Джейн в светлом платье, с лентами в волосах, заметила его ещё издалека.

– Здравствуй, Джек, – заискрилась улыбкой, подхватив его под руку. – Я боялась, что ты не придешь.

– С какой стати? – буркнул Джек не самым приветливым тоном. – Я привык держать слово.

По крайней мере, ему хотелось так думать, и Джейн, не став зубоскалить, увлекла парня в сторону карусели. В этом году леди Карлайл расстаралась на славу: музыкальную карусель привезли из самого Дарема, и теперь стар и млад приходил подивиться на чуднОе приспособление. Крутящиеся по кругу лошадки представлялись неискушенным жителям Хартберна настоящим заморским чудом...

– Давай покатаемся, – предложила мисс Каммингс, не выпуская Джека из рук. Вцепилась в него мертвой хваткой, казалось, никогда не отпустит... Эта хватка и в целом навязчивость спутницы вызывали у Джека тихое раздражение, и парень был рад, когда, заплатив пару пенсов, они расселись по разным лошадкам. Хотелось лишь одного: бросить Джейн и сбежать. Особенно в предвкушении встречи с Амандой, пусть даже издалека, но просто увидеть ее – уже было благом. От одной мысли об этом сбоило сердце…

И вдруг невдалеке мелькнул край белого платья…

Сквозь толпу волнорезом шагала миссис Карлайл, тётка Аманды, и девушка, следуя на шаг позади, улыбалась, здороваясь с хартбернцами.

Карусель, между тем, несла Джека по кругу, и при следующем обороте он столкнулся с Амандой глазами: секунда, длиною в целую вечность, вышибла из его груди воздух, заставила задохнуться, хватая ртом воздух, как рыбу, выброшенную на берег, – карусель же бездумно неслась дальше по кругу, но Джек словно замер в моменте, глядел всё в те глаза, наполненные тоской и печалью, и мир смазался до туманного морока.

Только фигурка Аманды оставалась четкой и ясной.

Ее рука у груди… прядь волос, заправленная за ухо…

Он как будто услышал ее слова в голове: «Ты знаешь, насколько мне дорог. Я думаю о тебе постоянно!»

Бег карусели замедлился, музыка стала тише, и Джек словно вышел из транса, заметив теперь высокого джентльмена с напомаженными усами подле Аманды и леди Карлайл. Тот самый, из экипажа… Как он и думал. Мужчина беседовал с леди Карлайл, держась вполоборота к мисс Блэкни (к его мисс Блэкни!). И Джек сжал кулаки…

Этому франту было порядком за тридцать, и Джеку он представлялся форменным стариком. Мисс Блэкни не могла на самом деле желать, выйти за него замуж!

Карусель остановилась, и Джейн в то же мгновение подхватила парня под локоть:

– Она не пара тебе, – шепнула она обиженным голоском. – Такие, как мы, ничего не значим для них. Забудь...

Джек хотел возразить, сказать, что её это всё не касается, но не выдал ни слова… Просто не смог. Невысказанные слова так и остались внутри тяжелыми кирпичами, притягивая к земле, равно в противовес тем же мечтам, заставлявшим парить в небесах.

Он обернулся и поглядел на мисс Блэкни, которой напомаженный франт нашептывал что-то на ушко…

Вот ведь черт ряженый! Богатенький выскочка. Старикашка паршивый...

Наделив своего удачливого соперника вереницей нелестных эпитетов, Джек ощутил относительное спокойствие и позволил, наконец, Джейн увести себя от карусели к торговым лоткам. Впрочем, никаким яблокам в карамели и лакричным конфетам было, увы, не под силу перебить горький привкус ревнивой желчи, разлившийся по его языку.

Джейн таскала своего кавалера по торговым рядам и аттракционам, словно безвольную куклу, и Джек, позволяя ей это, ощущал себя абсолютно больным и несчастным: эмоции рвались наружу, он измучился сдерживать их, но пытка ярмаркой продолжалась, и сбежать не представлялось возможным.

К счастью, пастор Райт, прихватив ящичек для пожертвований, вышел к трибуне, что негласно знаменовало собой кульминацию мероприятия: подсчет и оглашение собранной для даремского приюта суммы.

– Уважаемые жители Хартберна и других деревень, сегодня, в этот заключительный день нашей ежегодной весенней хартбернской ярмарки, позвольте поблагодарить каждого за приложенные усилия по ее проведению и в первую очередь позвольте воздать благодарность нашей добросердечнейшей патронессе, леди Джулии Карлайл, благодаря которой мы можем не только наслаждаться новыми веяниями техники, – он указал на умолкшую на время карусель, – но и внести посильную лепту в заботу о менее удачливых членов нашего общества. – Теперь пастор Райт указал на табличку с надписью: «Поможем бедным сироткам из даремского приюта», прикрепленную к ящику для пожертвований.

Леди Карлайл милостиво кивнула, принимая благодарность в свой адрес. Перо на её модной шляпке колыхнулось в такт движению головы… И продолжало «танцевать» в том же духе, пока пастор Райт торжественно перечислял пожертвованные ей с сэром Паркинтоном суммы на богоугодное дело помощи «бедным сироткам». Закончив эту короткую, но высокопарную речь, священник извлек из кармана маленький ключик и под взглядами своих прихожан вставил его в замочную скважину сбоку деревянного ящичка.

Раздался легкий щелчок, пастор откинул крышку и… замер на миг с выпученными глазами, глядя на содержимое ящичка.

Люди заволновались...

– В чем дело? – воскликнул один.

– Что случилось? – присоединился другой.

И тогда пастор Райт отозвался растерянным голосом:

– Я не совсем понимаю, что это значит… но… кажется, нас обокрали.

Говоря это, он запустил руку в ящик и извлек из него букетик лесных незабудок...

Ярмарка всколыхнулась, словно морской прибой в минуты прилива, и леди Карлайл, подхватив край выходного платья, решительно проследовала на трибуну к пастору Райту... Отодвинув его в сторону и заглянув в злополучный ящик, она демонстративно приложила руку к своей обширной груди и издала мученический стон.

– Нас ограбили! – провозгласила страдальческим тоном и оперлась на услужливо предложенную ей руку пастора Райта. – Немыслимо. Кто был способен на подобное святотатство?! Нехристи. Злостные негодяи... – Тут силы оставили ее окончательно, и спутник помог ей спуститься и присесть на скамью. – Мои нюхательные соли, милочка, – поглядела она на племянницу, и Аманда, порывшись в ее ридикюле, протянула полуобморочной тетке флакон нюхательных солей.

Та откупорила крышечку и шумно вдохнула; Аманда огляделась в поисках Джека, но нигде его не увидела. Обычно, когда случалось нечто из ряда вон выходящее, он всегда был где-то рядом…

– Расступитесь, расступитесь! – сквозь взволнованную толпу проследовал констебль Льюис и остановился перед леди Карлайл и пастором. Его круглое личико со скошенным носом являло собой в высшей степени озабоченное выражение с толикой неуместной бравады. Он был похож на боевого петушка, обрядившегося блюстителем порядка. – Рад приветствовать вас, миледи, – обратился он к полуобморочной даме, – и вас, пастор Райт. Так вышло, что я как раз находился поблизости – в связи с исчезновением дочки Андерсенов – и потому, как только услышал... – Не договорив своей мысли, он, пыхтя, проследовал на трибуну и, заглянув в ящичек для пожертвований, задумчиво констатировал: – Итак, ограбление... Самое что ни на есть. М-да, неожиданно, весьма неожиданно!

В ящике, как уже убедилась Аманда, остались лишь несколько медных пенсов и букетик лесных незабудок. Пятьдесят фунтов, пожертвованные ее тетушкой и сэром Паркинтоном, исчезли. Как, впрочем, и все остальные деньги, собранные за четыре дня ярмарки...

– Отыскалась ли пропавшая девушка? – поинтересовалась Аманда у Льюиса.

Пастор Райт уведомил их об исчезновении мисс Андерсен сразу же по прибытии.

Констебль вскинул поникшую голову и захлопал глазами:

– Нет, мисс Андерсен так и не объявилась.

– И вам не кажется это странным?

– Странным? – глаза констебля вперились в неё с недоумением. – Почему это должно показаться мне странным, мисс Блэкни? – спросил он, вздернув вверх подбородок.

Похоже, расспросы мисс Блэкни не пришлись ему по душе.

В этот момент пастор Райт присоединился к их разговору: