В середине второго периода Шону хватило после удара Эда клюшкой в поясницу. Прозвучал свисток на оффсайд, и Шон откатился к кругу вбрасывания.

— Плохая ночь? — спросил Эд, занимая свое место рядом с Шоном.

У которого была довольно паршивая неделя.

— Маловато у тебя пороху, Закадычный Эд, чтобы устроить мне плохую ночь.

Шон наклонился вперед, его взгляд сосредоточился на руке судьи, ожидая, когда вбросят шайбу. В голове он прокручивал следующий сценарий. Если Пол получит шайбу, он бросит ее Шону. Шон броском в одно касание пошлет ее в центр Броуди. И Шон занял позицию для удара. Ему нужно сосредоточиться на игре. Потребовалось бы больше, чем оскорбления Закадычного Эда, чтобы заставить Шона потерять контроль.

— Эй, Нокс, каково это, подбирать объедки Пита Далтона?

Клюшка Шона упала на лед, и он размахнулся еще до того, как повернул голову, чтобы посмотреть, куда дать. Рев пронзил его до позвоночника и разорвал уши.

Единственный раз в жизни Шон даже не предпринял попытки сдержать бушующий в нем гнев. Прежде чем Эд успел прийти в себя, Шон впечатался плечом в грудь этого мощного парня и ударил его кулаком по голове. Защитник пошатнулся и замахнулся, нанеся два хороших удара, прежде чем Шон схватил его за голову и врезал. Нанося удары, пока более крупный противник уворачивался, Шон почувствовал, как его хватают за руки и оттаскивают назад, но не остановился, пока кто-то сильно не толкнул его и судья не поймал его сзади в крепкие медвежьи объятия.

— Я убью тебя при первой же встрече, — вопил Шон, мельком увидев Эда в напополам разорванной майке и с окровавленной физиономией.

— Ты закончил, Нокс? — закричал ему судья.

Шон пару раз моргнул и огляделся. Рев стих, и он согнул саднящую руку. Лед вокруг выглядел как дворовая распродажа хоккейной экипировки. Скамейки обеих команд опустели, а КО и игрок «Баффало» все еще мутузили друг друга в углу.

— Ага, — сказал он, тяжело дыша, и руки, державшие его, опустились.

Из носа Шона капала кровь, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

— Мы еще не закончили, Нокс, — кричал Эд, когда товарищи по команде уводили его со льда.

— Приведи в следующий раз маму, Эд! — Шон вытер кровь с уголка рта и поморщился. — У нее правый хук лучше, чем у тебя.

К тому времени, когда лед очистили от игроков и снаряжения, уже назначили различные штрафные: самый серьезный вышвырнул Шона из игры. Адреналин, который бурлил у него в венах, когда он набрасывался на Эда, начал угасать, пока тренер команды засовывал ему в нос тампоны. Край левого глаза щипало, а по шее и переду формы шла засохшая кровавая дорожка. Кто-то протянул ему полотенце, и Шон повесил его на голову. Он посмотрел на правую руку, обернутую льдом, и не мог вспомнить, как тот туда попал. Весь этот бой был глупостью. Так чертовски глупо. Сплошной хаос.

— Что это, черт возьми, было?

Шон стянул с головы полотенце и приоткрыл здоровый глаз. Джон Ковальски смотрел на него сверху вниз, как будто хотел прикончить.

— Я не знаю.

— Как это ты не знаешь? Этот твой танец привел к тринадцати штрафным. КО и Марти двадцать пять минут прохлаждают свои задницы на скамье запасных. — С каждой секундой хмурый взгляд Джона становился все более грозным. — Это какой-то гребаный рекорд! Тебя пригласили в эту команду, чтобы набирать очки, а не пустые скамейки! — Он скрестил руки на груди. — Объяснись.

— Он назвал Лекси объедками.

Джон сразу как-то сдулся и опустил руки.

— Господи, Нокс. — Он сел на скамейку рядом с Шоном. — Я этого и боялся.

За то, что спровоцировал драку с Эдом Соренсоном, Шон пропустил и следующую игру. Впервые в жизни его имя исключили из состава команды за неправомерное поведение. Такие вещи с ним просто не случались. Он был франчайзинговым игроком, он приносил очки. Если только Шон не был болен так, что не мог поднять голову с подушки, он участвовал в каждой игре. Его ни разу не выбрасывали, пока он не встретил «сбежавшую невесту». Шон всегда знал, что Лекси создаст проблемы, если он ей позволит. Знал, что она всюду привносила драму и ввергала в хаос. Знал это все время. Шон знал, что она может испортить и его карьеру. Он был прав во всем и все равно впустил ее в свою жизнь.

Впервые Шон позволил своей личной жизни помешать карьере. Впервые в жизни он позволил женщине заморочить себе голову. Он понятия не имел, когда и как Лекси проникла к нему в мозг и перевернула все вверх дном, но настала пора это прекратить. Он должен это остановить.

Когда ему разрешили вернуться к игре, он сосредоточился. Решительно настроился выкладываться за «Чинуков» на сто процентов.

Шон почувствовал себя хорошо, когда впервые за два дня вышел на лед. Подавать точные пасы. Идеально рассчитывать удары. Его внимание сосредоточилось… и тут он вспомнил, что сегодня понедельник. Он взглянул на большие часы на табло. Через час Лекси официально откроет двери своего нового магазина в Бельвью. В какой-то момент во время торжественного открытия она объявит, что они больше не вместе.

«Я скажу, что мы расстаемся по-хорошему и наши дорожки разошлись», — объявит она.

Тогда все будет кончено.

Они разойдутся навсегда. Спектакль окончится.

«Я не могу притворяться твоей девушкой», — пояснила она ему.

Лекси говорила и другие вещи. Сказала, что он заставил ее сердце сильно биться. Что видит именно его. Такого ему еще никто не говорил.

— Ты собираешься бросать эту штуку или сверлить взглядом в ней дыру?

Шон посмотрел через плечо на Камешка, стоящего рядом с ним на центральной линии.

Лекси сказала, что любит его, Шона. Чушь какая. Никто не влюбляется так быстро. Это должно занять куда больше двух месяцев. Минимум шесть. Может, даже год. Не то чтобы он был экспертом, но два месяца просто безумие. Как и сама эта женщина. К счастью для него, теперь она сведет с ума кого-нибудь другого. Не говоря ни слова, Шон собрался и забросил в сетку три шайбы.

— У тебя вид, будто кто-то задавил твою собаку.

«Сведет с ума кого-нибудь другого». Мысль о том, что Лекси будет сводить с ума какого-то другого мужчину, была сравнима с тем, как будто большой грузовик врезался ему в грудь. Мысль о том, что кто-то, кроме него, прикасается к Лекси, внезапно стала сводить с ума его самого. Голова кружилась, лицо горело. Шон помчался к другому концу льда, ведя шайбу концом клюшки, катясь по знакомой схеме между оранжевыми конусами. Он хотел покоя. Ему не хотелось слетать с катушек. Только не в его жизни. Не в его голове. Не хотелось налетать на грузовик.

Прохладный воздух, касавшийся его щек и сдувавший волосы со лба, приятно ощущался на разгоряченном лице. Шон пробил в сетку, затем прокатился по бортам и подобрал еще одну шайбу на линии ворот. На этот раз, приближаясь к конусам, он перепахал первый и споткнулся о второй, чуть не упав на задницу. Хаос и сумасшествие хлынули на его разгоряченную кожу, сдавливая грудь и заставляя выронить клюшку. Шон никогда в жизни не чувствовал себя таким выбитым из колеи. Таким неуправляемым, даже когда он слушал планы Лекси или читал ее властные сообщения. Не тогда, когда слушал ее смех или безумные истории о пошиве одежды для цыплят или погоне за свиньями.

Шон сунул перчатку себе под мышку и подобрал клюшку. Он никогда больше не услышит ее смеха или диких историй. Никогда не коснется ее лица и не поцелует в губы. Мысль о другом мужчине, смотрящем ей в глаза, когда тот будет занимался с ней любовью, заставила Шона остановиться, взрыв коньками лед. Мысль о том, как Ням-Ням прыгает на колени к другому мужчине и хрустит его орехами, пока ищет идеальное местечко, чтобы пристроить свое безволосое тельце, заставила Шона замереть. Лекси, конечно, сумасшедшая, но его жизнь без нее куда худший вид безумия. От этого хотелось биться головой о стену. За два коротких месяца она не доставила ему ничего, кроме драмы. Горячий, сладкий хаос, без которого Шон не мог представить свою жизнь. Мысль о том, что она никогда не помашет ему рукой с третьего яруса, сжала его грудь и заставила катиться к туннелю. Он ступил на маты и прошел мимо стойки с хоккейными клюшками. Ему хотелось бы жизни без хаоса. Однако больше он не представлял, на что это похоже и что значит. Шон знал только, что хочет жить с Лекси.