Гордые люди живут в деревне.

–Да, отойди, ты! Пусти, я попробую.

Два пацана вот уже минут 10 пытаются безуспешно скачать через шланг бензин из бака моей «Гранты» в пластиковую полуторалитровую бутылку из-под пива, найденную ими только что в сенях соседнего заброшенного полуразвалившегося бывшего колхозного барака.

Я, сидя на корточках рядом с машиной, с интересом наблюдал за ними, не предпринимая даже попытки помочь пацанам. Не потому, что не хотел, просто я не представлял, как это делается.

Нет, конечно, в детстве так же скачивали с друзьями для мопедов у добрых дяденек через черный резиновый шланг, даже вкус бензина вспомнил. Но повторять эту процедуру, когда у тебя полный рот бензина и ты плюёшься им, стараясь не наглотаться, желания никакого не было.

Парни пришли уже потемну. К дому. Постучались в окно. С этими деревенскими пацанами, проводящими целые дни на единственной проходящей через деревню дороге, которая, собственно, и являлась главной улицей, мы знакомы уже года три.

С тех пор, как начали ездить сюда восстанавливать и ремонтировать дом, купленный семьёй сына непонятно для каких целей. Дань моде, наверное. Повсеместное увлечение молодёжи покупать дома в деревне удивляет. Покупать-то дома покупают, а ухаживать за ними ни опыта, ни желания, ни толку, ни времени нет.

Местные пацаны любопытные. С первых же дней их разновозрастная ватага пришла ко мне в  дом, осмотрели все, как идёт ремонт, солидно так, как маленькие мужички, порасспрашивали нас, кто мы, откуда, как оказались в их краях.

Я им тогда отдал на всю ватагу парочку полусломанных автоматов и сломленный пластмассовый пистолет. По деревенским меркам это,  видимо,    щедрый подарок. И с тех пор, едва    завидев мою машину, вся ватага махала руками и громко кричала на всю деревню:

–Привет, дядь Саш!

Как я мог им отказать, когда они пришли с просьбой выручить их отца, который буксовал, буксовал и израсходовал весь бензин, а ему срочно ехать на работу в другую деревню, а это не рядом.

–Выручай, дядь Саш, вот так нужен бензин, – проводит он указательным пальцем по горлу.

–А что отец сам не идёт?

–Да он нас послал.

Я прекрасно знал, что никакому отцу эти пять литров бензина, который они клятвенно заверяли отдать тут же, завтра же утром, не нужны.

Знал, что отец их по рассказам соседки, пьёт, давно лишён прав, и нигде не работает, пьёт и мать этих сорванцов, пьёт и бабушка, и никогда эти пять литров бензина они мне не отдадут, и что бензин им нужен, чтобы только погонять несколько дней на своих мопедах, да на собранном старшими парнями из металлолома мотоцикле неизвестной самодельной деревенской марки.

Знал я это. Ну что? Надо же пацанам на мопедах кататься. Что ещё в деревне делать?

Не мог я отказать. Отлил из канистры себе в культиватор литра полтора. Прикинул, хватит мне сотки три картошки окучить. Взял канистру с оставшимися  тремя литрами бензина и пошли к моей  машине, стоявшей из-за повсеместной непролазной грязи в самом начале улицы, у дома Мишки, местного рыбака.

Он уже старый. На пенсии давно. Но, как ни странно, все в деревне зовут его Мишкой.

Он интересный мужик, Мишка, маленький такой, чёрненький. Стоим как-то у его забора, машину мою осматривает.

Он и говорит:

– Знаешь, Саш, я ведь не Мишка, я Мойша. Жид я.

Я даже опешил. Слов-то таких не слыхал. Может, на уроках истории, когда-то в школе. Гришка называет себя жидом. Я и слова – то такого в городе не слыхал, а он, всю жизнь проживший в этой деревне,  с этакой какой-то даже гордостью себя жидом назвал.

Без всякого смеха. Так и назвал.

Сидим как-то с маленьким черноглазым и черноволосым Мишкой, которому уже далеко за 65, под 70 точно, разговариваем о рыбалке, о пруде, о карасях, куда он меня обещал сводить, и вдруг  Мишка неожиданно так говорит:

– Я ведь Саш из этих, из жидов. – философски произнёс он, затягиваясь густым дымом папироски. И как – то иронично улыбается.

Не печально, не радостно, не гордо, но и  без всякого сожаления.

А я и правда, слов – то таких не слыхал. Может в школе, в первый раз, да в институте, во второй раз, когда Россию начала ХХ века изучали, черносотенцев всяких.

И надо же какое чудо. Здесь в деревне , в 21 веке, в захудалом  районе бедненькой области услышал в третий раз.

Кое-как парни откачали полбутылки бензина, все уплевались, жевали траву, чтобы перебить вкус бензина, видимо,  даже спустя десятилетия, не очень приятный.

– Это у меня 95, – хвастаюсь.

– Нет, – говорит один, – это 92-й, тёмный какой-то.

– Не, не, – вытирая губы то ли травой, то ли рукой, – спорит второй. – Это 95-й. Точно. По вкусу знаю.

Пожалел парней.

–Да бросьте мучиться! Давайте, я вам из канистры налью, как раз две бутылки и будет. Три литра хватит вам.

Пацанам, похоже, тоже надоело  мучиться, с этим шлангом. Переглянулись. Подумали. Согласились.

–Ладно, давай.

Заполнил им из канистры две полторашки. Довольные ушли.

А я    с пустой канистрой побрёл обратно, размазывая по траве грязь и глину, думая про себя, что зря я и переживаю, что кто-нибудь, когда-нибудь, где – нибудь украдёт    бензин из бака моей «Гранты». (Крышка – то бака у меня без замка будет). Зря, значит, я переживаю за свою машину, когда оставляю ее одну ночевать здесь, одну, ночью, на незнакомой дороге. Не так это просто, скачать бензин из бака. У парней вот ничего не получилось, а уж у пьяных мужиков и подавно.

На следующий день уже поздно вечером те же два паренька стучат в окно. Так принято в деревне, стучать в окно, или в дверь, или, если есть палисадник и сразу к окну не подойдёшь, то просто кричать.

– Дядя Саша, – кричат пацаны, – выйди.

Так принято в деревне, никогда не заходят гости ни во двор, ни в избу, пока хозяин не пригласит. Хорошая традиция. Стоят и терпеливо ждут за околицей.

Выхожу. Их уже трое. Один большой, полный высокий, лет 20.

– Дядь, Саш, – заскулил младший, самый маленький и самый шустрый, – дядь,  Саш, выручай, дай пятьсот рублей на запчасти.

Вдали действительно шлифовала грязь старинная забрызганная копейка. Я вздохнул. Предупреждала меня жена, что нельзя было парням давать бензин, нельзя баловать, сядут на голову, обнаглеют. Так и случилось.

Раздал им конфетки, чтобы посоображать пока, потянуть время. Решение принял быстро. Тем более что обманывать парней не пришлось.

– Да хоть бы пораньше, ребята, обратились. Только что с райцентра  приехали. Клеща доставали. Антибиотиков только на 800 рублей накупили. Сами знаете. Нет. 500 рублей нет у меня. Демонстративно достаю кошелёк.

– Вот, сто рублей и осталось-то.

Младший, не стесняясь меня, смотрит вопросительно на большого. Видимо главный у них.

– Ну что, берём?

Тот молча кивает.

– Ладно, – смачно сморкается и сплёвывает аж метра на три маленький, – давай сто рублей, завтра отдадим.

Отдаю.

– Как выезжать – то будете? – киваю на застрявшую в грязи копейку.

– Да ты что? Нас там 7 человек.

И действительно, ватага больших и маленьких обступила машину, взревел мотор, который, похоже, ни в каких запчастях вовсе и не нуждался, вытолкали застрявшую машину, все в неё как-то впихнулись и, громко хохоча, помчались дальше вниз по боковой  улице.

Не знаю, как в других деревнях и деревеньках России, а здесь, в нашей деревне, отдавать деньги, взятые взаймы, как-то не принято. И мы городские полуприезжие,  полуселяне, полудачники, проживающие летом в приобретённых сельских домах – развалюхах, относимся к этому спокойно.

Ну, нет у людей денег. Что с ними делать?   Нет работы. На одни пенсии и живут. Что тут сделаешь.

Деревня, вообще,  – это другой мир. «Привет! – снова в очередной мой приезд машут мне рукой издалека деревенские парни – школьники, которым два года назад подарил пару сломанных детских игрушечных пистолетов и автоматов. Я уж и про игрушки то эти забыл, а парни все ещё издалека рукой машут, когда на машине проезжаю. Не забывается доброе отношение в деревне. Ценят, они, деревенские, это.