и встретилась взглядом с перебежчиком. Его лицо исказил гнев, а обожженная кожа блестела от выступившей сукровицы. Кровь стекала к шее пленника, теряясь в густой черной щетине на щеках и подбородке, а на распухших губах вновь играла злобная усмешка. Его израненное лицо вдруг показалось мне черепом мертвеца, с которого того и гляди слезут лоскуты обугленной плоти. Перебежчик отчаянно расхохотался, и этот полный презрения смех отозвался от каждой стены.

– Мне нужно поговорить с девушкой лично, – пробормотала я, насилу отвернувшись от хохочущего доказательства собственной жестокости. – Но сначала прошу вас исцелить этого юношу. Я буду ждать вас в саду.

С этими словами я выскочила из каморки и понеслась к выходу в кромешной темноте, даже не потрудившись зажечь огонь и едва разбирая дорогу. Сзади послышались торопливые шаги.

– Амаль, это была наша общая ошибка. Не только твоя, – заявил Беркут, нагнав меня.

Я не сбавляла шаг, упрямо игнорируя его слова утешения.

Михель схватил мою ладонь и сжал в своих прохладных пальцах, вынуждая остановиться. В кромешной тьме я не видела его родных зеленых глаз, но знала, что они наполнены привычной братской заботой. Будто бы он все еще говорил со своей наине, а не с умалишенной ведьмой, всего пару минут назад пытавшей невиновного. Я была противна самой себе, а Михелю – нет. Разве такое возможно?

– Ты – не зверь, – заверил меня Беркут и вдруг прижал к себе. Как в тот наполненный смертью и вонью жженой кожи вечер, когда я превратилась в убийцу. – Мы ошиблись, так бывает. Все выглядело слишком подозрительно.

Я кивнула куда-то ему в плечо, безрезультатно отгоняя склизкое чувство собственной ничтожности.

– Гаян исцелит парня, потом я лично поговорю с ним. Мы можем дать ему денег и отправить в любой другой город Нарама. С полным кошельком он найдет себе место.

Я отстранилась от Беркута и несмело подняла взгляд, стараясь различить во тьме очертания друга.

– Предложи ему вступить в мой отряд. Кажется, этого он хотел, когда просил убежища. Миреец, действительно, хорош в бою, раз сумел ранить кадара. Еще и его дар прятаться в тени. Такого нет ни у одного моего солдата. Если согласится – хорошо, не согласится – дай денег и отправь подальше из Вароссы.

– Ты уверена, что его место среди нас? – голос Беркута полнился сомнением.

– Поглядим, – пожала я плечами. – Он рвался ко мне в отряд. Пусть это предложение станет моим извинением.

Сад встретил нас утренним пением птиц и шелестом листвы. Запах роз пробирался в грудь нежным дурманом. Отдаленные голоса прислуги, доносившиеся от черного входа кухни, напоминали, что жизнь продолжается. Сегодняшнее утро могло не наступить для несчастной дочери Надира Леяна, но наступило. И все это благодаря перебежчику, вступившему в бой с кадаром. Его место не на кухне, среди ящиков с продуктами и болтающих без устали кухарок. Я совершила ошибку. Вновь.

– Наместница, простите, что беспокою вас, – вдруг донесся до меня звонкий девичий голосок. К нам спешила одна из помощниц кухарки – молоденькая девчонка, на вид чуть младше меня самой. Ее испуганные глазищи таращились на нас с Беркутом, будто на демонов из преисподней. Я смотрела на нее сверху вниз, молчаливо выжидая.

Девчонка склонила голову в почтительном поклоне и пролепетала:

– Я хотела спросить об Ингаре. Солдаты болтают, что его заперли в подвале.

– Не твоего ума дело, – отрезала я, мысленно пообещав устроить выволочку каждому, кто распускает язык в присутствии прислуги.

– Простите меня. Я всего лишь хотела сказать, что весь вчерашний вечер Ингар провел со мной и моей подругой Идой – еще одной работницей кухни, – помощница кухарки вновь склонила голову, но голос ее зазвучал чуть тверже. – Он… Ингар – хороший человек. Он не мог натворить дурного.

– Миреец всего неделю живет в моем поместье. Откуда тебе знать, что он за человек? – язвительно поинтересовалась я.

Девчонка взглянула на меня исподлобья и вновь потупилась.

– Он помогает всем, кто в этом нуждается.

– Наивная, – фыркнула я. – Никогда не суди людей по тому, помогают ли они другим. Лучше наблюдай, чтоб не вредили. Но по поводу Ингара ты права. Он ни в чем не виноват. Я распорядилась отпустить его.

Глаза помощницы кухарки озарились радостью, отчего у меня вновь возникло желание громко фыркнуть. Девчонка влюбилась в перебежчика! Как предсказуемо и глупо. Давно здешние девушки не видывали новых мужских лиц.

– Наместница! – вдруг донесся приближающийся крик целителя. Он вновь бежал, прихрамывая на одну ногу и тяжело дыша. – Дочь советника сбежала! Она избила служанку и вылезла в окно! Супруга прислала экономку сообщить мне об этом.