Гермиона глухо застонала, и он снова окинул ее внимательным взглядом, протянув к ней руку.

— Я могу что-нибудь сделать для тебя? — спросил Северус.

Гермиона покачала головой.

— Это скоро должно пройти.

Гермиона по-прежнему лежала на траве, закрыв глаза. Ее грудная клетка то и дело вздымалась от глубоких вдохов. Недолго думая, Северус осторожно провел ладонью по ее спине. И еще. И еще. И так до тех пор, пока через некоторое время он не почувствовал, что ее тело расслабилось под его ладонью. Наконец она смогла открыть глаза и посмотреть на него.

— Спасибо, — проговорила она.

Он сухо кивнул в ответ и поднялся, протягивая ей руку. Она, посмотрев на него с благодарностью, ухватилась за его ладонь и встала, едва заметно улыбнувшись. Теперь, когда ей стало значительно лучше, он не мог упустить шанса поддразнить ее.

— Никогда бы не подумал, что стану свидетелем того, как человек в буквальном смысле слова позеленеет от морской болезни.

Гермиона закатила глаза и усмехнулась.

— Точно неисправим.

— Значит, ты уже чувствуешь себя хорошо? — спросил он, пропустив мимо ушей ее замечание.

Гермиона кивнула и, вытащив из складок мантии книгу, кивком головы указала в сторону ивы.

— Нам нужно продолжить наше исследование, — сказал он, почувствовав некоторую неловкость под ее пристальным вниманием.

Гермиона снова кивнула и последовала за ним к дереву. Следующие два часа они провели за изучением книги, но это не дало им ничего нового. Они прочли несколько теорий, касающихся перехода от картины к картине, но ни одна из них хотя бы отдаленно не затрагивала тему перехода из реального мира в картину и обратно. Они напряженно спорили о том, можно ли совместить аппарацию с перемещением между картинами, когда Гермиона посмотрела прямо ему в глаза и со всей серьезностью заявила:

— Это не сработает. Я могу расщепиться в процессе аппарации.

Северус согласно кивнул.

— Я хочу есть, — неожиданно сказала она.

Северус с любопытством посмотрел на нее.

— Мне кажется, я тоже. И это очень странно.

— Почему?

— С тех пор, как умер, я ни разу не испытывал чувства голода.

— Значит, ты не ешь? — спросила Гермиона.

— Я мог бы, просто у меня ни разу не возникало в этом потребности.

Гермиона окинула его любопытным взглядом.

— Так где мы можем поесть?

— Как насчет той огромной картины с фруктами, что висит возле входа на кухню? — предложил Северус.

Гермиона кивнула.

— Думаю, то, что надо.

Северус поднялся и, протянув руку, помог встать Гермионе. Ее лицо на миг озарилось улыбкой, которая, впрочем, тут же пропала. Однако Северус успел заметить ее и настороженно спросил:

— Что?

Она снова улыбнулась.

— О, ничего… — Но под его хмурым взглядом ей пришлось продолжить: — Просто раньше я бы никогда не подумала, что ты такой галантный. Я привыкла к тому, что ты только рычишь на всех.

Северус с ужасом понял, что от смущения его лицо заливается румянцем, и поспешно отвернулся.

— Я просто помог тебе подняться, — пробормотал он.

Еще какое-то время он чувствовал на себе ее взгляд, все еще не решаясь повернуться, но звонкий заливистый смех заставил его посмотреть на нее. Больше она не сказала ни слова.

— Ну что, пошли? — несколько резко спросил он.

Гермиона ухмыльнулась, ее глаза блестели странным блеском, а в их глубине он разглядел непонятную ему эмоцию, словно ей вдруг открылась какая-то неведомая ему тайна.

— Да, — ответила она наконец. — Ты мне не поможешь?

Он хмуро посмотрел на ее протянутую ладонь, едва заметно кивнул и сжал ее в своей. Стоило ему лишь сомкнуть пальцы на ее кисти, как он подумал о том, что в глубине души желает не отпускать ее никогда. Разозлившись на самого себя за подобные мысли, он слишком резко дернул ее за руку на выходе из картины, поэтому, когда они оказались в картине с фруктами, Гермиона со всего маха впечаталась в его бок.

— Эй! — вскрикнула она. — Пожалуйста, не так резко!

— Прости, — пробормотал он.

В его глазах промелькнуло раздражение, когда он увидел, что она не отходит от него ни на шаг. Осмотревшись, он увидел причину. Гермиона была зажата между ним с одной стороны, и огромной грушей — с другой.

«Груша», — подумал он, глядя на нее.

Она была в несколько раз больше, чем он сам. Этакое зеленое чудовище, грозно возвышающееся прямо над Гермионой. Северус попытался отодвинуться от нее, но понял, что ему в бок упирается не менее огромное яблоко. Тогда он сделал попытку отвернуться от нее, но ничего не вышло, его грудь была тесно прижата к ее груди. Гермиона бросила на него недовольный взгляд, а затем усмехнулась.

— Полагаю, нам следовало сначала вспомнить, как выглядит эта картина, прежде чем прыгать в нее, — сказала она.

Северус откашлялся.

— Черт возьми, как нас угораздило оказаться внутри чаши с фруктами? — Он прищурился. — Твое… твое бедро…

— Ох… Прости! — воскликнула она, стараясь поменять положение своего тела так, чтобы как можно меньше прижиматься к его телу.

Но от этого стало еще хуже. Северус отклонился назад и ударился о яблоко. Оно качнулось и задело гроздь винограда позади. Ягоды задрожали, и в следующую секунду Северус с Гермионой как в замедленной съемке с ужасом увидели, что она неумолимо сползает вниз прямо на них, скатываясь по гладкой кожице огромного яблока.

Северус посоветовал бы им увернуться, но вся беда была в том, что они не могли сдвинуться с места. Действуя скорее на автомате, он обхватил Гермиону и прижал к себе, пытаясь закрыть ее своим телом. Виноградины падали, отскакивая от него, словно мячики. Одна ягода, особенно сочная, столкнувшись с его головой, от удара треснула, разбрызгивая липкий сок во все стороны. Основной удар он, конечно же, принял на себя. Когда виноградный обвал закончился, Северус отстранился, насколько позволяло пространство, и внимательно посмотрел на Гермиону.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она кивнула и, покраснев, быстро отвела взгляд, прикрыв ладонью рот, очевидно, в попытке не расхохотаться ему в лицо.

Северус провел рукой по волосам. Они были мокрыми и липкими от виноградного сока. Сок стекал по лицу маленькими ручейками, а с кончика его носа капал на некогда белую рубашку. Он обиженно нахмурился.

— Ты думаешь, это смешно? — спросил он.

Она снова кивнула, по-прежнему отказываясь встречаться с ним взглядом. Собрав свои волосы в ладонь, он склонился над ее макушкой и отжал остатки виноградного сока ей на голову.

— Ну, теперь можешь посмеяться над нами обоими, — проговорил он, довольно ухмыльнувшись.

Она подняла голову. На ее лице застыло выражение такого ужаса, что Северус не смог удержаться… и тоже разразился смехом. Виноградный сок смочил только ее макушку, и волосы сверху совсем примялись и слиплись, тогда как остальная часть ее непослушной шевелюры все еще закручивалась буйными локонами, торчащими во все стороны. Со стороны она стала похожа на не совсем промокшего пуделя.

Нахмурившись, Гермиона попыталась отодвинуться, но поняла, что не может сделать ни шагу, потому что сзади к ней все еще прижималась огромная груша теперь уже в компании винограда.

— Северус, я застряла, — пожаловалась она.

Прекратив смеяться, он взобрался на виноградную гору и, протянув ей руку, помог выбраться из придавивших ее фруктов.

— Интересно, почему мы уменьшились в размере именно на этой картине? Мы должны быть гораздо больше этих фруктов-убийц, — посетовала Гермиона.

Удерживая ее одной рукой, другой Северус потянулся и взял ягоду размером с баскетбольный мяч.

— Ужин? — спросил он.

— Мне нужно привести себя в порядок, — проговорила она. — Кроме того, я предпочла бы подкрепиться чем-нибудь другим. Гигантский виноград никогда не был моим любимым лакомством.

Бросив ягоду через плечо, он взял ее за руку.

— Я знаю, куда мы отправимся.

Потянув ее за собой, он осторожно обошел виноградную гроздь, и они покинул картину, а в следующую секунду оказались в просторной ванной комнате, выполненной в светло-желтых тонах. В самом центре картины стояла большая ванна на резных ножках, в которой, покрытая пузырьками пены, нежилась женщина. Увидев непрошенных гостей, она истошно закричала.