– Нет, Рилан, – ответил Белтон. – На кровати я совсем почти не валялся, я гостей принимаю всё это время. Твоих, между прочим, гостей. Так что проходи давай, тебя заждались уже.
– Да? И кто же, мне интересно? Наверное, старина Ниршел? Неужели он вернулся со своей работы так рано? – было слышно, как Рилан снимает башмаки и надевает другую обувь, чтобы ходить дома. Когда он возник в дверях, одетый в ярко-красную рубаху и в белых брюках, с встопорщенными волосами, на которых от жары блестели капельки пота, и увидел Ривелсею, которая как раз отправляла в рот кусок хлеба с вареньем, он даже замер от неожиданности и, возможно, от счастья.
– Не может быть! – закричал он. – Ривелсея! Ну вот честно, я даже и не надеялся уже, что ты когда-нибудь про меня вспомнишь. А я ведь про тебя вспоминал, каждый день почти вспоминал. Ну что, как у тебя дела? Как жизнь в Анрельте, нравится?
Ривелсея отпила чай, подняла на Рилана взгляд с мелькнувшей в нём вдруг какой-то новой искоркой и посмотрела как-то странно и очень хорошо.
– Привет, Рилан, – ответила она. – Ты садись, я полагаю, тебе Белтон тоже чаю нальёт. Ведь даже для незваных гостей он весьма и весьма гостеприимен.
– Сейчас, сейчас, – раздался голос Белтона, а Рилан присел рядом с ней.
– Как дела, Рилан? – спросила Ривелсея с улыбкой. – Как зерно, продал? Как Рябинка поживает?
– Дела хорошо, – жизнерадостно сказал Рилан. – Зерно-то я не продаю совсем, мне просто за перевозку платят. Если за двое суток успею, двадцать, если не успею, семнадцать. Ну, это когда из Невильна в Анрельт и из Анрельта в Невильн. А так-то время не очень важно, главное, чтобы привёз в сохранности и столько же, сколько погружено было, – Рилан хохотнул. – С Рябинкой всё хорошо, она в конюшне неподалёку, за эти дни отъелась немного, да и повеселела. Конечно, хорошо целый день ничего не делать и овёс поедать, но только чтобы он в кормушке-то был, ездить приходится. Мне кажется, это она не хуже моего понимает.
Солнце пробивалось сквозь неплотно закрытые занавески, и каждый его луч был просто немилосерден. Оранжевые полосы и светлые блики наполняли всю комнату и давали ясно понять, что от лета, пышно уже расцветшего во всей своей красе, невозможно никаким образом и ещё долго будет невозможно ни укрыться, ни спастись. Затылок Ривелсеи тоже обжигал яркий беспощадный луч, но она сидела и не шевелилась. То ли не чувствовала этого, то ли не придавала значения.
Белтон меж тем управлялся с чайником, разливал чай по чашкам и нарезал только что купленный Риланом большой пирог с яблочной начинкой. Рилан раскладывал сахар и размешивал его маленькой ложечкой.
– Несмотря на всё прекрасное и великое, что есть в вашем городе, – задумчиво сказала Ривелсея, – очень мало в нём домов, где принимают так же радушно и по-хорошему, как здесь.
– Ты, конечно, исходишь из слов тех людей, которые вечно твердят, что в Анрельте все люди злые и корыстные? – спросил Белтон. – Ну, так такие и не только в Анрельте есть. Вот дед мой, да не зарастёт никогда его могила, тоже всегда говорил, что у нас в деревне все жители подлецы, старики все, кроме него, конечно, глупые, молодёжь ленивая, а пиво всё и везде кислое. В общем, настроение всем он попортить умел. Но не значит же это, что так оно и есть, верно?
– Верно, конечно, – ответила девушка. – Но я не из всяких сплетен больше исхожу, а из собственного опыта.
– Из опыта? – поразился Рилан. – Ты хочешь сказать, что есть такие дома, где такую прекрасную девушку могут плохо встретить? Непостижимо! Но где живут такие злобные, чёрствые люди?
– Ну, это не так уж важно. Для меня важнее то, что сейчас я могу просто отдохнуть в такой приятной компании, – сказала Ривелсея. – По-моему, это главное, ведь правда, Рилан?
– Конечно! – ответил он, запивая пирог. Смена темы никогда не давалась ему слишком тяжело. – Кто бы что ни говорил, а хорошие люди везде есть, главное – их найти.
– Вот-вот, – сказала Ривелсея и опять мило улыбнулась. Чай она отхлёбывала редко и по глоточку, опасаясь, чтобы ей не налили ещё. Больше выпить или что-нибудь теперь съесть она была просто уже не способна. От пирога тоже осталось совсем немного, и она понемногу мусолила этот кусочек, на который постоянно поглядывал Белтон, планируя, не пора ли дать гостье ещё.
– А кстати, Ривелсея, – спросил Рилан. – Скажи, ты видела уже Золотую площадь? Ну не могла ты её не видеть, я же знаю! Куда ни пойдёшь, всегда через неё. Так уж, видимо, город построен.
– Видела, – ответила она, заметив про себя, что Золотая площадь – это, видимо, одна из любимых тем всех, кто живёт в Анрельте. – Впечатляет и очень красиво. Потрудились на славу те, кто это строил. В моей деревне вряд ли такое когда-нибудь соорудят.
– И в моей, и в моей, – засмеялся Рилан. – Строительство было грандиозное, издержали больше, чем казна за год получает. И Стражей содержат до сих пор, чтобы они, в смысле, охраняли. А то ведь там золото чистое, каждая плитка сто анреллов, а народ у нас… ну, как и везде, в общем.
– Да, это верно, – поддержал Белтон. – Как говорится, шесть запоров – слишком мало, чтобы запереть метлу. Так у меня ведро год назад ведро украли, помнишь, Рилан? Да и какое ведро! Ржавое, дырявое совсем, я на улицу поставил, чтобы выкинуть потом. А выхожу – и нет ведра. А я никогда даже и не думал…
– Помню, помню, – перебил Рилан. – Но это ещё что, я вот видел, как на Золотую площадь коза зашла. Серая такая коза, гуляла она, значит, по городу, сбежала, видимо, откуда-то, ну и зашла. И воду пить стала из водоёма, где рыбы плавают. А Стражам это не понравилось, они со своих тумб, значит, попрыгали и давай её ловить. Такое зрелище было, ну просто вообще! Они её ловят, она от них прыгает, лягается, бодается. С характером коза попалась. Но и стражи тоже ничего, славу Анрельта в обиду давать не собирались. А только, как ни крути, коза в выигрыше была, хоть их и двое. Бодалась она крепко, а потом за круг отбежит и посмотрит, а потом разбежится и снова бодать. Стражи её по спине колошматят, а толку нет, им за круг-то выходить нельзя, пока не сменят, что бы ни случилось, а ей-то закон не писан. Прогнать, значит, козу они не могут, она настырная, а мечи, данные для защиты чести и порядка в городе, доставать и ими козу рубить – тоже нехорошо получится, какое-то надругательство даже. Так вот и получалось, что сделать они ничего не могут. А ведь ещё народ столпился, стоят все, глазеют. А драка всё не кончается никак и не кончается.
– И что же дальше было? – спросила Ривелсея, делая очередной маленький глоток из чашки и стараясь, чтобы он не совпал с очередным приступом смеха.
– Так вот, – продолжил Рилан. – Зеваки-то глазеют, а дом-то Стражи рядом, командир в окно высовывается, смотрит. Ситуация очень неловкая по-любому выходит, для Стражи просто стыд. Он помочь-то хочет, но уж подмогу высылать – ещё хуже будет, совсем смешно. А кончилось, – Рилан засмеялся, – просто очень: когда я от смеха кататься перестал, то взял козу эту и с площади за рога прямо и увёл. Через мост мы с ней перешли, а потом она вырвалась-таки, да и убежала. Ну, смылась, значит, но главное, что конфуз был закончен. Найдут, кому надо. А как я обратно вернулся сказать, что всё нормально, то командир прямо из дома Стражи вышел и анрелл мне подарил. Я и взял, конечно, кто же от такого откажется. Да я и заслужил вроде, Анрельт спас, можно сказать. В каком-то смысле, конечно.
– Конечно-конечно, Рилан, ты герой, кто же спорит, – проговорил Белтон. – Этот человек, – сказал он, указывая на Рилана Ривелсее, – постоянно что-то такое делает, чего от него никто обычно не ожидает. Он ведь и работу себе нашёл неожиданную, вообще-то он легко плотником мог сделаться хорошим, но не захотел почему-то и стал грузы по городам развозить.
– Да ладно тебе, Белтон, что неожиданного ты тут видишь? – спросил Рилан. – Вот представь: сидишь ты целый день и палку строгаешь, ну скучно же! А так хоть мир посмотришь, и людей всегда новых и хороших встретить можно, – он сделал кивок в сторону Ривелсеи. – Ну не могу я в четырёх стенах всю жизнь сидеть, неинтересно как-то. Ты, Белтон, может, со мной и не согласишься, но вот Ривелсея, я просто уверен, поддержит. Ведь не на то даётся жизнь, чтобы посвятить её всю чему-то только одному. Я считаю, что надо всегда стараться так, чтобы многое попробовать и многое сделать. Идти известной дорогой как-то скучно, всегда хочется новых возможностей и новых дорог.
