Постепенно Яков вошел во вкус хороших семейных завтраков. Он начал с удовольствием пить утренний чай или кофе, предпочитая в качестве первого блюда что-то сладкое - кусок пирога с вареньем, венские вафли или слойку с яблоком. Если он выбирал чай, то пил крепкий и сладкий с ложечкой домашнего варенья. Также Яков любил иногда вместо выпечки поесть самый свежий творог с густыми сливками и сахаром. Аня с большим удовольствием хлопотала о том, чтобы все, что могло ему приглянуться, было на столе.

Алексей Юрьевич мучным не наедался, яйца и творог не любил. Он со скоростью завидевшего добычу хищника мог в одно мгновение уничтожить горстку блинов или проглотить десяток оладий, но его взгляд неизменно оставался разочарованно-голодным в противовес невозмутимому и внимательному взгляду своего дяди.

Еду Анны Викторовны он тоже отвергал, всегда весело махая руками и заявляя что “кашурку не ест, в училище наелся”. У племянника была совершенно другая физиология, и Анна, на правах хозяйки, распорядилась добавлять к завтраку одно мясное блюдо - биточки, жареную в сметане печенку или котлеты. Дело пошло на лад, аппетит у Алексея Юрьевича наладился и стал умеренным.

Сама Аня следовала здоровым привычкам, привитым дочери основательной Марией Тимофеевной с самого детства. Молодая супруга начальника каторги ела мало, выбирая, в основном, простую качественную пищу.

Сегодня утренняя трапеза пошла не так, как обычно. Чуть домочадцы заняли свои места и начали азартно разбирать заготовленные для них тарелки, как во двор зашел конвойный казак Ефим Денисович и, кланяясь, передал письмо для госпожи Штольман. Объёмное письмо было положено в простой белый конверт. На нем, помимо указанного имени адресата было выведено: “лично в руки”, “пожалуйста, прочтите в одиночестве”.

Анна сразу поняла, что письмо не очень приятное. Она решила не портить завтрак и отложить чтение на потом, убрав послание на небольшой столик для сервировки.

Яков внимательно посмотрел за ее действиями, задумался, однако ничего не сказал.

Все продолжили завтрак, обсуждая предстоящий праздник. Домочадцы очень ждали этот день и готовились к нему.

- Дядя обещал приехать из Читы, прервет свои спиритические выступления. - улыбаясь, сообщила Анна родственникам.

- Никогда бы не подумал, что люди за столь неоднозначные сеансы могу отваливать столько денег. - хмыкнул Алексей Юрьевич. - Так Ваш дядя скоро станет богатым человеком.

- Петр Иванович совершенно не умеет хранить и копить деньги. - пожала плечами Анна. - Боюсь, все, что он зарабатывает, утекает у него как песок сквозь пальцы.

- Я надеюсь, он не попадет в неприятности. - заметил Штольман. - Очень неоднозначное ремесло выбрал себе Ваш дядя, Анна Викторовна.

- Я ему говорила, но он слышать ничего не хочет. У него новая возлюбленная. - виновато вздохнула Анна.

Повинилась она потому, что знала - Якову на новом месте службы уже пришлось пару раз вызволять родственника из неприятностей. Карточные игры, женщины, драки и алкоголь не оставляли Петру Ивановичу возможности остепениться.

— Это же Ваш дядя, Анна Викторовна. Вы его так любите и переживаете, да и я, признаться, к нему привык. - мягко улыбнулся Штольман. - Поэтому сделаю все, что смогу. Терпим и любим, как полагается. Пусть почаще к нам приезжает, с нами он в беду не попадет.

- Ну это вряд ли. Ему с нами скучно. - развела руками Анна. - Дядя сказал, что готов терпеть Кару только ради нас, да и то недолго.

Она вздохнула.

- Однако пределов каторжного округа Петр Иванович не покидает. - заметил внимательный Алексей Юрьевич.

Яков мысленно с племянником согласился. Нужно было проверить, чем занимается на досуге Петр Иванович.

- Анна Викторовна, откройте пожалуйста письмо при мне. - неожиданно попросил Штольман.

Его развитая интуиция заявила о себе тянущим чувством тревоги и беспокойства. Яков надеялся, что его просьба не очень удивит и расстроит супругу. Нет, конечно, ей дозволено иметь от него тайны. Наверное. Но сейчас он был не готов позволять ей читать таинственное послание одной.

- Ну хорошо. Извольте. - коротко согласилась Анна и подала знак Татьяне, чтобы та принесла ей конверт.

Письмо было достаточно объемным и первым, что она увидела, развернув лист бумаги, был большой рисунок, выполненный красной тушью.

На нем была изображена круглая безоконная двухэтажная башня с расположенной на нижнем этаже мукомольной мельницей. Рядом были нарисованы рыдающие женщины в кандалах. Анна похолодела от нехорошего предчувствия. Изображение было подписано: “Топчак”.

На втором рисунке была нарисована все та же странная башня, только изнутри.

Прямо над мельницей, на втором этаже башни был спроектирован наклонный пол, который, едва на него ступали арестантки, тотчас начинал вращаться, приводя в движение ворот мельницы. Чтобы устоять на ногах, по всей видимости, женщинам приходилось бежать вверх по наклонной плоской поверхности пола.

Подумав, Аня поняла, что и остановиться пленницы башни не могут. Вход был расположен на половинной высоте пола, к тому же неподвижные перила не позволяли отступить назад. Те женщины, кто входил в дверцу башни, должны были все время подниматься в гору, все ускоряя шаг, подобно белкам в колесе.

Рисунки были сопровождены поясняющими надписями и просьбами.

Просим госпожу Штольман прислушаться и поверить нам, презренным арестанткам. В тюрьмах каторги творится настоящий произвол и беззаконие. Нас, несчастных женщин, мучают и унижают, заставляя по семь потов сгонять на этом дьявольском устройстве. Пожалуйста, заклинаем Вас, попросите супруга прекратить издевательства над нами.

Далее были написаны дни и часы, сколько человек подвергалось подобному наказанию. По всему выходило, что каждый день в башню загоняли по двенадцать-пятнадцать каторжанок молоть муку.

- Яков Платонович, что такое топчак? - подняла на него глаза Анна.

Супруг тем временем терпеливо дожидался, пока она ознакомится с посланием.

Штольман задохнулся, однако взял себя в руки, глаза его сузились, как бывало всегда, когда он искал разгадку к интересовавшему его вопросу.

-Дайте письмо, Анна Викторовна. - требовательно протянул руку он.

Анна отдала, внимательно наблюдая за мужем и ожидая его ответ.

Яков пробежался глазами по письму и сжал зубы. Лицо его напряглось.

- Я велю завести журнал, в котором будут отмечать, когда и от кого в наш дом приходят послания самого разнообразного рода. Признаюсь, я упустил из виду, что письма — это прекрасное средство манипуляции. И, что самое главное, не такое очевидное.

- Вы что и письма будете теперь мои цензурировать? - не поверила Анна.

- Нет, лишь приложу все меры, чтобы быть уверенным, что я не пропускаю в наш дом никакого безобразия, которое, по моему упущению, может попасть Вам в руки и навредить. - заявил Штольман.

Анна всплеснула от досады руками.

- Ну, положим, я могу отличить правду от лжи, - сказала Анна, пристально глядя на мужа.

- Правду можно подать под разным углом зрения. - покачал головой Яков. - Я это письмо забираю.

Алексей опустил голову, помешивая чай. Он был в смятении от тона и направления беседы. На его глазах такое произошло в первый раз. Так же все хорошо начиналось, и завтрак подали вкусный. Теперь родственники забыли о выставленных с любовью угощениях и метали в друг друга молнии. Анна Викторовна поменьше, дядя побольше.

- Яков Платонович, так это правда? Топчак? - растерянно спросила Анна.

- Чистая правда. - мрачно подтвердил Штольман.

- Какое странное и обидное наказание. - ужаснулась она.

- Вы об этом, Анна Викторовна, недостаточно осведомлены, чтобы судить. - отчеканил Яков Платонович.

Завтрак был испорчен. Якову казалось, что она разглядывает его так, словно не узнает. Ему стало больно и холодно от ее взгляда.