Больше всех возмущается таким положением Васька. Вчера мы весь день с ним конфликтовали, а вечером он так долго ныл в постели, что я решила смерить ему температуру самым тщательным образом. Достала из кроватки, поставила градусник и, чтобы он не вырвался, поднесла к окну.
Еще только начинало темнеть. От снега, засыпавшего оттаявшую было землю, мир за окном был четок, как нарисованный на альбомном листе. Машины, бегущие по недалекой дороге, мальчишки, играющие за воротами, прохожие между домами… Васька смотрел жадно. И отчаянно заплакал, оторванный от этого зрелища.
8 апреля
Каждый раз, идя на смену, вижу в окнах первого этажа ребятишек старшей группы – они, похоже, целыми днями сидят на подоконниках. Других возможностей знакомиться с внешним миром у наших детей нет. Мои малыши бывают на улице только спящими в колясках. Старшие гуляют по неимоверно грязному двору (сдали без благоустройства) и тесному двору от крыльца до веранды и ничего-то не видят. А ведь им сейчас столько бы надо узнать! Для своих детей, когда они были в таком же возрасте, я каждую прогулку превращала в путешествие с открытиями, ведь смотреть и слушать дети умеют до того, как научатся ходить. Я катила коляску и рассказывала обо всем, что нам встречалось. Потом дома мы в книжках находили изображения увиденного или я сама рисовала. Ну а уж когда ребенок стал на ноги, и может сам пройти по дорожке, потрогать травку, понюхать цветок, побежать за голубем, покатить коляску – сколько восторга и изумления! Наблюдать знакомство малыша с миром – уже счастье, а если попытаться вспомнить или представить, какую бурю чувств сам переживал в такой момент… Неужели никак невозможно впустить моих подопечных в Большой мир? Как-то я читала про детские садики в ГДР и запомнила, какие там коляски в младших группах: шестиместные, и еще шестеро детей ее катить могут. Мне бы такую! Только к ней еще и дорожки нужны, и в нашем дворе, и в прилегающих районах. А летом всю эту компанию надо обязательно вывозить в лес, к речке – хотя бы посмотреть. Машина у Дома ребенка есть, но на ней возят только грузы, не знаю, можно ли ее приспособить для детей. Между прочим, в штатном расписании есть ставка конюха – лошадка с тележкой была бы даже лучше машины, но почему-то главврач не собирается ее приобретать.
Заменить наблюдения книжками? Они их вмиг раздерут и съедят. Телевизор бы в каждую группу, цветной, с большим экраном. Вместо него рисую картинки на фанерках и покрываю лаком, чтобы краску не слизали. Детям мои художества нравятся, только я за их запросами не успеваю. Нам бы таких немнущихся-нервущихся, да еще и моющихся картинок надо иметь много-много и про все на свете. Пока играем с кубиками. Я на глазах детей построила из них «высокую башенку» и «бухнула» ее – всем очень понравилось. Наташа подобрала кубики и пыталась составлять сама. Вася, Илюша и Дима приносили кубики мне. Вслед за Димой стала подавать и Луиза. Но остальные предпочитали схватить по кубику и лизать их.
На последней летучке сказала, что меня Дима беспокоит: вялый и температура каждый вечер 37,2. А медсестры стали возмущаться тем, какой он ленивый, и главврач подвела итог: «У него мозги жиром заплыли». Ну, как может врач такое говорить? Да разве может здоровый ребенок не стремиться ходить? Видно же, что ему больно! Я как пришла в группу, стала водить его за ручки – по манежу, по полу. Он смеялся и всячески выражал свое удовольствие. Но пройти через всю группу для него – предел сил и выдержки. И то может заплакать и сесть.
Рустам все еще скандалит по поводу своего меню: он, так и быть, соглашается пить молоко с ложечки, но что-либо более густое – ни за что! А ночью не может уснуть от голода. Исхудал бедняга, изнервничался, а все орет и плюется. Дома мама переводила бы его на общий стол постепенно: днем кормила бы фруктовым пюре и сладкими кашками, а ночью давала бы бутылочку с молоком – и не было бы никаких трагедий. А тут – дисциплина: положено перейти на «общий стол» – и все, никаких сосок! Конечно, он очень запоздал с этим делом. Да и вообще сильно отстает в развитии от своих домашних сверстников. Ну, Рустам и Дима родились недоношенными, но и остальные детки как будто на полгода младше своего возраста. Воспитатели говорят: «Конечно! Из таких-то семей!» Но как же тогда Тимоша? Он в своей семье пробыл дольше других, и мама его едва не уморила – а самый умный из всей нашей группы. Правда, тоже не говорит, но хорошо понимает речь, с готовностью выполняет просьбы и поручения, умеет делиться. Воспитательницы, с которыми я обсуждала эту проблему, считают, что воспитателем Тимоши был его старший брат Алик. Дима, второй по возрасту из братьев, говорит, что к маме не хочет, а хочет к Алику. Но в домах ребенка детей содержат только до четырех лет. Алик пока живет в детском отделении больницы, потом его отправят в детский дом – в другом городе. Зачем это надо? Я ходила в больницу к Алику (едва добилась разрешения), отнесла ему альбом и фломастеры, попросила нарисовать картинки для братиков. Отдавая альбом, он серьезно и старательно, как отличник перед доской, объяснил, что, где и для кого нарисовано. А наша главврач говорила, что не может взять его уже потому, что он предложения без мата не составит. Не могу понять, для чего эти братья должны воспитываться врозь. Похоже, Алик справлялся с воспитанием братишек не хуже нас. Ему, конечно, трудно было, но разве во вред? И разве правильно, что Дима и Тимоша не видят друг друга в нашем Доме? По-моему, нынешнее объединение детей в группы по возрастам имеет больше минусов, чем плюсов. Во-первых, будь группы разновозрастные, не приходилось бы уничтожать семьи. Во-вторых, больше внимания уделялось бы самим маленьким – не только воспитателем, но и старшими детьми. И старшие от этого бы только выгадали: ответственность, самостоятельность, умение пожалеть, помочь, поделиться, воспитывались бы естественным образом. Работать с такой группой воспитателю будет, конечно, труднее: каждому ребенку необходим индивидуальный подход соответственно не только характеру, но и возрасту, чужие заготовки на всю группу разом применять не получится, придется каждый день и каждый час самой все придумывать и изобретать – но это же гораздо интереснее и для детей полезнее!
10 апреля
У нас есть «дневные» (или «старшие») воспитатели, работающие с 9.00 до 15.00 часов – они работают практически так же, как в детских садах-яслях, и «сменные» – работающие, как правило, вечернюю и ночную смену подряд, то есть с 15.00 до 9.00, да еще подменяющие «дневных», когда у тех выходные. Я – «сменная». График работы и отдыха у нас весьма сложный, круг обязанностей шире и размытее, но зато они менее формальные, ближе к обычным материнским. «Дневные» воспитатели почти всегда работают с нянями (разве какое ЧП случится), на вечерние смены зачастую нянь не хватает, а на ночную и не положено. Ночью работы, конечно, гораздо меньше, чем днем, и она вспомогательная – уборка, стерилизация всего на свете, починка, заполнение документов, оформление (я по ночам рисую и дневник веду). Трудно только то, что спать совсем нельзя, а с 6-ти, когда дети начинают просыпаться, сразу столько наваливается, что надо быть очень бодрой. Утром няня приходит к 6.00, помогает поднять и накормить детей завтраком, провести все утренние процедуры, убрать группу. Но, бывает, что няня приходит только вместе с дневной сменой. Тут уж я, наверное, совсем бы заплюхалась, если бы не мои напарницы – медсестры из младшей подгруппы. Все они – отличные работницы, делают все аккуратно, быстро, четко. Когда нет няни, успевают у себя всю ее работу переделать, и мне помочь. Мне, конечно, помощь не лишняя, особенно утром, да и отказаться от нее – обидеть человека, искренне желающего добра и детям, и мне, «новенькой». Но вечером я вполне могу обойтись без помощи: посуда, горшки и всякие там замачивания и маркировки могут подождать, когда дети заснут. И я, неблагодарная, ворчу себе под нос, но в адрес помощницы: «Шла бы ты лучше к своим малышам, потрясла для них погремушки, потормошила Ксеню, поговорила с Зиной, поводила за ручки Максима – когда еще для этого время выпадет?» Увы, медсестры, как и няни, убеждены, что детей нельзя брать на руки: они от этого «портятся». Даже кормить детей надо не на руках, а подкладывая соску, и не стоять над кроваткой, не отвлекать. Жалеть, утешать плачущего – тоже вред: приучится капризничать. Все время наши младенцы лежат – либо в кроватках на спинке, либо в манеже – на животике. Какое уж тут развитие? Ясно, что все они будут отставать и физически, и интеллектуально, и эмоционально. Я пытаюсь говорить об этом – никто не спорит, но, видимо, только потому, что подобные рассуждения считаются тут нерабочими и потому внимания не заслуживающими.
