Я сойду с ума, ожидая, пока она вернется домой.

Но так и должно было быть. Мир, где Джульетта ходит на свидания, а я дома с девочками. Линия четко прочерчена.

Я попросил об этом. Я оттолкнул ее, и я не имею права злиться на то, что она интересуется кем-то другим.

По крайней мере, это то, что я продолжаю повторять себе, когда провожу свое тело через ад, чтобы дать своему разуму отдохнуть от одержимости им.

Это пиздец, чувствовать к ней ревность и собственническое отношение, когда я был тем, кто принял решение сохранить все на профессиональном уровне. Черт, я сделал это, потому что не мог рисковать потерять ее. Или сделать что-то, что поставит под угрозу мою карьеру. Было так много причин — так много поставлено на карту.

Но я все еще не могу избавиться от этого собственнического чувства.

После самого длинного часа в моей жизни и самой изнурительной работы, которую я когда-либо делал, мои ноги дрожат, когда я поднимаюсь по лестнице обратно на первый этаж. Я планирую провести остаток дня с девочками, а не с Джульеттой, пока она готовится к свиданию. Последнее, что я хочу сделать, это увидеть это дерьмо.

Я слышу, как девочки играют в своей комнате, поэтому я оставляю их, а сам принимаю долгий горячий душ, а затем надеваю джинсы и футболку-поло. Когда я закончил собираться, я обнаружил, что они все еще играют в своей комнате. Похоже, третья мировая война ударила по нему, но мы можем побеспокоиться об этом позже.

Все, что имеет значение, это возможность проводить время с моими девочками и компенсировать время, которое я должен отсутствовать.

— Эй, девочки, как вы думаете, мы пойдем сегодня в парк?

Они оба смотрят на меня с волнением на лицах и хором: — Да, папочка! — звучит в комнате.

Я смеюсь: — Думаю, мы могли бы даже выпить смузи? Как вы думаете?

— Пожалуйста, папа! — говорит Кеннеди с мольбой в глазах.

— Будет сделано, детка.

Когда мы уходим, я не вижу никаких следов Джульетты, поэтому останавливаюсь на кухне, чтобы нацарапать записку, сообщая ей, что мы уходим и куда мы ушли.

Странно идти куда-то вместе без нее, но я постоянно напоминаю себе, что это то, чего я хотел, и так должно быть. Девочки оживленно болтают, пока я пристегиваю их к сиденьям, а затем сажусь за руль.

— Папа, я очень скучала по тебе. Я люблю тебя. — говорит Ари с заднего сиденья.

— Не больше чем я, жучок.

Они хихикают и разговаривают всю дорогу до парка, и это просто приятно. Я благодарен за те несколько дней, что я провел дома с ними. Для воскресенья в парке необычно тихо. Вокруг игрового оборудования разбросано всего несколько детей.

Когда я вывожу девочек, они на полной скорости бегут к горке, как только их ноги касаются земли. Если бы это зависело от них, они бы провели там весь день. Я сижу на скамейке рядом с горкой и смотрю, как они играют.

Мои мысли возвращаются к Джульетте, и мне интересно, что она делает. Все время, что мы в парке, я не могу перестать думать о ней, и чем ближе к шести, тем больше я понимаю, что, возможно, совершил ошибку.

К тому времени, как мы выпили смузи и направились домой, я уже на грани. Тот, который я могу пройти в любой момент. Машина Джульетты все еще стоит на подъездной дорожке, когда я въезжаю, но это ничего не значит. Если ее свидание с джентльменом, он заберет ее.

Но опять же, он может быть психом, так что, надеюсь, она будет водить машину сама. Я вытаскиваю нас всех из машины, и девочки бегут внутрь.

— Сразу в ванную, девочки, вы залиты в смузи. И ничего не трогайте! — Я кричу им вслед и смеюсь, когда они исчезают за входной дверью.

Войдя внутрь, я закрываю за собой дверь, и первое, что я вижу, это Джульетта, стоящая в холле с серьгами в ушах.

На ней красное платье, которое затмевает черное платье. Он расклешен вокруг ее бедер, но все же подчеркивает ее изгибы. Плотно облегающий ее грудь, он демонстрирует широкое декольте. Этот мудак, вероятно, будет всю ночь пялиться на ее грудь, и эта мысль заставляет меня чувствовать себя пронзительно.

— Привет. — Она улыбается и смотрит на свое отражение.

Я действительно хочу сказать ей, что она выглядит так красиво, что я хочу перекинуть ее через плечо, отнести прямо к себе в кровать и трахнуть любого, кто хотя бы посмотрит в ее сторону. Но нет. Я прикусываю язык: — Ты прекрасно выглядишь. Повеселись.

Я даже не даю ей возможности ответить. Вместо этого я прохожу мимо нее и направляюсь прямо в ванную, чтобы искупать девочек. Я не собираюсь давать себе шанс облажаться и говорить вещи, которые я не могу вернуть. В последнее время у меня есть способ все испортить, даже не пытаясь.

Мы с девочками занимаемся ночной рутиной, и где-то между мыльными пузырями и мытьем волос я слышу, как хлопает входная дверь, сигнализируя, что Джульетта уходит на свидание.

— Девочки, «Холодное сердце» или «Моана» сегодня вечером?

— «Холодное сердце», «Холодное сердце», «Холодное сердце»! — Они поют, хихикая.

«Холодное сердце», конечно. Я вытаскиваю их пижамы из ящиков и беру такие же тапочки Олафа [Прим.: Живой и разумный снеговик, сделанный Эльзой]. Как только они выйдут из ванны и высохнут, мы наденем пижаму и тапочки и устроимся на диване, чтобы посмотреть фильм.

— Папа, где Джульетта? — спрашивает Кеннеди. Ее большие голубые глаза полны вопросов, которые я действительно не хочу объяснять своей трехлетней дочери.

— Понятное дело, на свидании, — отвечает Ари. Она снова и снова расчесывает волосы своей куклы Барби.

— Ари, откуда ты так много знаешь о взрослых вещах? — Я спрашиваю. Мне искренне любопытно, как моя пятилетняя дочь кажется главой семьи, когда дело доходит до сплетен.

Она пожимает плечами: — Я слушаю.

Всё просто.

Она слушает.

— Ну, тогда что еще ты знаешь о сегодняшнем свидании Джульетты, жучок?

Боже, я выискиваю информацию у своей пятилетней дочери. Мне нужно взять себя в руки, но этот выступ, кажется, с каждой минутой становится все меньше и меньше.

— Хммм. Я слышала, как она сказала своей подруге, что ей нужно встретиться с кем-то другим, кроме Боба. Кто такой Боб, папа?

Иисус Христос. Во-первых, это не должно возбуждать, но, черт возьми, теперь я не могу перестать представлять Джульетту с ее вибратором. Худшее время.

— Ари, жучок, ты не должна подслушивать разговоры взрослых. Они предназначены для взрослых, а не для таких маленьких девочек, как ты. Хорошо?

Она смотрит на меня: — Что значит подслушивать?

— Это означает, что ты слушаешь разговоры других людей, когда не должна этого делать. Ты слышишь то, чего, возможно, не должны слышать маленькие девочки.

Какое-то время она молчит, но потом кивает: — Хорошо, папа.

Теперь выступ, черт возьми, исчез. Подождите… она попросила выходной. А если она не вернется домой? Что, если она пойдет… к нему… домой… Черт.

Она ни за что не будет спать с этим парнем. Это дерьмо не произойдет. Мне плевать, если я веду себя как ревнивый придурок, я не могу переварить мысль о том, что он прикасается к ней.

Я знаю, что должен быть достаточно сильным, чтобы держаться подальше, но когда дело доходит до Джульетты, я беззащитен. Запрещено или нет, я больше не могу. Я не могу притворяться, что не хочу ее. Что она не все, что я хочу в женщине.

Если бы Рид увидел меня сейчас, он бы надрал мне задницу. Серьёзно. Сказал бы мне, что я сошел с ума, и мне нужно хорошенько подумать, прежде чем я приму опрометчивое решение. Но вы знаете, что? Я провел последние пять лет, думая обо всем. Дважды. Чрезмерно анализируя каждую вещь, которая была брошена на мою тарелку.

Я ничего не сделал, не думая о девочках или о нашем будущем.

Сейчас не время думать о том, ошибаюсь я или нет.

Прежде чем я могу отговорить себя от этого, я принимаю решение. И это может быть худшее решение, которое я принял за долгое время, но, черт возьми.

_ Девочки, мы на минутку сядем в машину, хорошо? Поехали.

Я встаю и хватаю их обоих с дивана, останавливаясь только, чтобы взять бумажник и ключи со столика в фойе, и выхожу за дверь.