Перед дверью гостиной я остановилась, чтобы взять себя в руки. Может, мама просто решила меня проведать? Была неподалёку и подумала, почему бы не поздороваться с единственной дочерью. В этом не было ничего странного.

Вот только мама ни разу не навестила меня за последние пять с половиной месяцев. Если она хотела меня видеть – что случалось редко, – она вызывала меня домой. Нет, она приехала из-за моей учёбы. Я толкнула дверь и вошла внутрь как на казнь.

И каким красивым палачом она была – высокая и переливающаяся на свету, совсем как праздничные кони, вышагивающие по улицам во время парада в честь первой высадки. Тёмные волосы, заплетённые в косы и уложенные аккуратными завитками, удерживал золотой обруч из роз и шипов – тонкий намёк на имперский флаг Регии Терры.

Она сидела в одном из мягких кресел и держала чашку с чаем. Я сделала реверанс под пристальным взглядом её прищуренных глаз, высматривающих малейшее несовершенство.

– Мама, – хрипло начала я, – я так рада тебя видеть.

Она указала на деревянный стул с прямой спинкой рядом с собой, хотя в комнате хватало мягких кресел:

– Сядь.

Я опустилась на краешек сиденья. Теперь, когда она была совсем рядом, мой нос уловил едва заметный аромат роз. Любой другой решил бы, что это её духи, но я узнала запах её любимой пудры, с помощью которой она прятала тёмные круги под глазами из-за недосыпа. На секунду меня захлестнуло давнее воспоминание: мама со смехом пудрит мне нос сладко пахнущей пуховкой и говорит, что не все доспехи сделаны из стали.

– Ты хорошо себя чувствуешь, мама? – осторожно спросила я.

На краткий миг она заколебалась, но затем вздёрнула подбородок:

– Разумеется, дорогая. Но я здесь не для того, чтобы обсуждать меня. Я здесь, чтобы поговорить о тебе.

Она поставила чашку на столик между нами, рядом с многоярусным блюдом с пирожными. К ним она не прикоснулась. И под её взглядом я тоже не посмела. Даже к круглой золотистой булочке с моим любимым миндальным кремом.

– Ты помнишь, что я сказала, Антония, провожая тебя в это путешествие? – вновь заговорила она, наливая чай в новую чашку. Она капнула в неё сливок и протянула мне. – Уверена, я ясно выразила свои ожидания.

– Да, мама. – Я взяла чашку, проглотив слова протеста.

– Прошло шесть месяцев.

Внутри меня вспыхнул бунтующий уголёк.

– Пять с половиной.

Мама изогнула идеальную бровь:

– И чему ты научилась за эти пять с половиной месяцев, что пойдёт на пользу семье Дюрант?

Если бы только у меня было время подготовиться к этому разговору! Наверняка в моём арсенале есть хотя бы одно заклинание, которое впечатлило бы даже маму. Но чары икоты её только рассердят. И едва ли она согласится пройти со мной в ванную комнату для демонстрации водопроводных заклинаний. О Первое Слово, спаси и сохрани – но все толковые мысли будто выплеснулись из моих ушей.

– Я… я разработала новую вариацию принципа Пинту по управлению паром. – Это стало моим триумфом за последнее время. Мастер Бетрис даже пообещала, что включит его в научную статью, над которой сейчас работает, с указанием автора. Моё имя будет в журнале школы «Магика»!

Мама нахмурилась:

– И что именно это значит?

Я кашлянула:

– Э-эм. Это означает, что я могу создавать фигуры из дыма и пара.

На её лице не отразилось ни малейшего восторга. Если я не заставлю её изменить своё мнение прямо сейчас, моему магическому обучению настанет конец.

– Погоди! Я покажу тебе!

Я торопливо произнесла заклинание.

Поднимающийся от её чашки пар начал извиваться и клубиться, сгущаясь в образ порхающей бабочки. Подобные заклинания удавались мне лучше всего. Сложные, требующие внимательности и чёткости и не особо мощные. Я наблюдала за мамой в надежде, что она оценит рисунок на крыльях.

На секунду я почти поверила, что у меня получилось. Суровые морщинки вокруг её глаз слегка разгладились. Мой брат Флориан обожал бабочек. Однажды он даже наполнил банку листьями крушины, поместил туда маленькую коричневую гусеницу и наблюдал за ней, пока она пряла кокон. Затем одним ранним утром он разбудил нас, и мы все вместе увидели, как из кокона появилась бабочка с блестящими зелёными крыльями и улетела на свободу. Мама, смеясь, поцеловала брата в лоб и назвала его своей маленькой бабочкой, хотя ему тогда было уже пятнадцать. Но прозвище ему очень шло. Он был в постоянном движении, порхал от одного человека к другому – яркий, как обрывок сна, в вечном поиске любого нектара, что могла предложить ему жизнь.

Я не была бабочкой. Я не могла его заменить. Мне лишь хотелось, чтобы мама снова улыбнулась, как она улыбалась ему. Чтобы она увидела, какой красивой может быть магия.

Но мама, смотрящая на моё паровое творение, казалась скорее печальной, чем счастливой. Она гулко выдохнула:

– Мило, дорогая. Но какая от этого польза? – Взмахом руки она разорвала полупрозрачные крылья. – Хватит этих глупостей.

Если бы только я знала заклинание, которое могло превратить меня в ту дочь, какой она хотела меня видеть! Но лишь одно заклинание могло сделать маму по-настоящему счастливой, и оно было неосуществимо. Нет такой магии, которая может изменить прошлое или вернуть кого-то к жизни.

Я постаралась собрать вместе разбегающиеся в панике мысли. Если бы мама решила завершить моё магическое обучение, она бы не стала тратить силы на приезд сюда. Между работой в Совете и управлением торговой компанией Дюрант у неё не было времени на неудачников. Она бы просто приказала мне вернуться домой.

А значит, у меня ещё остаётся шанс её убедить. Но она хочет чего-то взамен. И я устала от игр.

– Если ты считаешь, что магия – это глупость, зачем ты отправила меня сюда? Ты ничего не делаешь без причины. Просто скажи, чего ты хочешь, мама. Пожалуйста.

Она подняла глаза от чашки на меня:

– Расскажи мне о мастере Бетрис. Что ты о ней думаешь?

Такого я не ожидала. Но ответила честно:

– Она замечательная. Её научные труды, посвящённые чарам, революционны. Она стала первой, кто предложил разумную альтернативу принципу Квелча. И она прекрасный учитель.

– Однако, – сказала мама. – Похоже, она много для тебя значит.

На мгновение мне в голову пришла предательская мысль. Моя жизнь была бы совсем иной, если бы моей мамой оказалась мастер Бетрис. Я бы ушла с головой в учёбу и не испытывала бы ни малейшего стыда, никогда бы не чувствовала себя отрицательным числом в балансе, которое срочно необходимо исправить. Я бы говорила с ней на любимые темы, не боясь ей наскучить. И не анализировала бы каждую её улыбку в попытке просчитать, насколько она искренняя.

Мама, должно быть, заметила мои колебания. Между её бровями пролегла тонкая морщинка. Меня кольнула совесть.

– Я просто рада возможности учиться у неё. Она лучшая волшебница на всём острове Медазия.

– Совершенно верно. – Глаза мамы блеснули, как если бы она обнаружила лазейку в торговом контракте. – Я правильно понимаю, она прямой потомок самой Лирики Дракобич? Представительница могущественного магического рода.

А вот это странно. Маме обычно не было дела до магической истории. С другой стороны, Лирика Дракобич была не просто выдающейся волшебницей, но и ближайшей подругой и приближённой королевы Меды, основательницы островной провинции, которую мы зовём домом.

– Что ставит твоего мастера Бетрис на ключевую позицию, – продолжила она. – Особенно в нынешней политической ситуации. Скажи мне, Антония, как ты думаешь, мастер Бетрис сочувствует Освобождению?

– Мастер Бетрис не мятежница! – Что за нелепость! Все знают, что повстанцы были подлыми преступниками. Бесчувственными и жестокими.

Мама нетерпеливо дёрнула пальцами:

– Я не об этом. Я спросила, поддерживает ли она декларацию независимости Медазии. У неё наверняка есть мнение на этот счёт.

– Мастер Бетрис ненавидит политику. Говорит, что это настоящий бардак, который только мешает и опасно отвлекает.