Доцент глянул на полковника и стал внимательно его слушать.
– Чудесно. Затем есть проблема с механизацией самой установки: приводы оптики, зеркал и прочее. В России это не выпускают, а в Европе или Америке подобное из-за санкций не купить!
– Купим или закажем в Китае или на Тайване. Пятьдесят рублей ведро. И пусть оно хоть каждую неделю ломается, пока наши Кулибины своё не придумают или не скопируют.
Присутствующие засмеялись. Павловский улыбнулся и сел на стул с прямой спиной. Теперь он уже не отрывал взгляд от полковника.
– Далее. Бюджет. Кто будет оплачивать колоссальное энергопотребление установки?
– Те, кто её придумал.
– Но каким образом?!
– Они бизнесмены, и знают, что делают.
– Простите, товарищ полковник, ой, Юрий Николаевич! Ну какие из Гореликов бизнесмены? Борис, ну, теперь Борух, при Советском Союзе толком на машину не смог накопить, а тут затраты будут просто астрономические.
– Горелики же не одни над этой установкой работали. И без хорошего бизнес-плана им никто бы копейки не дал. Тем более, цента. Так что, установка будет окупать себя сама.
– Тогда встаёт вопрос щепетильности: прекрасно зная Бориса, как вы уговорите его вернуться в Россию?
– Его не надо будет уговаривать. Он скончался.
Жилин уставился на полковника.
– Когда?
– Неделю назад.
– Ковид?
– Инфаркт.
– Упокойся с миром! – дрожащим голосом сказал профессор и неумело перекрестился.
Павловский покосился на коллегу – за тем особой набожности никогда не замечалось.
Некрасов выдержал некоторую паузу и произнёс:
– Теперь осветите главную проблему.
– Да-да, конечно. – Профессор вытер лоб платком и печальным голосом произнёс. – А главная проблема, решения которой мы не находим, это энергоснабжение! Я, некоторым образом, знаком с генерацией электроэнергии в России, свободных мощностей нет и не предвидится. Даже если мы методом ударной комсомольской стройки возведём на БАЭС пятый энергоблок, на это уйдёт четыре года! Никто столько ждать не будет.
– А почему обязательно Россия?
– Не шутите так, Юрий Николаевич, не в Иран же мы поедем!
– И не в Иран. Так что, Сергей Кондратьевич, собирайте рабочую группу из семи человек, через неделю выезжаем.
– Позвольте полюбопытствовать, и куда же?
– Об этом – чуть позже. В начале совещания я обещал сказать, почему считаю встречу в вашем учреждении нашей ошибкой. Так вот, буквально на следующий день после визита капитана Зиновьева на встречу с Вами и Вашими коллегами, из вашей организации произошла утечка информации, поэтому мы и встречаемся сегодня в столь узком составе.
Жилин побледнел.
– Вы хотите сказать, что среди наших сотрудников есть… есть шпион?!
– Ну, зачем так громко? Просто предатель.
– И Вы знаете, кто он?
– К сожалению, пока нет. Впрочем, это вопрос времени. Но вернёмся к месту нашей командировки. Сейчас я сообщу вам информацию, о которой все догадываются, но никто не рискует говорить об этом вслух: Царь дал прямое и чёткое указание всемерно помогать Батьке. Деньгами особо не можем, самих обложили, а вот дать заработать – это пожалуйста. Так что, собирайтесь, через неделю выезжаем в Минск.
Павловский пронзительно посмотрел на полковника.
– Если я и коллеги правильно Вас понимаем, нужное количество энергии нам даст…
– Да. Островец.
6.
– Расскажи ещё раз.
– Питер, имей совесть! Я делал это уже дважды!
– Ну, третий раз – на счастье. Ну, пожалуйста!
– Ты меня на чём-то хочешь поймать?
– Нет-нет, просто твой рассказ – как бальзам на душу.
Служебное жильё было подготовлено к сдаче, вещи аккуратно упакованы, пол помыт, следы недельной пьянки уничтожены. Замотанные скотчем коробки стояли у двери, сверху, как король на троне, располагался рыжий чемодан из кожзаменителя.
Сам хозяин пожитков блистал гладко выбритым лицом, новым костюмом и ослепительно белой рубашкой, только красные глаза и лёгкий тремор в руках выдавали последствия грандиозного запоя.
Лазар был доволен увиденным.
– Кстати, Пит, я принёс тебе пива.
– Нет, Сэм, теперь самый крепкий напиток для меня – это крепкий кофе. Сварить тебе?
– Ты же упаковал кофеварку?
– В турке, дружище, в турке. Эту турку мы таскали с собой через полмира, и теперь я буду пить кофе только из неё. К чёрту всё американское! Эти кофемашины варят бурду, а я хочу пить настоящий молотый кофе по-турецки, как в детстве.
– В России был турецкий кофе?
– В Союзе был дефицит, но папа умудрялся доставать кубинский кофе в зёрнах. Это был целый ритуал: мы вытаскивали кофемолку, разматывали провод, насыпали кофе в чашу для помола… Не дай Б*г одно зёрнышко упадёт на пол – лезли за ним под стол, стукаясь головами. Затем закрывали крышку, включали аппарат в розетку, выставляли режим помола, нажимали кнопку и каждый раз спорили, хорошо промололся, или нет. Когда процесс заканчивался, открывали крышку… Сэмми! От одного запаха свежемолотого кофе голова шла кругом! Выгребали всё до последней капельки, до последней крошечки, пересыпали в герметично закрывавшуюся банку, убирали кофемолку, и только после этого варили кофе.
– Сколько раз в день вы этим занимались?
– Ты смеёшься, Сэм?! В лучшем случае – раз в месяц! Кофе держали «на праздник» и для того, чтоб гостям пустить пыль в глаза. А несколько раз в день мы пили чай.
– Да, Пит, это меня всегда удивляло, сколько русские могут выпить чаю.
Пока болтали, кофе, конечно, убежал. Горелик со смехом выхватил турку с плиты, разлил по маленьким кружкам, насыпал себе в кофе пол-ложки сахара и подтолкнул сахарницу к Лазару.
– А сливки у тебя есть?
– Сэм! Ты – преступник! Как можно пить кофе по-турецки со сливками? Вот! Это всё ваши американские привычки: кофе вы пьёте галлонами, но вкуса его не понимаете, вы всё портите молоком или сухими сливками. А чего это ты мне зубы заговариваешь? Давай, рассказывай!
Лазар размешал свою порцию сахара в кофе, аккуратно поднёс кружку к губам, отхлебнул и, обжёгшись, резко отдёрнул фарфор от себя, чуть не пролив содержимое на пиджак. Горелик засмеялся:
– Извини, не написал: «Осторожно! Напиток горячий!», как везде тут пишут.
Сэм поморщился, обтёр губы очередным свежайшим носовым платком и начал рассказ.
– Когда ты на третий день не ответил на мой звонок, я понял, что надо брать всё в свои руки: я поехал в офис и вывез оттуда все бумаги, что мне дали вывезти. Меня вызвали к полковнику МакКормику, тот спросил, когда я освобожу испытательную лабораторию. Я поинтересовался, что мне делать с установкой. Этот тип ответил: «Сдай свою рухлядь в металлолом, хоть что-то заработаешь! Или завтра это сделаем мы».
Отхлебнув подостывший кофе, Лазар продолжил.
– Питер! Ты не представляешь! Я чуть не подпрыгнул от радости – они сами подсказали мне простейший путь. Я помчался в лабораторию, по пути вызванивая металлоломщиков. Один согласился приехать через полчаса. Кстати, пришлось звонить полковнику, чтобы выписали пропуск на этого ржавого бизнесмена.
– Когда мы зашли в помещение, рабочие складывали в коробки снятое с установки оборудование. В такие же коробки! – Лазар ткнул пальцем в сторону двери. – Идиоты! Я оставил жестянщика оценивать вес установки, а сам пулей полетел в строительный супермаркет, где видел в продаже такие коробки. Ты же знаешь, охранник на въезде проверяет только салон, в багажник эти кретины смотрят только при выезде.
Горелик смотрел на друга влюблёнными глазами. Тот продолжал.
– Когда я вернулся, рабочие уже упаковали приборы и механизмы, и сидели на коробках, обсуждая последний матч «Нью-Йорк Янкиз». Они ждали грузовика. Я молил Б*га, чтобы он не приехал, и свершилось чудо – фургон попал в аварию в полутора милях от лаборатории! Грузчики выругались, им очень не хотелось приезжать сюда завтра: опять эти пропуска и обыски. Рабочий день закончился, и они ушли. Металлоломщик всё ещё ходил вокруг установки, по-моему, он даже вспотел, боясь переплатить. Оно и понятно, столько цветного металла!