— Дорога, Саймон? Старая дорога? Но ведь она должна вести куда-то? — Лойз поднялась на ноги и стала осматриваться.

Саймон понимал, что надежды очень мало, но все же нужно было воспользоваться любой возможностью уйти подальше от этого гиблого места. И несколько минут спустя Саймон убедился в правильности их догадки. Трава, покрывавшая островок, росла не сплошным ковром, а кустиками, пробиваясь в расселинах между каменными плитами. Плиты были гладко отполированы и тщательно пригнаны друг к другу — это была мостовая! Лойз топнула сапогом и рассмеялась:

— Вот она, дорога! И она выведет нас отсюда! Вот увидишь, Саймон!

«Но у каждой дороги два конца, — подумал Саймон, — и если она уведет нас вглубь страны торов…»

Им потребовалось немного времени, чтобы пересечь более возвышенный участок суши, и вновь перед ними было болото. Но на его противоположном берегу стояла каменная колонна, замшелая, словно выросшая из самой земли. Она была не слишком высока, и верхушка ее была увенчана виноградной лозой, побеги которой змеями вились вокруг каменного лица.

Горбатый нос, торчащий подбородок, черты лица, непривычные для человеческого глаза.

— Вольт!

Именно такой предстала на несколько мгновений перед ними та мумия, на которую они тогда наткнулись в тайной пещере запечатанного для всех утеса, когда Корис взмолился, принес слятву и принял из рук мумии — вернее, высохших когтей — огромный топор. Что сказал тогда сенешаль? Что Вольт — это легенда, полубожество-полудьявол, последний представитель вымершей расы, который еще долго продолжал жить во времена расы человеческой и иногда делился своими знаниями с пришельцами из сострадания и своего одиночества. И вот сейчас они оказались в стране, где Вольт был настолько хорошо известен, что на большой дороге воздвигли его монумент.

Лойз улыбнулась при виде колонны:

— Ты видел Вольта? Корис рассказывал о той встрече, когда он попросил у Древнего его топор и не встретил отказа. И теперь я уверена, что эта статуя — добрый знак для нас. К тому же, этот камень указывает, куда идет дорога.

Но впереди по-прежнему поблескивала вода. Найдя среди разбросанного гнилья достаточно прочную ветку, Саймон опустил ее в воду, чтобы нащупать дно. Оказалось, что глубина, воды всего несколько дюймов, ветка почти сразу уперлась в твердый камень. Дорога лежала под топкой зыбью. Но Саймон не торопился, осторожно шагая вперед, и только потом сделал знак Лойз следовать за ним.

Перед самым столбом с головой Вольта дорога снова стала подниматься, и постепенно полоса твердого покрова расширялась. Саймон догадался, что на этот раз перед ними не островок, а солидный кусок суши. Значит, тут они смогут как-то устроиться на время, не опасаясь того, что их обнаружат торы.

— Здесь кто-то жил раньше, — сказала ему Лойз, указывая на то, что осталось от каменных стен.

Что было здесь? Всего лишь одно здание? Или это — руины целого города? Саймона больше устраивали густые заросли, скрывающие их. Он считал, что никакая живая тварь, кроме разве мелкой ящерицы, не сможет пробраться к ним сквозь густую поросль. А ему отсюда будет виден любой, кто пожелает на них напасть со стороны древней дороги.

Дорога, которая до сих пор шла прямо, вдруг повернула направо, и Саймон схватил Лойз за руку, чтобы она остановилась. Каменные плиты, раньше разбросанные в траве, здесь были аккуратно выложены, образуя каменную ограду. А за ней что-то росло аккуратными рядами, по всему было видно, что за этой растительностью тщательно ухаживают — здесь не было сорняков, высокие стебли — подвязаны к колышкам. Солнце светило здесь ярче, чем на болоте, и в его бледных лучах яркими пятнами вспыхивали красные и малиновые цветы, над которыми деловито жужжали насекомые.

— Локус, — определила Лойз название растения, служившего основным сырьем для ткачей Эсткарпа. Эти пурпурные цветы становились в свое время коробочками, наполненными шелковыми нитями, которые собирали и пряли.

— Погляди-ка! — добавила она, быстро шагнув к стене и указывая на четырехугольную нишу, в которой стояла грубая деревянная фигурка с уже знакомым орлиным носом. Ошибиться было невозможно: хозяева поля, кем бы они не были, поставили здесь Вольта, чтобы он охранял их урожай.

Но Саймон уже заметил и еще кое-что: отлично утрамбованную дорожку, которая вовсе не была продолжением старой дороги, а убегала направо, огибая поле.

— Уйдем отсюда! — теперь Саймон был уверен, что дорога привела их не к границе, а в глубь страны. Но ведь и возвращаться им было нельзя: у летательного аппарата их, несомненно, дожидаются враги.

Лойз тоже все поняла:

— Дорога ведет дальше.

Она произнесла это полушепотом. Дорога впереди выглядела достаточно заброшенной, чтобы быть уверенными, что торы больше ею не пользуются.

Им больше не попадались ухоженные поля, исчезли даже каменные руины, и только то, что они время от времени натыкались на каменные плиты, пригнанные друг к другу, убеждало их, что они все еще идут по древней дороге.

Жажда мучила их все сильнее, во рту горел огонь. Саймон видел, что Лойз едва бредет. Он обнял ее за плечи, чтобы помочь. Когда они достигли конца дороги — каменного столбика, за которым начинались непроходимые топи, — они шатались от усталости уже оба. Лойз пронзительно вскрикнула, когда Саймон последним рывком остановился перед зловонной трясиной.

— Я не могу идти дальше…

Саймон с трудом поддерживал Лойз, не давая ей упасть. Она так шаталась, что ему еле удавалось удержать ее. При виде топи, в которую обрывалась дорога, ее покинули последние силы. И сам Саймон едва держался на ногах. Но он упорно продолжал стоять, поддерживая Лойз, так как боялся, что стоит им присесть, и у них не будет сил подняться на ноги. Он был в таком состоянии, что не сразу заметил, как к его ногам стали падать какие-то странные мячики, которые лопались, рассеивая вокруг себя белую пудру. Только после третьего мяча Саймон очнулся и отступил назад, увлекая за собой Лойз. Однако мячики продолжали падать совсем близко, словно замыкая их в тесный круг. Саймон привлек к себе Лойз и приготовил самострел, в нем был полный заряд трехдюймовых игл. Но ведь не будешь же стрелять в облако мучнистой пыли, которое двигалось все ближе и ближе к ним! Частицы пыли вдруг начали плясать вокруг них с такой бешеной скоростью, что вскоре перед глазами Саймона и Лойз повис плотный белый туман, за пределами которого ничего не было видно.

— Саймон, мне кажется, они идут! — Лойз схватилась за свой кинжал.

— И я так думаю!

Но защищаться у них не было возможности. Еще один глухой шлепок, и прямо у их ног лопнул очередной мяч размером побольше. А отступать было некуда — они были замкнуты в кольце белого тумана. Они упали навзничь, закрыв лица руками. Саймон ясно ощущал, что он очутился в каком-то тесном ящике, и воздух медленно выходит из его легких. Он не мог дышать… не мог дышать! Тело его корчилось от отчаянных усилий вздохнуть. Задыхаясь и хрипя, Саймон открыл глаза, пытаясь отмахнуться от белой муки, безжалостно засыпавшей его сверху. Он отчаянно бился, чтобы покончить с этой пыткой. Почувствовал, что теряет последние силы… и тут же понял, что снова может дышать и зрение тоже вернулось к нему.

Слабый тусклый свет лился с каменного потолка, а от стен помещения, где он лежал, несло могильной сыростью и холодом. Кто-то держал над его головой сосуд, из которого вились клубы дыма. Саймон с усилием поднял голову и взглянул на державшего сосуд. В сумрачном свете он сумел разглядеть, хотя и не слишком отчетливо, что это был юноша. Он сидел на табурете перед лежавшим на постели Саймоном. Невысокого роста, чересчур широкоплечий, со слишком длинными руками и слишком короткими ногами, юноша казался поразительно уродливым. Тем более странным выглядело его лицо с необыкновенно правильными чертами. Оно было красиво какой-то своеобразной и непривычной для глаза красотой. Однако чувства, отражавшиеся на нем, были не понятны Саймону.