Как бы не была влюблена Анна два года назад, она обязательно, рано или поздно, оценит какого-нибудь другого мужчину с блестящей репутацией и прекрасными перспективами. Она - ослепительно красивая молодая девушка. В Петербурге Анна составит прекрасную партию с достойным ее человеком.

Он же, Яков, похоже, всю жизнь так и проведет один, хорошо, если не в одиночной камере.

Допросы продолжались несколько месяцев, потом, очевидно, дело над членами “английской партии” передали в суд, а про Штольмана опять надолго забыли.

Однажды надворного советника посетил полковник Варфоломеев. Это произошло прямо во дворике для прогулок.

Полковник спокойно, безо всякого сочувствия либо снисхождения смотрел на подчиненного.

- Как Вы, Яков Платонович?

- Благодарю, не жалуюсь! - усмехнулся Штольман.

- Яков Платонович, вас отпустят только тогда, когда закончится суд над шпионами. Это многомесячный процесс, но он идет уже очень давно, и освобождение не за горами. Я благодарю вас за помощь в поимке преступников и заверяю, что ваши заслуги перед Отечеством не останутся незамеченными.

В первую очередь, Якова интересовало отнюдь не это.

- Как Анна Викторовна? Когда вы забрали у нее папку?

- Вы догадались?

- У нее все хорошо, и она на свободе. Я не потерял способность размышлять. Однако предыдущий год прошел в беспокойстве за ее судьбу.

- Я лично предпринял все усилия, чтобы госпожа Миронова не пострадала. Я пробовал найти документы самостоятельно, но не нашел. Тогда мне пришлось нанести барышне визит и убедить ее, что вы были бы не против отдать папку нашему ведомству.

- Когда вы видели ее? - требовательно спросил Штольман.

Варфоломеев улыбнулся такому неравнодушию.

- Не так давно. Наши люди приглядывают за ней. У Анны Викторовны все в порядке. Признаться, в свете событий последнего года, ее решение переехать из провинциального Затонска в Петербург, я счел логичным.

Яков Платонович надеялся, что полковник расскажет еще хоть что-нибудь об Анне, но Варфоломеев молчал. Кроме того, он иронично, не хуже самого Штольмана, усмехнулся.

Полковник сказал еще несколько напутственных слов, велел подчиненному быть стойким и удалился.

Бессмысленное заключение, которое, как казалось, не имело ни конца ни края, продолжилось.

С тех пор Яков почему-то уверился, что Анну Викторовну вывезли в Петербург для скорейшего замужества. Прекрасно зная нрав ее маменьки, Марии Тимофеевны, логично было предположить, что она не отступится от задуманного.

Проходили месяцы. Иногда ночью ему снилась его Анна. Она танцевала на балу с другим, и тогда Яков просыпался с бесконечной тоской на сердце.

Неизвестность относительно своей судьбы была мучительной. Да, теперь Яков Платонович знал, что его освободят, но, когда это произойдет? Он же тут состариться успеет. После визита Варфоломеева, утром каждого нового дня Яков Платонович надеялся, что ему не придется ночевать в камере, а под вечер вновь и вновь испытывал разочарование. С каждым днем надежда его убывала. Так шли недели. Это были бесплодные вереницы секунд…часов… целая вечность!

***

Однажды Анна увидела в продаже газету “Санкт-Петербургские ведомости”. В ней был опубликован большой материал, реабилитирующий надворного советника Штольмана.

Анна с большим волнением принесла газету дяде.

- Да, дорогое мое дитя, как ты видишь, процесс пошел. Не удивлюсь, если вскоре эти материалы перепечатают по всей России.

- Дядя, давай нанесем визит издателю. Может быть, он нам расскажет что-нибудь о Якове Платоновиче?

- Давай попробуем, - согласился Петр Иванович.

Василий Григорьевич, издатель, встретил их довольно дружелюбно.

На вопрос, “Кем вы приходитесь надворному советнику Штольману?”, Миронов не успел ничего сказать, потому как Анна храбро ответила:

- Невестой!

- Я знал, господа, что реабилитация персоны господина Штольмана именно нашей газете будет иметь для общественности решающее значение. Самое солидное и массовое издание как-никак. С Яковом Платоновичем я был знаком лично. Он однажды оказал мне большую услугу - спас из премерзкой ситуации, которая могла иметь весьма неприятные последствия. Мда-с. Я уважаю господина Штольмана как незаурядного человека и определенно считаю его неспособным на преступления, в которых его обвиняют. Как только до меня дошли обнадеживающие сведения, то, с разрешения цензора, я немедленно взялся за перо!

***

Петр Иванович был прав, через несколько недель адвокат Миронов привез в Петербург свежий номер “Затонского телеграфа” с главной новостью на передовице, восстанавливающей репутацию бывшего следователя Штольмана. Рябушинский был в ударе.

- Я не знаю, как Штольману это удалось, Анна, но буду не удивлен, если в ближайшее время Яков Платонович все-таки окажется на свободе. Однако горе ему, если он не объявится и не придет просить твоей руки. Я клянусь, что вызову его на дуэль! - кипятился Виктор Иванович Миронов.

- Яков Платонович не такой, папа, вот увидишь.

- Дочь, я столько пожил на свете, и видел столько несправедливостей и невероятных кульбитов судьбы своих доверителей, что уже ничему не удивляюсь. Ничего хорошего, кстати, от большинства людей тоже не жду. Однако я тебя люблю, дочь, и сына твоего, своего внука тоже люблю и вас в обиду не дам! Даже Штольману. Особенно ему.

***

Приближалось второе лето, что Яков Платонович проводил в заключении. Во время прогулок он старался хоть немного загореть, получая полезные солнечные ванны. Полтора года без нормального солнца оказались сущим адом. Однажды, примерно через два месяца после визита Варфоломеева, Якова после прогулки неожиданно вывели со двора совсем в другую сторону. Через неприметную дверь они с тюремщиком вошли в крепость и долго шли по коридорам. Оттуда Штольмана завели в маленькую комнатку, разделенную пополам толстой двойною решеткой.

Яков недоуменно осмотрелся.

Между решетками стоял жандарм.

- Господин Штольман, сейчас войдет посетитель, на него вам можно только смотреть, разговаривать с посетителем нельзя, - инструктировал он. - Если вы нарушите запрет, скажете хоть слово, или подадите какой-либо знак, то Вас тотчас уведут.

- Вам все ясно?

- Вполне, господин дежурный, - напрягся Яков Платонович.

Он вытянулся, расправляя одежду. Сердце учащенно забилось.

Через пару минут дверь в другой половине помещения отворилась, и за двойной решеткой Яков увидел Анну.

Лицо ее выражало радость. На Якова смотрели прекрасные сияющие глаза без слез, а лицо любимой, хоть и выражало некоторое страдание, было спокойно. На ее губах играла легкая смущенная улыбка.

Яков с волнением оглядывал любимую, подмечая произошедшие в ней разительные перемены. Перед ним стояла цветущая юная женщина. Анна выросла, стала изысканней и строже одеваться. У барышни стал другой взгляд, иная стать, словно она стала другим по статусу человеком. Уверенным и загадочным.

Яков вдруг похолодел и посмотрел на ее безымянный палец правой руки. Нет, кольца не было. Это значит, она пока не замужем… но только пока. Вечно эта прекрасная девушка его ждать не будет, как бы эгоистично ему этого не хотелось.

Но все же Яков был безумно рад был ее видеть. За полтора года он позабыл, насколько Анна красива и какое доброе и сострадательное у нее сердце. Яков просто смотрел, стараясь запомнить каждую черточку и спокойно улыбался ей в ответ.

В какой-то момент самообладание барышню покинуло, и она чуть не заплакала, но сдержалась. Так несколько минут они безмолвно стояли друг перед другом, не имея возможности ни для разговора, ни для ласкового жеста.