— Но ваше мнение, как бывшего Лорда-Президента, невероятно важно для нас, — Эйдирен издевательски ухмыльнулся и откинулся на спинку стула, показывая свое легкомыслие. — В конце концов, именно ваше присутствие на этом приёме и спровоцирует это, верно?
***
Официальные приемы никогда не могли похвастаться чем-то особенным: ничего, кроме внутренней политики, бесконечных разговоров, вежливых танцев и неприятных закусок, не нужных большей части гостей.
Леди-Командор обязана была присутствовать на такого рода мероприятиях, но сейчас, ближе к концу вечера, чувствовала себя измотанной и усталой. Она беседовала с Лордом-Президентом о будущем сотрудничестве, обсуждала с ним «клетку вечности» и возможность появляться на Этерии как можно реже; она танцевала с ним и в танце выслушивала его предположения о том, каким образом можно сменить состав служителей Порядка; она выслушивала замечания по поводу одежды Эйдирена, не соответствовавшей общему дресс-коду и обижавшей чувства особо ярых создателей времени; она знакомилась со всё новыми и новыми политиками, а те косились на неё так же злобно, как и на её коллег. Но апогеем неприятности стала беседа с Сареоном, недовольным её жизнью, должностью, деятельностью. Из всех создателей времени, что находились в зале, с ним ей хотелось беседовать в последнюю очередь.
— Стараетесь что-нибудь изменить, Леди-Командор? Рассчитываете получить что-то от заранее обреченного на провал союза?
— Да, — спокойно кивнула Первая. — Стараюсь засесть у всех в головах настолько, что останется только поглотить их во сне.
Она ухмыльнулась, вспоминая фольклор создателей времени, а бывший Лорд-Президент недовольно скривился, на секунду позволив своим серым глазам выдать его удивление. Он не ошибался насчёт неё, а она, кажется, догадывалась о его мыслях. Или, может быть, видела их? Читала, как Лорд Безумия, беседующий с кем-то в конце зала? Разве можно было прочесть мысли кого-то из Первых?
На секунду он задумался о том, чтобы избавиться от неё прямо сейчас: ударить её или дематериализовать с помощью перчатки, чтобы только больше не видеть этого взгляда, этой неприятной тяжелой ухмылки. Это женщина не должна была больше представлять опасности для их народа, и раз уж она не понимала, что значит отсутствие её правого глаза, нужно было идти на более радикальные меры.
— Нет.
В тот момент, когда сорвавшийся создатель времени чуть было не лишил представительницу Хаоса левого глаза длинной десертной вилкой, перед ним резко появилась бледная когтистая рука, теперь истекавшая тёмным временем, заменявшим этим существам кровь. Сареон не ждал того, что вспылит так сильно от одного только упоминания этой глупости со старыми сказками; не думал, что сможет дойти до настолько примитивных методов лишь из-за простых издевательств. Сколько времени он уже жил, чтобы позволять себе такое? Слишком долго.
Имлериту было по-настоящему больно, — не каждый день кто-то пытался со всей силы всадить вилку ему прямо в руку — однако он лишь хмурился и тяжело выдыхал, продолжая держать ладонь на уровне глаз своей сестры. Ему требовалось охранять её от всего: от сумасшедших создателей времени, от недостатка времени в организме, от всё ещё не затянувшихся ран, даже от собственного отца, и никакая вилка не могла ему помешать.
— Такие ублюдки не должны быть политиками, — голос Лорда Заточения срывался на неприятный рык, а его вторая рука, лежавшая на плече Леди-Командора, непроизвольно сжималась сильнее, несмотря на всю аккуратность. — И если вам ещё не пришло в голову исчезнуть, лучше сделать это прямо сейчас. Вашему народу некогда искать себе нового Первого.
— Однажды ваша собачка вам не поможет, — фыркнул лорд Сареон, оставаясь на месте, с удовлетворением наблюдая за тем, как держит этот бесполезный элемент общества его хозяйка, не позволяя животному коснуться вышестоящих лиц.
— Он волк, — неожиданно для всех, даже для самой себя, Первая усмехнулась и отпустила поводок брата, сдерживавший и его самого, и его кровавую ярость. — Пожалуй, пришло время это осознать.
========== Её зовут Сирона ==========
Листрея давно не виделась со своей матерью — с того момента, когда они встречались в последний раз, прошло больше года и за это время, проведенное в обществе Лорда-Президента или таких же претендентов на поступление в Академию, как и она сама, девочка почти отвыкла от её общества. Особенно сейчас, когда она могла только сидеть в стороне и наблюдать за тем, как женщина аккуратно
обрабатывает рану одного из своих коллег.
Ей никогда не приходилось бывать на Нодакрусе, никогда не приходилось видеть, как живёт её мама, и сейчас, когда она сначала прошла несколько коридоров по мрачному и холодному корпусу, а теперь смотрела на почти пустой кабинет, девочка понимала, что им здесь, наверное, живётся не очень хорошо. Если верить происходящему на Этерии, им вообще жилось не очень хорошо: её мать потеряла там свой правый глаз, а один из её товарищей, такой же светловолосый и очень высокий, почти лишился левого. Всем пожирателям времени положено было терять глаза?
— Сирона, тебе не обязательно…
— Помолчи, — Леди-Командор властно оборвала брата, пытаясь разобраться в двух длинных ранах, пересекавших его глаз. — Я ещё не закончила.
«Её зовут Сирона? — удивленно подумала Ли, внимательно глядя на то, как её мама справляется с текущей по чужому лицу чёрной кровью, уверенно сшивает порезы в районе лба и век. Наверное, это было больно, но человек, имени которого девочка не помнила, стоически терпел, лишь сжимая губы. — Разве маму зовут Сирона?»
Ей всегда казалось, что все звали её мать «Синдрит», если дело не касалось титула, а теперь выяснялось, что для кого-то та была Сироной. Может быть, что-то поменялось? Может быть, её мама захотела поменять имя? А она сама могла сменить имя? Могла стать из Листреи какой-нибудь Трей? Ли не знала, но подумала, что её вполне устраивает и собственное имя.
Мама сказала, что они вернутся к себе, как только она закончит с повреждениями своего друга, но Стрея понятия не имела о том, что это за «к себе». Ей казалось, что «к себе» должно обозначать «домой» или хотя бы «к отцу», но для её матери весь этот корпус являлся домом, а отца не было видно нигде поблизости. Листрея не могла даже сказать, помирились ли они с матерью или он всё ещё старается это сделать, пребывая где-то поблизости. Или, может, не поблизости.
Вздохнув, девочка сложила руки у себя на коленях и продолжила смотреть за лечением: мужчина, которого врачевала её мать, тихо шипел об боли, недовольно морщился, сидя на столе, а она сама казалась сосредоточенной и увлеченной, работая с иглой. А ещё, по какой-то причине, какую Эли никак не могла понять, этот человек часто протягивал руку вперёд, чтобы поймать ею руку своего врача. Это казалось Стрее странным, как и то, что её мама раз за разом эту руку убирала, не позволяя пациенту дёргаться.
— Он не потерял своих функций, — задумчиво протянула Первая, коснувшись самого глазного яблока, заставив Имлерита сдавленно зарычать. К его чести, на этот раз он даже не пошевелился. — Но видеть ты им не сможешь. Мне жаль. Зачем ты это сделал?
Он сделал очень многое, но вопрос «зачем» приходил в его голову последним. Он вспылил, сорвался с поводка только ради того, чтобы защитить её и её честь. Ему не следовало рисковать этим союзом и их авторитетом среди создателей времени, но тогда, когда Сирона отпустила поводок, он уже не мог остановиться: Имлерит почти не помнил того, как ссорился с Хранителем Жизни, как кто-то пытался его удержать; он почти забыл свою раненную вилкой руку, но прекрасно помнил, как защищал свою сестру от самой подлой и неприятной нападки. И то, что теперь он не сможет видеть левым глазом не значило почти ничего. Он переживёт это, если она осталась в порядке.
— Было бы хуже, если бы это был твой глаз, Сирона, — он говорил, не обращая внимания на гель, что она вкалывала ему в район нижнего века. — Одного и без того слишком много.
