А изумленный Запад кипел, восхищался, недоумевал. Америка обещала удивить мир, уверяя своих соотечественников: «Первая искусственная луна будет наша», — а тут вдруг такое. Бум в нашей стране начался на день позже — 6 октября.
Бытует легенда: когда ракета со спутником стартовала, горнист протрубил начало космической эры. Таково якобы было желание Королева. Это придумано. Трубач на стартовой позиции был. Перед тем как начать заправку, был построен стартовый расчет. Труба пропела: «Внимание всем!» Второй раз прозвучал сигнал «Боевая работа!» Когда заправку закончили, трубач протрубил: «Отбой!»
Идея спутника в середине 50-х годов занимала умы многих ученых мира. Помпезно, а в чем-то и высокомерно провозглашая свои планы и замыслы, США были абсолютно уверены, что первый искусственный спутник будет американским. Однако реальные события того времени опровергли эту уверенность.
3 августа 1955 года. Копенгаген. В здании Политехнического института, где проходил VI конгресс Международной астронавтической федерации, собрался цвет мировой науки. Американский профессор Дюран после короткого вступления зачитал приветствие Д. Эйзенхауэра. Обращаясь к ученым планеты, президент США извещал о намерении Америки подарить миру искусственный спутник Земли. Из послания следовало, что США лидируют как в идеях, так и в их техническом осуществлении. Зал рукоплескал, и как-то незамеченным осталось то, что присутствующий на конгрессе академик Л. И. Седов обстоятельно и конкретно изложил программу советских ученых. Говорил он и о «некоторых вопросах динамики полета к Луне».
Можно только поражаться исключительному таланту Королева-организатора, сумевшего привлечь к себе многие десятки и сотни талантливых людей и создать крепко спаянный коллектив единомышленников. Опытное конструкторское бюро, которое он возглавлял, стало главным среди множества других организаций и обеспечило практическую реализацию программы — от научно-технической идеи до производства ракет, спутников и космических кораблей.
Прошло всего два года после назначения Королева главным конструктором, а осенью 1948 года первая советская ракета дальнего действия уже стояла на старте. Затем последовали новые разработки отечественных баллистических ракет дальнего действия. Проводя их испытания, Сергей Павлович понимал, что до создания искусственного спутника Земли остался один шаг.
Значение содеянного и восприятие его всем миром будет более понятно, если вспомнить и такие факты.
День 4 октября 1957-го, пятница, выдался обычным и ничем не отличался от множества таких же, предшествующих уик-энду, дней. В Вашингтоне, на 16-й улице, что в нескольких кварталах от Белого дома, посол СССР давал прием в честь ученых из 13 стран — участников конференции по программе Международного геофизического года. За звоном бокалов говорили о науке, и ничто не предвещало сенсации. Академик А. А. Благонравов любезничал с американским профессором Ллойдом Беркнером. Оба были в добром расположении духа и громко смеялись. Никто не обратил внимания на человека, который подошел к Ллойду Беркнеру и что-то шепнул ему на ухо. Через мгновение взволнованный профессор обратился к присутствующим: «Господа, мне только что передали, что на земной орбите на высоте 900 километров кружит спутник! Я хочу поздравить наших советских коллег с этим достижением». Сообщение потрясло всех. Звучали восторженные тосты, шампанское едва успевали подносить. Академика Благонравова засыпали вопросами…
В это самое время на секретном американском полигоне в Хантсвилле (штат Алабама) только что назначенный министром обороны Нейл Макэлрой устроил дружеский коктейль, чтобы отметить свое восхождение на военный Олимп. Новоиспеченный министр вел непринужденную беседу с генералом Медарисом и Вернером фон Брауном — тем самым гитлеровским конструктором секретных «фау». Их беседу бесцеремонно прервал офицер Гордон Харрис: «Генерал, получено сообщение, что русские запустили спутник, который передает сигналы». Воцарилась мертвая тишина. Первым пришел в себя Браун: «Ах, если бы знать планы русских заранее!» После короткой паузы он добавил: «Мы можем запустить наш спутник через 60 дней, господин Макэлрой. Только дайте нам зеленый свет и эти 60 дней».
Тревожное сообщение поступило и в вашингтонскую лабораторию морских исследований. Там работали всю ночь, чтобы как можно скорее настроить наружные антенны для приема сигналов русского спутника.
А вот что происходило в Белом доме. Президент Эйзенхауэр, собиравшийся отдохнуть и поиграть в гольф на своем ранчо в Геттисберге, под Вашингтоном, отменил планы на уик-энд и сокрушался, что американская арзведка не имела предварительных сведений о запуске. То, что русским удалось «забросить шар в космическое пространство», слишком взволновало многих американцев. Но если одни расценили это событие как великое научно-техническое достижение, то других охватило нечто вроде истерического страха. Нашлись военные, которые заявили: «Запуск советского спутника является предвестником третьей мировой войны, но эта война будет вестись иными средствами: вместо пушек и бомб на вооружении сторон будут техническая компетентность и научные свершения типа советского спутника». Военные эксперты быстро подсчитали, что «ракетам русских понадобилось бы только 16 минут, чтобы достигнуть территории США».
И еще. «Изделие 8К71», получившее обозначение Р-7, стартовало с Байконура в 22 часа 28 минут 34 секунды по московскому времени. Примерно 530–540 секунд потребовалось ракете, чтобы набрать космическую скорость и вывести спутник на орбиту. Сообщение с наземных станций слежения о приеме сигналов с борта «космического объекта» тоже было получено без задержки.
5 октября в 16 часов 31 минуту спутник прошел над Вашингтоном. Диктор американской телекомпании «Эн-би-си» не упустил случая высказать сомнение: «Не допущена ли ошибка при переводе сообщения ТАСС? Может быть, спутник весит не 83,6 килограмма, а 8,36?» Но ошибки не было. (Напомню, первый американский спутник, стартовавший в начале 1958 года, весил 4,8 килограмма.)
Издатели еженедельника «Ньюсуик», очередной номер которого уже находился в производстве, остановили печатные машины и задержали все 1 309 900 экземпляров выпуска для срочной замены обложки и помещения комментариев сенсации века.
Триумф? Победа? Да! Мир восторженно говорил о ней на всех языках. Она радовала и восхищала. Но была и иная реакция: ворчливая, злобная. И это тоже естественно. Ведь те, иные, понимали, что для такого дерзновенного шага нужны были не только размах строек, рев турбин, грохот прокатных станов. Нужны были энергия, ум и талант народа, нужна была смелая поступь науки. Только этот сплав мог разорвать любые цепи, даже такие, как цепи земного тяготения.
«Русские впереди!», «Сенсация века», «Новая эра в науке», «Советы продолжают удивлять» — кричали огромными заголовками первые страницы газет и обложки журналов. Через день после запуска, задумчиво расхаживая по своему кабинету в госдепартаменте, небезызвестный Джон Фостер Даллес, бывший в то время государственным секретарем США, обратился к газетному магнату Херсту: «Билл, почему твои газеты подняли такой шум вокруг этого куска железа в небе?» На этот раз он услышал от Херста соответствующее истине объяснение: «Этот кусок железа изменил жизнь людей на многие века вперед». «Потребовалась наверное, ракета-кит, чтобы поднять в космос почти сто килограммов?» — спросил Даллес. «Похоже», — ответил Херст.
Английский ученый К. Гэтланд, часто выступающий в качестве военного эксперта, признал: «Созданная в Советском Союзе межконтинентальная баллистическая ракета Р-7 (SS-66, «Sapwood» — по классификации НАТО) имела большую начальную массу и оказалась весьма перспективной как ракета-носитель. Первая межконтинентальная баллистическая ракета США М-65 «Атлас» была меньшей по размерам, начальной массе и менее эффективной как носитель, чем ракета Р-7».
Страсти вокруг первой рукотворной «луны» продолжали бушевать. Вскоре после возвращения в Москву Королева пригласили в ЦК: «Никита Сергеевич ждет вас завтра в 10.00». Хрущев принял главного конструктора в добром расположении духа. Начитавшись правительственных вестников ТАСС и сводок радиоперехватов с восторгами по поводу «русского спутника», он был оживлен, с откровенным любопытством разглядывал Королева, словно видел в первый раз.
