— Я понимаю, что ты чувствуешь себя немного не свободной.

— Что? Немного не свободной? Я чувствую себя круглосуточной шлюхой! Да! Именно это слово.

Он поднялся и, отвернувшись, прошел по комнате, будто боялся услышать от неё именно это. Подойдя к оконному стеклу, он облокотился на него руками и положил на них лоб.

— Шлюх не любят. — Он говорил тихо, девушка почти не слышала его голос сквозь шум из открытого окна. — Шлюх не оберегают.

Лидия сползла вниз на постели, согнула ноги в коленях и обняла голову руками. Он снова её не слышал, не понимал, громкими словами доказывая свою правоту.

От последующей тишины звенело в ушах, но она не находила ни одной разумной фразы, чтобы эту тишину нарушить. Альваро тоже не справился с поиском нужных слов. Лёжа с крепко зажмуренными глазами, Лидия слышала, как он выходит из комнаты, шлёпая босыми ногами.

Девушка сразу же поднялась и, смотря прямо перед собой, ушла в ванную. Она представила как примет горячий душ, красиво страдая под каплями воды, словно героиня фильма, поплачет и снова будет сильной и вдохновлённой. Но слёзы отказывались освобождаться, а её волосы запутанными мокрыми сосульками повисли на лице, портя кадр из фильма. Равномерно шумящая вода вовсе не приносила никакого облегчения, а лишь раздражала своим невозмутимым спокойствием.

Она наспех вымыла голову, не прополоскав как следует волосы, и, укутавшись в махровые полотенца вот уже несколько минут пялилась на своё безжизненное лицо в зеркало.

— Я не умею, ясно? — он вошёл в ванную, хлопнув за собой дверью. — Не умею думать о других людях! Я учился только командовать и руководить, отчасти защищать. Но думать о потребностях других я не умею!

Лидия слушала его, оперевшись руками на раковину и исподлобья смотрела на своё мокрое отражение в запотевшем зеркале.

— Ты права, я маленький ребенок, потому что семья не успела научить меня жить. А сам я вынужден был учиться выживать!

— Не срывайся на мне! Я не умею ни того ни другого! Только ныть в перерывах между нашим сексом!

— Мы с тобой через столько всего прошли. Разве через это не сможем?

— Мне иногда кажется, что мы идём не вместе, каждый справляется сам.

— А я уверен, что вместе. Без тебя я бы ни за что здесь не оказался. Даже не увидел бы этот путь.

Они переговаривались через отражение в зеркале, словно оно было их переводчиком, а без него они бы друг друга не поняли.

— Альваро, ты очень красиво говоришь.

— Я научусь и делать.

— Я не требую от тебя невероятных свершений, не жду грандиозных поступков. Мне всего лишь нужно чувствовать себя человеком. Не твоим дополнением, а личностью, понимаешь?

— Ты хочешь работать?

— Хочу, хотя бы на тебя. Хочу делать то, что умею, то чему училась. Хочу выходить из дома не один раз в неделю в твой выходной и под твоим личным конвоем, а когда мне понадобится что-то купить, или просто увидеть что-то кроме стен. Понимаешь?

Он явно был недоволен требованиями, хотя девушка и подала их как пожелания. Мужчина боролся с собой, и это ощущалось очень ярко, его руки сжались в кулаки, он твердо стоял на широко расставленных ногах, играя желваками на напряжённых скулах.

— Пообещай мне, что будешь думать о безопасности. Оберегай сама себя, как это бы делал я, если бы был рядом. Думай наперед, обдумывай свои действия.

Лидия стянула с головы мокрое полотенце.

— Если я и захочу сделать что-то безрассудное, меня остановит твой гневный голос в голове.

Альваро, сидя за столом, вдумчиво вглядывался в бумаги. Лидия, посматривала на него, отвлекаясь иногда от книги.

— Альваро?

— М?

— Ты сегодня шутил про ребёнка. — Она отложила книгу на тумбу. — Ты хочешь детей?

Он оторвал взгляд от стопки листов и повернулся к ней с прищуренным взглядом.

— Ты думаешь об этом? Это была шутка.

— Мне вдруг захотелось спросить, какое у тебя в жизни отношение к этому. Мы с тобой никогда не обсуждали брак, детей.

— Не правда. Я уже говорил с тобой о браке.

— Очень много всего поменялось. Тогда ты хотел затащить меня в постель.

— Это грубо. — Тяжело вздыхая, он положил листы в папку и поднялся с места.

— Но это правда.

— Слушай, тема семьи для меня… — Мужчина сжал губы, подбирая нужное слово, но так его и не нашёл. Лидия понимающе кивнула. Он подошёл и сел на кровать рядом с ней, оперевшись на изголовье. Девушка подвинулась и спиной прижалась к нему. — У меня было три отца за моё насыщенное детство. Ни одного из них я не считаю хорошим примером. Ни одного из трёх. Но каждый из них на меня повлиял. Сейчас во мне есть что-то от каждого, и я понимаю, что это ужасно, но не имею представления как от этого избавиться, как себя перевоспитать. — Он, молча, размышлял несколько секунд. — Ты хотела бы детей?

— Я не знаю. Ну, точнее, хотела бы, конечно, в будущем. Это ведь нормально, хотеть детей от любимого человека.

— Более чем. — Он, глубоко вздыхая, притянул её ближе к себе. Девушка, словно ватная, не сопротивлялась.

— Альваро, сейчас самое время. Расскажи мне. — Она откинула голову, положив ему на плечо. — Я не могу тебе обещать, что это не изменит моего к тебе отношения. Но сейчас я как никогда прежде хочу знать.

— Больше всего на свете я боюсь именно этого. — Он тяжело вздохнул. — Того, что ты узнаешь и больше никогда не посмотришь на меня как прежде.

Последовали несколько минут тишины. Лидия молчала, поглаживая ткань его чёрной футболки.

— Моя мать возвращалась из вечерней школы домой, когда её изнасиловал парень из соседней деревни. Она забеременела и родители заставили её выйти замуж за того мудака. Так мы и жили. Мать с отцом вели себя как чужие люди. Он работал с утра до ночи, дома только спал и ел. Я до сих пор не знаю, кого он ненавидел больше, себя, её или меня. С зарплаты напивался, избивал нас. Мать меня защищала и ей еще сильнее доставалось. Когда мне было 5, он умер. Погиб на стройке, стеной придавило. И вот не стало отца и мы стали жить ещё хуже. Родственники выгнали нас из его дома ещё в день похорон. — Он снова тяжело вздохнул, и Лидия хотела отстраниться, чтобы ему было легче дышать. Но Альваро не позволил, крепко прижав её к себе. — Мама работала на трёх работах, снимала у соседской бабки комнату, похожую на подвал, и больше ни на что не хватало. Она была женщиной красивой, когда сошли синяки от побоев — особенно, даже, несмотря на хроническую усталость. За ней почти сразу после смерти отца начал ходить мужчина из деревни, приносил продукты, игрушки и книги для меня. Хоть она и не любила его, вышла замуж, чтобы в семье был кормилец. Поначалу я к нему сильно привязался, а мама так и держалась в стороне. Мы переехали в его дом на отшибе, у мамы появилось больше свободного времени, она меньше работала, ухаживала за домом, готовила еду, но всё свободное время проводила со мной. Тратила каждую свободную минуту на то, чтобы дать мне образование. Всегда предпочитала меня ему. Я тогда не понимал, как его это злило, и как он ревновал. Хотел своего ребенка, но не получалось. И постепенно он стал всё больше меня ненавидеть. Мог взять с собой в соседнюю деревню и бросить по дороге, в надежде, что я потеряюсь, и звери в лесу загрызут. А я всегда ревел и к ночи возвращался. — Альваро молчал пару минут, бесконечно сглатывая ком в горле, затем продолжил. — Как-то летом, лил дождь, весь дворик затопило. Мне тогда уже было 8, я проучился год в школе, стал всё понимать и ненавидеть его больше чем родного отца. И вот мать на работе, я черпаю воду, чтобы листья растений не сгнили. Приезжает отчим и посылает меня в соседнюю деревню с важным поручением, его другу отнести посылку. — Он откашлялся и продолжил. — Проснулся в темном скрипучем кузове грузовика. Рядом несколько пацанов ещё младше меня, ревут, зовут кто кого. Кого из нас хотели создать те люди, я до сих пор не знаю. Относились как к мясу, тех, кто не слушался — убивали, кто пытался сбежать приковывали к стене, чтобы умирали от жажды.