— Сколько? — переспросила Юля громко. — Так, ладно… — Она сдерживала эмоции, надеясь, что Пчёла последует её примеру. — Вы вполне можете отбить эти деньги.

— Белый также сказал! Он вообще спокоен, как удав, — прошипел Пчёла. — Мы столько просрали, он улыбается и ржёт.

— Значит, ему известно то, что неизвестно вам. Проблема не такая большая, как ты думаешь. Он что-то задумал.

— Но он чётко сказали, что груз разгромили. Чё, не разгромили? Фролова, блять, говори прямо!

— Я не могу тебе чётко сказать, что я имею в виду. Я же не Саша Белый, не могу залезть в его голову. Но здесь всё проще простого: когда человек спокоен в экстремальной ситуации, у него есть козырь в рукаве. Вить, неужели ты не разбираешься в людях? И потом, если он сказал, что деньги отобьёте, значит, отобьёте. Вы же растёте, как на дрожжах. Ты должен учиться быть спокойнее. Не всегда же будет мёд и кисельные реки, неудачи тоже будут. Ну хорошо, какое-то время мы зажмёмся, если потребуется, хотя я сомневаюсь в надобности урезания наших трат. У меня завтра первый выпуск моей передачи выходит, очень классный репортаж, там приличная сумма будет. Проживём!

Витя смотрел на Юлю, которая абсолютно спокойно растолковывала эти, казалось бы, очевидные вещи, и убеждался вновь, как ему повезло встретить такую мудрую и сильную девушку. Её хладнокровие и жизнерадостность передались ему.

— Юль, какая ты у меня умная…

— Да просто моя работа в Чечне научила меня, что в жизни есть вещи важнее этих чёртовых бумажек, — Фролова собрала терпеливо с пола каждую купюру и убрала обратно в сейф. — Ты откуда пароль узнал, театрал?

— Дата нашего знакомства — 0512. Слишком просто для меня.

— Просто у мужчин проблемы с датами. Я склонялась к этой позиции. Хотя, раз ты помнил, когда у нас была первая ночь, я должна была сделать выводы.

— Вить, Вить, Вить, Вить!

Витя задремал поздно ночью, но в Юле пробудился дух авантюризма, который явно не намеревался дать поспать Пчёле.

— Фролова, я тебя люблю, и буду любить, если ты будешь травой. Ещё вопросы? — пробормотал он, открыв один глаз.

— Я хочу на пикник! — Юля сидела на коленках возле кровати и дёргала рукой за край одеяла. Кажется, она решила его снять с Вити. Пчёлкин сел и показал пальцем на настенные часы, показывающие четыре часа утра. Для Юли это было слабым аргументом, и она продолжила пищать под ухом.

— Ты бы лучше кое-что другое делала, стоя на коленках.

Юле этот юмор почему-то очень не понравился. Блеск в глазах потух, а сама Юля была на грани того, чтобы расплакаться. Пчёла счёл это за реакцию на отказ и попятился назад:

— Юль, поедем мы, конечно… Не плачь только, Господи…

Но он не знал, что он своей шуткой заставил Юлю вспомнить прошлое, болезненное, жестокое. Она ещё какое-то время была без настроения, но когда Пчёла вернулся в комнату одетый, держа в руках пакеты с вкусностями, Юля воскресла.

— Только учти, если на нас нападут волки… — Слабая надежда на то, что Юля испугается, была уничтожена на корню.

— Я была в Чечне, мне не страшны волки, — Юля надела ситцевое розовое платье в светло-синий горошек и распустила волосы.

Пчёла уже проснулся и не так сильно роптал на судьбу за то, что она свела его с женщиной, любящей приключения. В конце концов, если бы Юли не было в его жизни, он бы сам рванул куда-то в четыре утра? Научился бы ездить верхом на лошади? Прочитал бы всего «Онегина»? Нет, конечно. А ещё Пчёла хотел дарить как можно больше ярких эмоций Юле, потому что не мог забыть её грустные глаза после пробуждения в Склифе.

— Я представляю, как красиво в лесу в четыре утра, — возбуждённо говорила Юля. — Мы встретим рассвет… А как свежо.

— Угу, — Пчёла завёл машину, пригласил туда Юлю. Путь до леса был недолгим: все нормальные москвичи ещё спали, дороги были свободны. Юля открыла окно на максимум и высунула голову из него.

— Фролова, ты под наркотой? Ты меня пугаешь.

Юля убрала голову обратно в машину и цокнула:

— Кайф вечно обламываешь… Лучше я буду плакать, да?!

— О Боже, нет. Слишком много твоих слёз было в нашей жизни. Попить не хочешь?

— Нет, — Юля снова высунулась из машины уже наполовину и взвизгнула:

— Я счастлива!!!

Пчёла хотел любоваться такой искрящейся от радости Юлей, но это было чревато автокатастрофой. Он включил радио, где диктор желал доброго утра слушателям и поставил «Розовый фламинго» Алёны Свиридовой.

— Я не люблю эту песню, — закапризничала Юля, закинув ноги на торпеду {?}[Передняя часть салона, где бардачок и радио] автомобиля.

— Дал бы тебе по лицу за такую наглость, но ноги у тебя красивые.

— Следи за дорогой, милый, — Юля высунула язычок. Она вовсе не собиралась скидывать ноги, поэтому Пчёле приходилось страдать, сдерживать свой пыл и быть сосредоточенным исключительно на движении машины.

— Может, тут расположимся?

Они только вышли из машины, но Юля уже нашла подходящее местечко возле тропинки. Пчёла не был с ней согласен:

— Давай чуть пройдём вглубь леса?

Юля кивнула, протягивая руку.

Лес летом поражал своей зеленью. Рассматривая деревья вокруг, невольно восхищаешься и проникаешься природой нашей необъятной Родины. Здесь тянулись к яркому солнцу и величавые дубы, и тонкие, белокурые берёзки, и тополя, и осины… На траве застыли маленькие капли росы, чистые, будто слеза младенца. Неподалёку было целое поле одуванчиков и ромашек. В лесу кипела жизнь, которая была заметна только поистине наблюдательному человеку с богатой внутренней организацией. С цветка на цветок перелетали пчелы, летали разноцветные бабочки всех цветов радуги и стрекозы. Проходя вглубь леса, можно было услышать стрекотание сверчков.

— Надеюсь, тебе не захочется грибы собирать? — Пчёла постелил на траву плед и плюхнулся на него.

— Я не умею это делать, да и не люблю. Я когда в Свердловской области отдыхала, — Юля достала из пакета бутерброды и коробку с шоколадками, которую дарил Витя, пытаясь загладить свою вину. — Меня бабушка часто отправляла за грибами. Я наберу одних опят и всё! А однажды меня змея укусила. Очень мы все испугались, конечно… Рядом же больниц нет. Фактически, я могла умереть.

— Тебя вечно тянет на какие-то сомнительные авантюры, я так понимаю, — Пчёла порезал огурцы. Юля украдкой наблюдала за отчаянными попытками Пчёлы нарезать хоть что-то нормально, а не криво-косо, отрезая за раз весь огурец.

— Я поэтому и пошла в журналистику, Вить. Люблю авантюры, — Юля забрала нож и огурец из его рук, пока это не кончилось трагедией. — Шучу. На самом деле, я пошла на журфак, потому что любила словесность. Я постоянно всем сочинения давала списывать. Потом учительница догадалась, и влепила всем двойки, кроме меня. Тогда во мне включился предприниматель, и я брала за сочинения деньги. У меня была группа людей, готовых платить, и я им писала абсолютно разные работы. Учительница ничего не понимала, а я покупала себе вкусности.

— Не удивительно, что я влюбился в тебя. Чувствую свою породу, — Витька откусил бутерброд. — А всё-таки свежо тут.

— Не шути, пожалуйста, про свою криминальную деятельность. Дурно становится. Я же не шучу про свои будни в Грозном.

— Потому что я тебя укушу сразу же! Я, между прочим, приобрёл седые волосы из-за тебя! — поругал её Пчёла.

— Ага, конечно. Где? Как был блондином, так и остался!

— Да ты не видишь, что ли? — Пчёла опустил голову, и Юля резко положила её к себе на колени, перебирая любимые кудряшки. Действительно, седые волосы были, но их было не так много, чтобы ломать драму: пара волосков у корней.

— Так переживал? — с усмешкой спросила Фролова, вытянув ноги.

— Я думал, в дурку поеду. Постоянно смотрел новости, твои все репортажи, читал сводки с полей, все газеты. А ведь ты журналист, а не солдат.

— Прочь дурные мысли, Вить. Я уже в Москве, я почти закончила реабилитацию…