– Я лишь проявляю дружелюбие.
– Лучше поискать кого-то более восприимчивого к дружелюбию.
– Намек понял. – Юный Рой подхватил свою кружку с пивом и вернулся к бильярдному столу.
Краем глаза я заметила мужчину, следившего за нашей беседой. Он даже не удосужился отвести глаза, когда я посмотрела на него в упор. На первый взгляд адекватный. Около тридцати, в накрахмаленной белой рубашке, черных брюках и очках в стальной оправе, на спинке его стула висел пиджак. Рубашка выглядела такой свежей, будто он только что забрал ее из химчистки и надел прямо перед дверью бара. День почти закончился. У всех в «Забегаловке» одежда исчерчена узором складок, а этот мужчина словно персонаж комикса – гладкий и какой-то плоский. На его лице застыло пустое, непроницаемое выражение. Похож на безжалостного финансиста.
На мгновение я забыла о своей невидимости и смотрела на него, разинув рот. Он не отводил глаз, не улыбался, долго смотрел на меня в ответ, а потом перевел взгляд на лежавшую перед ним газету. Возможно, ему просто нравилось наблюдать за людьми. Времяпрепровождение невинное, но мне не по нутру.
Оставив на барной стойке пару банкнот, я вернулась в свою спальню площадью без малого десять квадратных метров и проспала следующие восемь часов. Во сне я снова превратилась в Таню Питтс-Дюбуа. Рядом храпел Фрэнк. Я задушила его подушкой ради тишины. Проснулась с ноющим чувством вины. Оно ослабло, когда я вспомнила, что произошло на самом деле, – но ненамного.
* * *
Через три дня после того, как я осела в замке благодетельницы Рут, мне удалось сдать теоретический экзамен на права. Проскочила с 72 % правильных ответов. Каждый день я ходила в библиотеку изучать сайты с объявлениями о вакансиях. В поисках подходящей работы обнаружила, что не так уж много умею. Семь лет брака с Фрэнком я потратила на уборку, стирку и ночную выпивку, а лучше бы готовилась к нынешним временам.
Через пять дней после начала кампании по любезному обращению с Маркусом я попросила его одолжить мне машину для экзамена по вождению. Маркус в ответ сообщил, что его машина зарегистрирована в Арканзасе и к тому же не застрахована. Выходит, я ему улыбалась и наливала кофе совершенно зря.
Через пару дней я вернулась в «Стаканчик у Мэй» – вспомнила обещание Блю о том, что меня оставят в покое. И снова увидела за стойкой Блю. Перед ней сидели два старика в выглаженных фланелевых рубашках, и, хотя между ними был свободный стул, выпивали они явно вместе.
Я села в другом конце бара, куда доносились стариковские голоса, но не запах.
– Вы снова пришли, – сказала Блю.
– Да.
– Джин с тоником?
Черт, она запомнила.
– Лучше водки.
– Предпочтения?
– Удивите меня, – ответила я.
– Могу я взглянуть на ваше удостоверение личности? – извиняющимся тоном сказала Блю. – Говорят, копы сейчас свирепствуют.
Я вынула паспорт и показала Блю. Та взяла его и поднесла поближе к светильнику. Как по мне, она изучала документ слишком пристально. Будто почувствовав мое напряжение, заговорила:
– Нечасто мне предъявляют паспорт.
– Потеряла права, – объяснила я.
Блю положила паспорт на стойку передо мной, я убрала его назад в сумку. Блю налила мне водки с тоником.
– Ваше здоровье, – сказала она.
Я принялась читать объявления в местной газете. Работа, для которой я подходила, скорее всего, повергла бы меня в давно забытые глубины отчаяния. Я ненавидела свою прежнюю жизнь, но она по крайней мере походила на жизнь. Однако вряд ли я готова в нее вернуться. Сунула газету в сумку и занялась разглядыванием картин на стенах, слушая рассуждения стариков о том, как президент вознамерился украсть их оружие и гражданские права.
– Еще одну? – спросила Блю.
– Почему бы и нет?
Раздался тяжелый скрип дверных петель, и я заметила, что Блю, ставя передо мной стакан, краем глаза следит за новым клиентом. Я потянулась к карману, чтобы заплатить, но она хлопнула по стойке и сказала:
– Скоро станет легче.
– Что именно?
– Начинать новую жизнь.
Складывалось впечатление, что она знает больше положенного. Мне захотелось сбежать, однако проблему это не решило бы, и я не сдвинулась с места. Придумав ответную реплику, я заметила, что Блю хмуро смотрит на кого-то в углу бара. Новый посетитель устроился там за столиком и раскрыл газету. Поймав взгляд Блю, он помахал ей рукой.
– Видимо, профессор надеется на ресторанное обслуживание, – пробурчала Блю.
На мужчине был темно-коричневый свитер крупной вязки с шалькой[3] и рубашка с воротничком на пуговицах. Возможно, одежда и намекала на некую ученость, зато узкий лоб делал его почти похожим на неандертальца.
Блю приняла у него заказ и попросила все-таки пройти десять шагов до барной стойки, если понадобится что-то еще. Тем не менее она сама отнесла ему бутылку «Будвайзера» – Профессор кивнул, не отрываясь от чтения газеты.
Я уже собиралась покинуть бар, когда Блю подошла ко мне и прошептала:
– Где ты его взяла?
– Что взяла? – переспросила я.
– Свой симпатичный паспорт.
– В паспортном департаменте.
Я тут же поняла, что сказала глупость. Поскольку ни разу не выезжала за границу и настоящий паспорт никогда не получала[4], я и понятия не имела, где и как он делается. Наверное, в моем возрасте – сколько там мне? двадцать восемь? – женщина обязана знать такие вещи.
Блю ухмыльнулась только левой стороной рта. Я допила водку и бросила:
– Мне пора.
– Он поддельный, я видела.
– Не понимаю, о чем вы.
– Давно ты стала Амелией Кин?
Меня охватил ледяной холод и жар одновременно. Я стала Амелией Кин меньше двух недель назад и чувствовала, что вот-вот могу ее потерять. Думаю, Блю заметила смертельный ужас в моих глазах.
– Я не хочу доставлять тебе неприятности, – сказала она. – Только скажи, где ты раздобыла такую прекрасную подделку.
Едва ли стоило обсуждать эту тему в публичном месте. Я быстро оглядела бар – за нами никто не следил, и все же…
– Не здесь, – ответила я.
– Я закрываюсь через час. Хочешь еще выпить, пока ждешь?
* * *
Старики ушли, не дожидаясь напоминания. Один мужчина играл сам с собой в дартс, делая глоток пива каждый раз, когда один бросок оказывался лучше другого. Профессор потягивал «Будвайзер» с неспешностью истинной леди. На бутылку ему потребовалось почти девяносто минут. Он оставил на столе двадцатку и молча вышел за порог. Блю заперла дверь за последним посетителем, навела порядок за стойкой и предложила мне, словно закадычной подруге:
– Есть хочешь? Давай съедим по гамбургеру, пока ты будешь рассказывать мне свои грязные секреты.
Я не горела желанием откровенничать, но что-то рассказать должна была – Блю знает мое новое имя, а его надо сохранить в тайне. Мы вышли через заднюю дверь, которую Блю заперла на засов с висячим замком. В переулке пахло мочой и машинным маслом. Кроме полумесяца в небе, улицу освещал единственный фонарь.
– Моя машина за углом. – Блю пошла по дорожке, хрустя гравием.
Метрах в десяти стоял черный «Линкольн Таун Кар». Когда мы приблизились, дверца машины открылась, и с водительского сиденья на тротуар выскользнул Профессор.
– Амелия? – сказал он.
Меня будто схватили за горло.
– Извините. Вы ошиблись. – Я сама удивилась, что смогла выдавить из себя слова.
Задняя дверца распахнулась, из автомобиля выбрался еще один мужчина. Похоже, он провел в салоне довольно много времени – медленно, как паук, расправлял конечности. Я успела мельком взглянуть на его лицо, пока оно снова не скрылось в тени. Я его уже видела. Накрахмаленная рубашка и очки в стальной оправе. Безжалостный финансист из вчерашнего бара.
Финансист смерил Блю взглядом.
– Почему бы вам не сесть в машину, мисс? – спросил он ее, открывая заднюю дверцу.