— Соголон? — тихонько спросила она. Мычание стало утвердительным, и спустя несколько секунд связанная девушка, извиваясь всем телом, сумела приподняться, встретившись взглядом с нежданной пришелицей.

— Лежи тихо, Соголон, — шепнула лла Ниахате, — сейчас я тебя развяжу.

Девушка притихла, но мычать не перестала. Голова её мотнулась в сторону. Во тьме лла Ниахате, разумеется, ничего не увидала, но протянула туда руку, и пальцы её сомкнулись на небольшой статуэтке.

В самом деле, кто сказал, что тотем, в котором заключена душа первого вождя, обязан быть большим? Трёх четвертей локтя вполне достаточно.

Палец ребёнка вновь обжёг холодом грудь: похоже, статуэтку вырезали из человеческой кости. Судя по выщербинам на ней, мастер умер давным-давно. Слишком давно, чтобы вещь не стала могущественным артефактом. Да ещё и заклинатель, небось, попался не из последних...

Лла Ниахате вздохнула и уселась поудобней, положив статуэтку себе на колени. Нужно было для начала развязать Соголон.

Битва меж тем подходила к концу. Судя по крикам и топоту множества ног, стража и наместник, наконец, разобрались, где нарушается порядок, и прибыли как раз в нужный момент. Теперь надо выбраться отсюда с девушкой и...

— Их ждёт колдунья! — отчаянно прошептала Соголон, стоило ей освободиться и выплюнуть кляп. — У неё мертвец!

— Плохо дело, — пробурчала лла Ниахате. — Похоже, это ловушка, чтоб собрать всех вместе. Ладно, девочка, оставайся пока здесь. Тут для тебя самое безопасное место. Старый барабан не даст в обиду дочь барабанщика.

— А вы, лла?

Ещё один вздох вырвался из груди свахи — груди, необъятной, как разум мудреца.

— А что я, дитя? Попробую остановить это безумие, раз уж больше некому.

Не слушая дальнейших причитаний Соголон, лла Ниахате выбралась из недр барабана, крепко сжимая в руке статуэтку. И вовремя: хотя стражники и окружили кочевников (сопротивлялось уже только двое), за спиной наместника выросла слабо светящаяся фигура. Ночь придавала умокву сил — он вырос и раздался вширь, из плеч и шеи торчали костяные шипы, а пальцы заканчивались острейшими когтями. И один такой коготь как раз поглаживал шею наместника.

На какое-то время все замерли. В полной тишине слышался лишь тихий хрип — это наместник пытался дышать. Получалось не очень и через раз: на шее виднелась уже алая полоса, и капли крови пятнали белоснежный воротник иноземной рубахи, привезённой из какой-то далёкой страны и стоившей целое состояние. Потом сложно будет отстирывать, мимолётно подумала лла Ниахате и возвысила голос:

— Эй, колдунья? Ты здесь? Давай, выходи: то, что ты ищешь — у меня!

Когда лла Ниахате подняла руку вверх, статуэтка засияла, точно маленькая звезда. Умокву воздел на неё глаза и разразился утробным воем.

— Ну? — требовательно крикнула лла Ниахате. — Буду говорить только с тобой, соседка, остальные пускай слушают!

Лла Джуф появилась из тьмы. Сейчас седые волосы колдуньи были распущены, на лбу красовалась диадема, украшенная черепом гиены. В пустых глазницах черепа роились зелёные огоньки. Накидку из гиеньих шкур, наброшенную на обнажённые тощие плечи колдуньи, трепал холодный ветер — может, пустынный, а может, тот самый, что порой вырывается из мира мёртвых и заставляет живых принимать неверные решения.

— Что ж... соседка, — голос лла Джуф звучал куда более хрипло, чем обычно. Лла Ниахате понимала: колдовство отнимает у ньянга много сил, особенно если магия чёрная, а дела с мертвецами — они черней некуда. — Говори, говори, соседка, почему бы и не послушать? Ты, по слухам, сильна в своём деле, вот и проверим. Но если соврёшь хотя бы в малом — он умрёт.

Умокву утробно заворчал, и вторая лапища, на которой ещё болтались остатки кожи, обхватила пухлый живот наместника и ткнула когтём в богато расшитый халат. Мужчина тоненько завизжал.

Что же делать? Рисковать или нет? Мысли неслись в голове лла Ниахате быстро, словно стадо антилоп, спасающихся от львиного прайда. Стоит ли тянуть время, если кровавый финал неизбежен?

Детский палец внезапно завибрировал, и статуэтка отозвалась мерцанием в такт. Колдунья охнула, а почтенную сваху осенило: вот он, шанс! Если сейчас заключить договор, то старой ньянга придётся его выполнить, ибо они обе говорят перед лицом старых духов, хозяйничающих в эту ночь новолуния. И лла Джуф прекрасно поняла только что, какую роковую ошибку совершила.

— Ладно, — кивнула лла Ниахате. — Но если я расскажу правду, соседка, то ты отпустишь этого человека и сама уберёшься из города. Можешь вместе с племенем. Я не кровожадна, духи мне свидетели!

Статуэтка вновь замерцала. Лла Джуф не отрывала глаз от её сияния. В свете факелов видно было, как сильно колдунья побледнела.

— А тотем? — лежащий на земле кочевник с усилием поднял голову. — Наш... тотем...

— Тотем я б вам отдала, — хмыкнула лла Ниахате, — да только вот стоит мне его передать, как соседушка моя тут же спустит мертвеца с цепи. Что, правду я говорю, а, лла Джуф?

Колдунья презрительно скривилась, но ничего не ответила. Стало быть, лла Ниахате угадала.

Ох, опасную же игру она затеяла! Ну да делать нечего: слово дано, духи ждут, кто выиграет, кто проиграет. Теперь главное — не соврать ни словом, ни вздохом.

— С чего же начать? Наверное, с того, что я не знаю, как на самом деле образовалась эта огромная могила, и почему умерли те, кто там похоронен. Но знаю, что из кости вождя был вырезан этот тотем, дабы вождь навсегда остался с племенем.

— Когда началась эпидемия, — помолчав, бросила лла Джуф, — вождь Маган заключил сделку с духами. Он отдал свою жизнь за жизни остальных. У вождя было здоровье носорога и тело льва, он мог прожить ещё долго, очень долго. Он умер страшной смертью, но племя выжило.

— Зачем же тогда говорили, что живые никогда не приблизятся к мёртвым? — требовательно спросила лла Ниахате. — Зачем эта ложь?

Колдунья фыркнула:

— Глупая женщина! Чтобы обмануть духов болезни, зачем же ещё? Но пока выглядит так, словно это я рассказываю, а ты слушаешь. Должно быть наоборот!

Умокву взрыкнул. Лла Ниахате покладисто кивнула головой:

— Ладно, хорошо, и будет наоборот. Эта история старая, а наша началась, когда сын наместника украл статуэтку, вырезанную из кости вождя Магана. Эй, наместник, не вздумай даже возражать! Так было. Духи, царящие в ночь новолуния, не потерпят лжи. Убьют тебя даже без умокву.

— Так было, — хрипло пробормотал наместник. — Прошу прощения за своего беспутного сына.

— Поздновато ты прощенья начал просить, — злобно оскалилась колдунья. Лла Ниахате поспешно прервала её: кто их знает, этих ньянга, вдруг не дослушают, разбирайся потом со злыми духами и с не менее злыми дознавателями из столицы! И вдруг новый наместник окажется ещё хуже нынешнего?

— Когда молодой остолоп сделал это, он, разумеется, не подозревал, насколько кость вождя важна для племени. Он хотел лишь развлечься и поглумиться над кочевниками. И поначалу племя не желало ссориться с жителями Одакво. Кочевники решили было всё закончить миром, отправились к наместнику с жалобой. Но их не выслушали.

— Он посмеялся над нами точно так же, как его сын! — выкрикнул один из лежащих на земле. — Это правда!

Статуэтка вновь полыхнула в руке лла Ниахате. Духи услышали. Что ж, эта часть истории оказалась лёгкой. Дальше будет сложней.

— Правда-то правда, — вздохнула сваха, — но сына своего наместник впоследствии допросил с пристрастием, и взбалмошный мальчишка сознался. Уж не знаю, под давлением ли отца, или и впрямь не видел в своём дрянном поступке ничего особенного...

— Он раскаял... — горло наместника на миг перехватило, лицо пошло синюшными пятнами. — И не подумал раскаиваться, даже не подумал! — выкрикнул наместник срывающимся голосом. Затем гулко, утробно закашлялся, на губах появились кровавые пузыри.

— Духи простили тебя на этот раз, — холодно произнесла лла Джуф. — Но впредь и не думай лгать! За своё преступление поплатишься жизнью.