— Но почему цветы? Странно это. Цветами умокву не одаряют...
— А поднято было шесть мертвецов... — тихонько пробормотала себе под нос лла Ниахате, но её услышали.
— Точно, шесть, — атаман разбойников поскрёб затылок. — Ну, извини, лла, за одним вот видишь, не уследили!
И он развёл руками так искренне и огорчённо, точно именно его назначили стеречь свежеподнятых умокву, а вот он взял да и не уберёг вверенное его попечению имущество.
Лла Ниахате, однако, было не до его переживаний. Странные мысли крутились у почтенной свахи в голове — те самые мысли, которые предшествуют обычно раскрытию преступлений. Почтенная сваха чувствовала, как разрозненные кусочки мозаики становятся на своё место, превращаясь в стройную картину.
Некоторых кусочков всё же недоставало, и потому лла Ниахате оставила размышления на потом, усилием воли вернувшись в реальность и выслушав все предположения разбойников о невесть куда подевавшемся умокву — у обитателей лагеря была богатая фантазия, и на отсутствие воображения они не жаловались. Лла Ниахате воспринимала их догадки с тем же бесконечным терпением, с каким лекарь слушает больного простудой пациента о возможности наличия у него жёлтой, чёрной и прочих лихорадок, а также наложения на него проклятья всеми колдунами Гхайнны одновременно. Заодно её память обогатилась новыми байками о похождениях господина сборщика налогов, новых нарядах старшей жены наместника и прочих событиях, произошедших в Одакво. Сейчас они казались бессмысленными, однако лла Ниахате осознавала: со временем большинство из них ей пригодится. Не для расследования преступлений, так для поисков подходящей жены тому или другому жителю Одакво.
Время было позднее, и лла Ниахате с удовольствием приняла предложение заночевать в лагере. Там она с комфортом выспалась в лучшем шатре, принадлежащем атаману, а с утра с аппетитом позавтракала, снова взгромоздилась на ослика, тоже успевшего отдохнуть, и вожак бандитов с почётом отвёз её на большую дорогу.
По пути лла Ниахате продолжала напряжённо размышлять. Итак, некто поднял полдюжины умокву, а затем уложил обратно пятерых. Но зачем? Умокву не поднимают лишь затем, чтобы поиграть с ними в догонялки или заставить их выпечь печенье. Для всего есть причины...
— Для всего... — пробормотала лла Ниахате. Вожак разбойников, уже было уходивший по тропке, удивлённо обернулся, но увидал лишь, как ослик неторопливо увозит свою ношу по направлению к Одакво.
Проезжая мимо кочевников, лла Ниахате внимательно вглядывалась в просыпающийся лагерь. Показалось, или скотоводы действительно сворачивают палатки? Может ли такое статься, что скоро они, на радость всем горожанам, отправятся на новые пастбища?
Да, палаток точно стало меньше, а повозки, казалось, заполонили собой поляну. Но только означало ли это скорый отъезд? Или что-то другое, весьма почтенную сваху обеспокоившее.
Дома лла Ниахате уже ждали. Лла Нунгу не находила себе места всю ночь, о чём и поведала хозяйке, сопровождая свою печальную историю охами, вздохами и причитаниями. Под конец она добавила:
— Я даже к кузнецу зашла, он тоже искал вас целую ночь! Такой добрый человек...
Брови лла Ниахате сами собой взметнулись вверх:
— Ты что сделала? Да как ты могла?
— А что такого? — невозмутимостью лла Нунгу, казалось, можно стены красить. — Этот мужчина всегда рад помочь. Бегал, старался. О, а вот и он!
И в самом деле, в окне лла Ниахате увидала кузнеца. Хха Афуоле устало брёл, едва передвигая ноги, и во взгляде его явственно читалась безнадёжность. Чьё сердце не дрогнет при виде столь горького отчаяния! Лла Ниахате покачала головой, вздохнула во всю мощь своей необъятной груди, распахнула ставни и крикнула:
— Эй, хха Афуоле, давай, заходи в дом!
Кузнец вскинул голову, глаза полыхнули надеждой.
— Лла! — воскликнул он, подбегая к двери, которую заботливо распахнула лла Нунгу. — Где ты была? Что стряслось?
— На всю улицу я об этом кричать не стану, — ворчливо заявила лла Ниахате. — Заходи, поговорим. Лла Нунгу, в доме есть, что поесть?
— Да откуда же, хозяйка? Говорю: всю ночь туда-сюда бегали, людей расспра... — лла Нунгу заметила, как едва заметно сдвинулись брови лла Ниахате, вздохнула и быстро произнесла: — Сейчас что-нибудь найду.
— Другое дело, — кивнула лла Ниахате. — Ладно, ты, хха Афуоле, пока располагайся, я заварю чай редбуш, а там и поболтаем. Чувствую, и мне есть, о чём вам рассказать, и вам тоже имеется, о чём мне поведать.
Когда лла Ниахате решала что-либо, остальным приходилось повиноваться. Лепёшки появились на столе с поистине пугающей скоростью — ну да, лепёшки вчерашние, но разогретые и обильно смазанные маслом. Чайник закипел точно в срок — не успел кузнец снять сапоги и устроиться поудобней на мягкой подушке возле столика. Лла Нунгу подала также засахаренные фрукты и мягкую пастилу, для такого случая торжественно извлечённую из погреба. Подумав, девушка принесла также кувшин вина. В конце концов, справедливо рассудила она, не захотят — не нальют. Лла Ниахате покосилась на расторопную служанку, однако ничего не сказала.
Хха Афуоле определённо нервничал, оказавшись так близко от свахи: постоянно моргал, не знал, куда девать огромные ручищи-лопаты и то и дело сглатывал. В другое время лла Ниахате обязательно заинтересовалась бы таким поведением, но сейчас она казалась погружённой в свои мысли, словно отсутствующей. Так оно на самом деле и было, и никакой глупый кузнец не мог отвлечь её от по-настоящему важных размышлений! Хотя его присутствие в доме... да ещё когда ему прямо велели не приходить... смущало, да. И раздражало. Немного. Именно так, раздражало, а не что-нибудь ещё! Лла Ниахате не собиралась забывать его непристойного поведения, поэтому не подбадривала и вообще не обращала на кузнеца внимания больше, чем он того заслуживал. Пусть хоть весь испереживается, ей-то что за дело?
Расставив блюда на столе, лла Нунгу хотела было удалиться (разумеется, недалеко — из-за двери очень удобно подслушивать, да и на зов хозяйки, если что, быстро прибежать), но лла Ниахате удержала её за локоть.
— Погоди-ка. Присядь рядом, ещё пригодишься.
Нечего и говорить, что лла Нунгу охотно выполнила приказ. Когда ещё выпадет случай поглядеть, как работает городская сваха, когда не сводит вместе жениха с невестой, а занимается другими своими делами! Ну а потом можно будет всласть посплетничать с подружками, куда же без этого!
— Итак, лла Нунгу, — начала лла Ниахате, — скажи-ка мне: сколько послов от кочевников приходило к наместнику?
Лла Нунгу задумалась, но вместо неё в разговор внезапно вступил хха Афуоле. Кузнец явно горел желанием помочь, и лла Ниахате вновь пришла в голову мысль, что из него ещё может получиться путный человек. Если, конечно, он постарается. Или женится на хорошей девушке.
От последней мысли почему-то веяло тухлятиной.
— Шестеро их было, — тем временем уверенно сказал кузнец, не догадывавшийся о переживаниях лла Ниахате. — Старейшина и пятеро его охранников. Здоровые лбы, явно лучшие из лучших. Я там рядом стоял, на случай, если вдруг чего понадобится, видел всё ясно и в подробностях.
— Как интересно... — пробормотала лла Ниахате. — А пятерых, значит, вернули...
— О чём ты, лла? — недоумённо нахмурился кузнец, и лла Ниахате рассеянно махнула рукой:
— Ай, хха, о своём я, совсем о своём. — Теперь ты, лла Нунгу, скажи мне: когда сын лла Джуф приезжал её навещать?
Помощница сдвинула брови, посчитала что-то, шевеля губами, и ответила:
— Да тогда же, когда старейшина их племени с телохранителями наведывались к наместнику. А что, лла?
Глаза лла Ниахате сделались совсем отсутствующими, она покивала собственным мыслям и пробормотала себе под нос:
— Для всего есть причины...
Затем встряхнулась, огляделась по сторонам, словно впервые зашла в свой собственный дом и обернулась к хха Афуоле:
— Мне твоя помощь нужна, кузнец. Причём дело может оказаться опасным. Справишься?
