Сын его погиб в блокадном Ленинграде, дочь угнана в Германию (впоследствии жила в США). Очень много занимался пушкинистикой. Потеряв семью, все свои чувства перенес на любимый город – Петербург. Он обладал особым даром видения города. К 1958 году историк завершил свои очень искренние и эмоциональные мемуары «Путь моей жизни» и вскоре скончался в Москве.

(01.01.1834–26.08.1882) – историк.

Окончил Казанскую духовную академию (1858). Большое влияние на него имели научные взгляды и народнические симпатии А. П. Щапова. Защитил магистерскую диссертацию «Промышленность Древней Руси» (СПб., 1866), написал более 30 работ по истории, археологии, этнографии России: «Московские смуты в правление царевны Софьи Алексеевны» (Варшава, 1871), «Об историческом значении русских разбойничьих песен» (Воронеж, 1875), «А. П. Щапов: жизнь и сочинения» (СПб., 1883).

Историк-областник, активно изучавший российскую провинцию. Преподавал в Казанском (1867–1869), Варшавском (1869–1873), Харьковском (1873–1875) университетах и Нежинском историко-филологическом институте (1875–1882).

(13.12.1902–17.02.1978) – археолог.

Родился в Санкт-Петербурге в семье ботаника, участника революционного движения. С детства обладал феноменальной памятью, позволявшей запоминать множество событий, фактов, имен, мог цитировать наизусть пространные тексты. Например, знал всех депутатов четырех Государственных дум Российской империи. Окончил факультет общественных наук МГУ (1925). Кандидатская диссертация – «Курганы вятичей» (РАНИОН, 1929). Докторская – «Древнерусские миниатюры как исторический источник» (МГУ, 1940). Один из основоположников археологии Средневековой Руси.

Сотрудник Государственного исторического музея (1925–1929). Ассистент (1927), доцент (1929–1936), профессор (1937), заведующий кафедрой археологии (1939–1978), декан исторического факультета (1952–1957) МГУ. Не произносил ряд звуков, что не мешало ему быть хорошим лектором. Знал по именам всех студентов, у которых когда-либо принимал экзамены. Научный сотрудник, заведующий сектором полевых исследований Института истории материальной культуры (Института археологии) АН СССР (1931–1960). Начальник Новгородской археологической экспедиции (1929–1962). Под его руководством в Новгороде была найдена первая берестяная грамота. С тех пор берестяные грамоты – ключевой источник по истории Средневековой Руси, отражающий политическую историю, повседневную жизнь, ментальность людей, развитие русского языка и т. д. На данный момент их обнаружено более тысячи. Благодаря берестяным грамотам выдающийся лингвист А. А. Зализняк доказал подлинность «Слова о полку Игореве» (показал, что «Слово» могли подделать, только зная язык берестяных грамот, а в XVIII веке они были неизвестны). Новгородскую экспедицию сейчас возглавляет ученик Арциховского – В. Л. Янин. А.В. был главным редактором журнала «Советская археология» (1957–1978). Член-корреспондент АН СССР (1960). Обладал феноменальной памятью на прочитанные тексты.

Автор первых советских пособий и учебников по археологии: «Введение в археологию» (издавался – 1938, 1940, 1941, 1947), «Основы археологии» (издавался – 1950, 1954, 1955). Ярко выраженный фактограф, что отразилось и в его учебнике, который недоброжелатели критиковали в годы борьбы с «буржуазным объективизмом» (1948–1949) за «вещеведение». Оставил не так много научных трудов как мог бы, поскольку любимым занятием было читать книги, а не писать. Много сделал для отстаивания самостоятельного статуса археологии в системе исторических дисциплин.

(06.01.1694–10.02.1738) – первый историк-профессионал в стенах АН.

Он родился в Кёнигсберге в бедной семье учителя живописи. Чтение римских классиков, изучение древнееврейского языка, истории церкви и литературы, философии, постоянное чтение в публичной библиотеке – характерные черты развития научного таланта в то время. Обучение в Кёнигсбергском университете. Самообразование стало главной школой Байера. Постепенно формируется ученый-ориенталист с огромным природным талантом и чутьем в науке.

В 1715 году он написал диссертацию о словах на кресте Христа и успешно ее защитил. Невероятные способности к языкам быстро делают его полиглотом. Но конек его – восточные языки.

При предложении места в АН Байеру предоставили свободно выбирать кафедры древностей, или восточных языков, или истории, или звание историографа ее императорского величества. Он выбрал две первые кафедры и по контракту должен был получать ежегодно 600 рублей в год с казенной квартирой, отоплением и освещением.

6 февраля 1726 года ученый прибыл в Петербург. Став русским академиком, он как устоявшийся уже ученый продолжал направление своих ранних востоковедческих исследований. Россия прельщала его своей близостью к Китаю. Но изобилия китайских рукописей здесь не оказалось. Хотя ему посчастливилось побеседовать с живыми китайцами, прибывшими с посольством.

Великим благом для ученого стало покровительство ему вначале Феофана Прокоповича (большого любителя ученых), а затем вице-канцлера А. Остермана. Байер изучает маньчжурскую и монгольскую литературу, учит с индусом Зонгбаром санскрит. Русский язык (как и другие славянские) его совершенно не интересовал, поэтому он не стал его учить.

Исследования Байера, опубликованные на латыни в академических «Комментариях» (исторический отдел при его жизни заполнялся им целиком), посвящены восточным древностям, часто лишь косвенно связанным с началами русской истории до IX века. События после IX века не интересовали Байера вовсе. Знание скандинавских и древних языков позволило ученому проделать масштабную работу по изучению иностранных (византийских и латинских источников, саг) свидетельств о начале Руси. От истории киммерийцев он переходил к изысканиям в области скифской истории: «О происхождении… скифов», «Древняя скифская хронология», «О первом походе русских на Константинополь» и другие. Своим сочинением «О варягах» Байер прославился много после смерти, став, некоторым образом, отцом норманнской теории. Байер в силу своего широчайшего кругозора обработал огромный круг иностранных источников (не посильных в ту эпоху разом более никому) и определил место истоков Руси в мире с точки зрения ее соседей. Заметим, что до IX века это единственные письменные свидетельства о Руси византийцев, арабов, немцев, скандинавов…

Существенные доводы Байера в пользу норманнского происхождения варягов и «руси» не утратили своего значения и по сей день. Неимоверная политизация этой темы уже в середине XVIII века далеко увела ее от науки, чему сам Байер был совершенно чужд. Очень жаль, что русская история сама по себе не входила в круг научных интересов этого ученого.

Внешняя сторона жизни ученого в Петербурге была довольно суетна и обременена многими заботами и поручениями, а также враждой со всесильным в академии Шумахером. В силу политического неприятия советской наукой идей норманизма в ХХ веке жизнь и труды Байера фактически не использовались и не исследовались.

В 1730-е годы ученый, недовольный самовластием Шумахера, неоднократно пытался уехать на родину. Наконец в 1737 году он уволился из АН и отправил в Кёнигсберг свою замечательную библиотеку, состоявшую, по словам современников, «из превосходных и редких книг». Сам же он решил с семьей (у него было двое сыновей и несколько дочерей) перезимовать в Петербурге, но неожиданно заболел горячкой и в феврале 1738 года умер.

Дальнейшее развитие немецкой школы русской историографии связано с именами Г. Ф. Миллера и А. Шлёцера, а также ряда других менее известных ученых. Но научная методика Байера – сами академические идеи развития науки – оказала существенное влияние на формирование русской историографии.

(03.11.1869–19.08.1930) – востоковед.