— Сами может и не сунутся — здешних натравят. Вон в прошлый раз с местными душегубами сговорились и напали ночью. Хорошо дворник наш Игнат Первушин, царствие ему небесное, по нужде на двор вышел, помешал варнакам, не дал захватить нас сонными. Бабушка их всех упокоила, да подстрелил ее варнак иностранный. За воротами прятался, она его не заметила и выскочила на улицу, а он и пальнул в нее два раза. Только не помогло ему, упокоила его бабушка, задохнуться заставила, да надорвалась. Перед смертью «ларец» мне передала да письмо этому Бальцони написала. Не смогла я спасти ее. — Женщина вытерла уголком платка слезы, вздохнула и спросила:

— Ты никак пришел на «ларец» поглядеть?

— Любопытный приборчик, хотелось бы с ним разобраться, но спешить не будем. — Покривил я душой, видя не слишком располагающий настрой знахарки. — Насчет денег пришел к тебе посоветоваться. Надеюсь, ты не будешь против, если я их в дело пущу.

— Что опять задумал?

— Да ничего особенного, пшеницей да рожью спекульнуть хочу. Очередной неурожай в «Рассее» намечается в этом году, а у нас тут зерна с прошлого урожая прикупить можно по дешевке. Остается лишь до Тюмени доставить, а там цена раза в три — четыре выше будет.

— Это что же народ голодать будет, а ты поднажиться решил? — Сразу ухватила суть женщина.

— Блин! Савватеевна и ты туда же. Дед мне плешь проел и ты еще на мозг капаешь. Не смогу я помочь голодающим, это только правительству по силам. Царевич вроде эту помощь курировать будет. Правда слабо верится, что у них получится что-то путное. Эти твари сотни миллионов рубликов имеют от продажи зерна за границу. И, думаешь, куда тратят эти миллионы? На роскошь ненужную, да на проституток европейских. На развитие страны остается меньше четверти этих денег. Крестьянство их кормит и поит, а эти суки даже нормальную помощь сдыхающим от голода организовать не могут, а может и не хотят. Вот за это и будут их через тридцать лет на столбах вешать. Ну да черт с ними со всеми. Мне лет за шесть денежек надо с миллиончик рубликов напилить. Так что буду на всем зарабатывать и золото мыть, и зерном спекулировать.

— Эк хватил! Миллион ему подай. Это куда ж тебе такая прорва денег?

— По хорошему бы надо миллионов с десяток, но для начала хватит и одного. Самолеты я хочу строить Савватеевна.

— Зачем тебе самолеты? Холст ткать собрался?

— Какой холст? — Не понял я юмора. — Причем здесь холст?

— Ну как причем, самолет — это же станок ткацкий.

А ведь точно! Читал где-то, что самолетом назывался ткацкий станок с механической подачей челнока. Лупила по нему какая-то хрень вот челнок и летал сам туда-сюда. Треск, должно быть, стоял неимоверный.

— Блин! Как у вас здесь все запущено. Нет уважаемая Феодора Савватеевна самолет это аэроплан. Механизм такой — летать на нем можно. Знаешь, с детства мечтал полетать.

— Летать? Как на воздушном шаре?

— И опять не угадала. Воздушный шар летит туда куда ветер дует, а самолет и против ветра попрет, если движок нормальный поставить. Кстати, сам самолет без мотора сделать не так и трудно. А вот с мотором засада — нет их еще. Лет через десять-двенадцать только появятся. Можно конечно и раньше сделать, но миллиона на это маловато будет.

— Ну и зачем тебе эти самолеты тогда?

— Я же тебе сказал, что сам полетать хочу. Ну, а потом «за державу обидно». Хочется, чтобы первые самолеты у нас появились. Тем более, что один наш флотский офицер уже попытался самолет построить, да пока ничего у него не вышло.

— А у тебя значит выйдет.

— И не сомневайся Савватеевна обязательно выйдет, если конечно деньги будут. Но бог с ними с самолетами. Я ведь и, правда, пришел к тебе на приборчик, ну «ларец» посмотреть. Есть у меня по его поводу кой-какие мыслишки. Покажешь?

— Да куда же теперь от тебя, окаянного, денешься. Покажу конечно. — Проворчала знахарка. Достала завернутый в холстину приборчик и подала мне. Взял довольно тяжелый, для своих размеров предмет, снял холстинку и стал изучать эту хреновину «органолептически», а именно внимательно рассматривать и ощупывать. На вид и на ощупь — пластик. Сколько не щупал ни давил пальцами со всех сторон, никаких скрытых кнопок не обнаружил и это логично. Кнопка это уже механика. Значит энергоемко и ненадежно. Электроника? Пожалуй что нет. Скорее всего, нечто более продвинутое. Ну что же, коль ничего не придумалось, надо трясти.

— Давай Савватеевна включи-ка «ларчик» да наложи его на меня, как это ты всегда делаешь.

— Не боишся? — Спросила знахарка.

— Побаиваюсь конечно, но в меру.

— Ладно! Раздевайся до пояса и ложись на лавку.

Ну что же, как говорится «наука требует жертв». Разделся и улегся. Знахарка каким-то особым образом сжала правой рукой приборчик и негромко произнесла:

— Спаси и сохрани. — После этого положила его мне чуть ниже пупка.

— Руками его не трогай, глаза закрой и ни о чем не думай.

Ага! Не думай о белой обезьяне. Ладно, попробую. Расслабился и постарался ощутить действие гаджета на собственной шкуре. Сначала ничего не получалось, но через некоторое время мне показалось, что меня нежно, почти не ощутимо касаются, чьи-то детские пальчики. Волна касаний не спеша двигалась по телу, иногда останавливаясь на одном месте, и тогда ощущался легкий укол, после которого движение вновь продолжалось, причем в обе стороны от прибора. Не снятые штаны не явились препятствием, для шаловливых пальчиков. Немного потоптавшись в районе паха и дважды чувствительно уколов, быстро пробежались по ногам и оставили нижнюю часть тела в покое.

В верхней половине тушки дела шли куда медленнее. По крайней мере, с десяток укольчиков в разные части торса я получил. Когда волна дошла до головы, то движение явно застопорилось. Пальчики топтались по голове как будто в неком недоумении. Потом приборчик чуть слышно пискнул и послышался изумленный возглас знахарки. Я открыл глаза и тоже выругался. И было от чего; от приборчика отделялись какие-то черные пластинки. Большая часть пластинок стала облеплять голову, меньшая стала нырять за спину, причем деревянная лавка помехой для них не являлась. «Позвоночник сканировать будут» подумалось мне.

Мельтешение черных пластинок продолжалось с минуту, после чего они очень быстро стали прилепляться к приборчику. Я уже хотел встать, но неожиданно передо мной появился бледно голубой экран на котором проступили три строчки неизвестных мне знаков ярко зеленого цвета. Верхняя строчка состояла из десятка разной длины групп знаков с пробелами между ними. Нижние строчки были предельно короткими. В каждой было по два разных значка. Ну что ж все более-менее ясно. Меня о чем-то спрашивают и предлагают два варианта ответа «да» или «нет». Верхняя двухсимвольная строчка стала подмигивать, нижняя тускло светилась. Скорее всего та которая мигает означает «да». А была не была пусть будет «да». Я мысленно нажал на мигающую надпись. Экран выдал следующую порцию непонятных символов. Снова жму мигалку, и третья порция значков и снова «да» и тут же пожалел.

— Блин! ….. ….. — Резкая боль буквально прострелившая позвоночник от затылка до копчика, заставила выгнутся дугой и разразится не нормативной лексикой. Впрочем, боль быстро утихла, а экранчик исчез. Я с опаской глянул на прибор, но тот был совершенно индеферентен, лежал на моем пузе, как простой камешек. Немного подождав и не дождавшись от проклятого «гаджета» очередной подлянки, взял его в и руки и сел.

— Савватеевна забирай эту хреновину и прячь. — Я протянул приборчик стоящей с ошеломленным видом знахарке. Та машинально взяла свой «ларец» и продолжала с изумлением смотреть на меня.

— Что-то не так Савватеевна? — Спросил я знахарку.

— Ты тоже это видел? — Вопросом на вопрос ответила женщина.

— Что? Это?

— Пластинки черные, что тебя облепили?

— Видел и пластинки и еще кое что. — Осторожно ответил я. — А ты что разволновалась, разве не так все происходит, когда ты «ларец» накладываешь?