— Ты скорбишь по нему?

Она на секунду остановилась, но продолжила спокойно забинтовывать его руку.

— Незачем скорбеть по нему. Он умер так, что оплатил свой долг. И в конце всего этого я встречусь с ним по ту сторону Врат.

***

— Ну?! Чего пялишься?! — крикнула Розари.

Он не смотрел. Отвернулся и не видел всю сцену, как ей помогают справлять нужду прямо на кровати. То страшное, чего избежал он сам. Он остался не для того, чтобы смотреть, не для того, чтобы смутить или опозорить её. А как боевой товарищ, который разделяет с ней страшное.

— Как только я приду в себя — темники за всё заплатят! Я из голов сложу гору, ещё выше горы Ногх, и спрыгну с неё на Небесный Дворец! Ублюдки сраные!

Он молчал. Всё равно не было слов, способных утешить её или забрать от неё всё плохое. Ей нужно было излить это, хотя бы так, на словах и выкриках. На слезах и всхлипах.

— Нет разницы, каково испытание, если у тебя есть долг терпеть его.

Он не повернулся к ней, зная, что ей будет тяжёло смотреть на него. Кинул ей бурдюк с вином, услышал как она тихо ругается, но делает несколько глотков. Дыра в её животе зарастала неплохо, но чтобы процесс шёл быстрее, ей нужно было лежать смирно. А это убивало её куда жестче, чем все колдовские твари вместе взятые.

Дукан захаживал к ней при любой возможности, только бы она не сорвалась с цепи. Не давал ей оставаться наедине с собой и своими мыслями, стойко выдерживая поток оскорблений и гнева и в свою сторону.

— Почему я не сдохла, старик? — устало пожаловалась она. — Какой кошмар всё это.

— Кошмарно было бы зарыть тебя в землю, доченька. Мёртвую и холодную. А так… ещё послужим Ей.

— Много-то от нас пользы…

— По капелькам с гор Явор собирается. Заберём мы ещё своё. Не зря выжили.

***

— Ну, сладенький? Помнишь меня?

Дукан чувствовал себя скверно, но уже мог стоять и ходить достаточно хорошо, чтобы спуститься в яму и проведать пленника.

Судя по форме и знакам отличия — это был сотник, но какого-то особого отряда, эмблему которого Дукан не узнал. Сотник даже не посмотрел на него и сделал вид, что не понимает чужую речь. Дукан поставил стул напротив связанного паренька, и осторожно сел.

— Я в этом деле не первый десяток лет, приятель. Знаю, что вас учат нашему языку, чтобы вы тут чувствовали себя как дома. Ты меня понимаешь, но ещё не понял, что тут вообще происходит. Ребята снаружи запутали уже с сотню твоих приятелей разных мастей. Ведут себя как дикие звери, а чего поделать — вы им столько крови выпили, что они уже в вас и начинают превращаться... Я же другой породы. Я из Тайной Службы короны. Меня учили делать разные вещи с людьми. Я не мясник, а неторопливый и искушённый художник. А тебя учили браваде и верности. Только вот, как офицер офицеру могу тебе сразу сказать, что ты своей бравадой, как и кровью, подотрешься. Ломаются все. Вопрос в том, сколько времени я захочу ломать тебя. Я немного расстроен потерей друга и пока не готов к походам, так что времени у меня просто завались.

Темник всё ещё молчал, смотря сквозь Дукана, и не выражая никакого интереса к происходящему.

— Ну, смотри сам, завтра я спущусь сюда с чашкой чая и инструментами. Выберешь, что тебе больше понравиться. Нам ведь совсем не обязательно тебя калечить. После хорошего и душевного чаепития, я даже могу договориться, чтобы ты просто вышел отсюда, не потеряв ничего кроме времени. О чести я не говорю, у тебя её всё равно не останется, когда я с тобой закончу. Ты уже не маленький мальчик, видел и жизнь и войну. Сильно отличается от того, что тебе втирали.

— Пошёл ты. В задницу, — тихо ответил темник и посмотрел ему в глаза.

— О-о-о, приятель, не стоит меня недооценивать. Можешь, сразу покрыть всеми позорами мою маму, да дать жару и припомнить в скверном свете и Госпожу. Меня так из себя не выведешь. А ты не заслужишь быструю смерть. Скажу тебе сразу, ты вообще не умрешь. Пускай эта мысль не тешит тебя. Никакого избавления или мученичества не будет. Я оставлю тебя жить. Калекой. Так что тебе каждая последующая секунда будет в тягость. Но сам ты себе помочь не сможешь. Могу даже попробовать выторговать тебя за пленных и отправить домой в таком виде. К жене. У тебя же есть жена?

Темник затрясся и распял его ледяным взглядом.

— Вижу, есть. Уже что-то. Видишь, как у нас всё славно получается? Ты можешь даже не разговаривать, твоё тело уже говорит за тебя, его никак не заткнуть. Где Госпожа, сынок?

Темник при Её упоминании ухмыльнулся, спокойно выдохнул, отвернулся и снова уставился в одну точку.

— Не знаешь, — мгновенно определил Дукан, а темник снова вздрогнул и болел от злости. — Куда Её утащили? В Небесный Дворец? Это Её тюрьма?

Темник вслушался в его последние слова, нахмурился и расплылся в улыбке.

— И этого тоже не знаешь? Вряд ли вам такое говорят. Не твоего ума дела. Жаль. Но тут, конечно, я и не рассчитывал получить от тебя ответы на такие вопросы. Толщина и высота стен Чёрной Крепости? Сколько рядов укреплений? Сколько форпостов на пути? Сколько людей в постоянном гарнизоне?

Темник ухмылялся ещё больше, Дукан с лёгкой душой улыбнулся ему в ответ.

— Эти вопросы я задам тебе завтра. Запомни их. Ответы на них тебе придётся орать и очень подробно, чтобы остановить меня, пока я буду вырывать тебе ногти и зубы. Ответы должны быть очень интересными, что я действительно увлёкся. И это будет только разминка, так скажем, неустаревающая классика. Самый главный вопрос, который тебе предстоит обдумать это ночью звучит очень просто: «Чем я готов пожертвовать?». Ты назовёшь мне эту часть тела. И миллиметр за миллиметром я избавлю тебя от неё. Но не трону другие. Могу оставить тебя с одной ногой. Или с одной рукой. Или взять что-то менее ценное. Ты решишь сам. А если не решишь — я возьму с тебя вдвойне. И я могу сразу тебе сказать — ты пожалеешь, что отказался от чая. И всё равно всё расскажешь. Доброй ночи, приятель.

***

Рано утром, приняв лёгкий завтрак и заменив вино на крепкий чай, Дукан снова спустился в яму, прихватив инструменты. Темник ждал его, горящие глаза, расширенные зрачки, испарина и мандраж были привычной картиной человека, готового ещё сражаться и вести битву. В абсолютном молчании Дукан поставил на небольшой столик ещё горячий чай, отхлебнул из кружки, не предложив темнику даже жестом, спокойно распаковал инструменты, наточил их особым камнем и приступил к делу.

Темник храбрился минуты три от силы, шипел, орал проклятья, закусывал губы, но как и большая часть людей, оказавшихся в его положении, перешёл на неконтролируемые вопли и жалкие мольбы. Дукан абсолютно игнорировал его, пока темник не стал вопли темника не превратились в осмысленные фразы.

— Двенадцать метров у подошвы? Не кисло вы успели отстроиться. Бледные, что ли помогали в строительстве? — Дукан обтёр когтеобразный нож о платок, положил на стол и отпил холодного чая.

— Да, помогали! — всё ещё выкрикивал темник. — Нужно было быстро строить! За два года! А ещё…

— Погоди-погоди, — остановил его Дукан, достал длинный, гнущийся и почти прямоугольный нож, и поместил его в небольшую пиалу с тлеющими углями. — Нужно прижечь твои раны. Мы же не хотим, чтобы ты потерял сознание? А пока я помогаю тебе по доброте душевной, ты дружок мне на ушко шепни, что выбрал. Ухо небось? Дырень можно будет прикрыть волосами, ещё красавчиком останешься. Частый выбор. А знаешь что ещё часто выбирают?

— Не-е-ет! Не надо, пожалуйста! Я всё расскажу.

— Конечно, ты всё расскажешь. Все рассказывают. Но сначала расскажи, что выбрал. Могу отрезать нос. Станешь жутким ублюдком, будешь пугать всех по службе. Сильно карьёру не сделаешь, но где-нибудь в учебных подземельях ваших сержантом останешься, будешь молодняк учить, да рассказывать об ужасах войны… ну ты понял… на своём примере.

— Не надо мне ничего резать! — темник заплакал. — Я всё расскажу, всё что хотите… Только пощадите… не надо быть зверьми…