========== Любой, кто обидит тебя… ==========
Ей было двадцать семь, когда он впервые посмотрел на неё не так. Молодая, ещё совсем маленькая Сирона выглядела для Имлерита совсем не так, как должна была бы выглядеть сестра. Низенькая, с большими глазами, занимавшими почти половину лица, с несуразными и крупными красными рогами, она выглядела беззащитной, милой и привлекательной. Он уже не в первый раз ловил себя на мысли о том, что для него она выглядит привлекательной.
Он сидел на одном из обломков камней, погрузившись в книгу, — пыльный фолиант, рассказывающий историю пожирателей времени — и только украдкой посматривал за тем, что делает его сестра. Сирона, пугливая и осторожная, бродила вокруг, то и дело спотыкаясь, не имея возможности справиться со своей неудобной церемониальной обувью. Она и сама следила за братом, но только для того, чтобы убедиться, что он всё ещё здесь. Ей было страшно без него, одиноко. Сколько она себя помнила, он всегда был с ней рядом — учил её, заботился о ней, успокаивал её, когда она пугалась и плакала. Высокий, пугающий других, всё время одетый в чёрное, Имлерит — он был её героем. А она была его кошмаром.
— Аккуратнее, — подорвавшись с места, он оказался рядом с сестрой как раз вовремя, чтобы иметь возможность ухватить её за руку и предотвратить неизбежное падение. — Тебе не позволят вернуться на занятия, если разобьёшь нос.
Двадцать семь лет — не такой серьёзный возраст для пожирателей времени, но достаточный для того, чтобы сознание и обучаемость полностью развились. Сирона, хоть и выглядела по меркам людей от силы на десять лет, была девочкой умной и сообразительной, очень способной. Но, помимо сообразительности и ума, требовалась ещё и мудрость, которая приходит только со временем, которого у неё пока ещё не было.
— Они накажут меня за обувь? — она нахмурилась и взглянула вниз, а её тонкие, бледные губы задрожали так, будто она собиралась заплакать. Её церемониальные туфли теперь и в самом деле походили на что-то несуразное, но Сирона не понимала, что никто не будет наказывать её за подобную мелочь. — Я поступила нехорошо?
Имлерит, держа руку на её хрупком, маленьком плече, на которое с трудом помещалась его ладонь, невольно улыбнулся. Она была такой трогательной и беззащитной, когда чего-то боялась, что ему до дрожи хотелось схватить её и утащить в самый тёмный угол Пустоты, чтобы до скончания времён прижимать к себе и не позволять больше плакать.
Но вместо того, чтобы подначивать свою трогательную заботу и любовь, постепенно принимающую вовсе не братский характер, он глубоко вздохнул и опустился рядом с ней на колени, испачкав в пыли свой чёрный балахон. Ему хотелось оказаться с ней на одном уровне, но Сирона была настолько маленькой, что ему всё равно пришлось наклоняться.
— Никто не накажет тебя за это, пока я рядом, Сирона, — потянувшись вперед, он аккуратно убрал прядь её волос за ухо, так и не прекратив улыбаться. Наивная, добрая девочка — луч света в болоте их народа, которому рано или поздно тоже придётся сгнить. Как ему не хотелось, чтобы когда-нибудь она тоже испортилась, как он, как все они. — Ты ведь помнишь об этом? Любой, кто обидит тебя сегодня, будет разорван на части завтра.
Он говорил ей это каждый раз, когда она расстраивалась и, к сожалению, она знала о том, каким образом и почему Имлерит рвёт людей на части, но ей, как его младшей сестре, это ничего не говорило. Он всё равно оставался для неё героем, оставался для неё единственным близким человеком, которого она любила и которому доверяла. Он был её братом. А она — его любовью.
— Ты будешь защищать меня? — на её лице проступила улыбка, а и без того большие глаза, просияв, показались ещё больше. — Всегда?
— Да, я всегда буду защищать тебя, — пожиратель времени крепко прижал её к себе, позволив себе вдохнуть странный, почти неуловимый аромат её платиновых волос, и с трудом заставил себя думать о том, что ей всего двадцать семь лет. — Всегда, когда бы это тебе ни понадобилось.
Ей было всего двадцать семь и она наивно обнимала его в ответ, не понимая, что сейчас происходит внутри брата. А ему было уже девятьсот сорок девять и он не мог сказать, что волнует его больше — становление Господином Зверств или лёгкие завитки на волосах сестры. Он любил её уже сейчас, но знал, что никогда в жизни не сможет ей об этом сказать.
========== …будет разорван на части ==========
Пустота — название, лучше всего описывающее место изгнания пожирателей времени. Место черное и пустынное, в котором не водилось даже зданий и строений — только какой-то мусор, попавший сюда случайно из недр основной вселенной, из которого предприимчивые жители составляли абстрактные, сюрреалистические дома. Здесь не было пригодного для жизни воздуха или даже гравитации — обо всём этом они позаботились сами, сумев выжить в малых количествах — настолько малых, что о продолжении цивилизации здесь не могло быть и речи. Дети не рождались, взрослые вырождались — только некоторым, самым высшим из них, теперь погруженным в сон, удалось продолжить свой род для того, чтобы их народ не исчез окончательно.
Молодой пожиратель времени с длинными платиновыми волосами, завязанными в хвост, и чёрными, как смоль, блестящими рогами уже битый час бродил вокруг импровизированного храма, стараясь отыскать свою сестру. Ллос сказала, что она была расстроена, практически плакала, а он никогда не мог оставить маленькую Сирону плачущей, пусть пожиратели времени и не могли плакать так, как делали это представители иных видов. Ей было меньше сотни лет, а он уже добрался до тысячи и всегда играл для неё роль примерного брата. Он никогда не поднимал на неё руки, даже в приступах своей кровавой ярости, никогда не ругался и никогда не позволял никому её обижать. А теперь она плакала, плакала где-то в этом всеми забытом месте, не рассказывая никому о причинах.
— Нашёл, — он улыбнулся, насколько позволяли острые зубы, и потянулся рукой к миниатюрной девушке, спрятавшейся в тёмном углу. Такая же светловолосая, как и он, но намного ниже и младше, заплаканная и одетая в красное, с такими же красными вертикальными рогами, она с трудом подняла на него взгляд, сдерживая слёзы. — Тот, кто посмел обидеть тебя сегодня, завтра будет разорван на части, Сирона. Кто?
Её губы дрожали, она явно хотела что-то сказать, но каждый раз, когда Сирона открывала рот, у неё получались одни только всхлипы. В конце концов, она с трудом поднялась с места, сделав пару шагов вперед на подкашивающихся ногах, и крепко вцепилась в чёрный балахон своего брата, больно ударяясь костяшками пальцев о цепи, которые он носил. Она вздыхала и всхлипывала, не останавливаясь, комкая пальцами одежду Имлерита и не произнося ни слова. Ей было очень больно, но она не могла объяснить, почему.
— Скажи мне, — шипящий, грубоватый голос пожирателя времени снова разрезал тишину в старом храме, а сам он медленно гладил младшую сестру по волосам, отчего-то упиваясь этим ощущением и всё отчетливее понимая, что хочет убить, уничтожить того, кто заставил её плакать. — Или он уже мёртв?
Подняв на него большие испуганные глаза, Сирона отчаянно замотала головой и утёрла слёзы его одеждой. Если её брат добрался до убийств, если начал смотреть на неё такими глазами — ей нужно было говорить.
— Я не… — она говорила с трудом, сглатывая вставший в горле ком, но всё же говорила, собравшись с духом и затолкав своё детское недовольство куда подальше. — Я не… не хочу становиться верховной у Ллос… Не хочу своё церемониальное имя. Я хочу оставаться собой, Мер. Она заставляет меня убивать их.
К концу небольшой сбитой речи Сирона успокоилась, а её брат, наоборот, склонил голову на бок, задумавшись. Своё церемониальное имя он уже получил, — длинное и звучное, обнажающее характер его должности и его личности — а тому, сколько людей погибло от его руки, независимо от желания, он уже потерял счёт. Ему было бы тяжело осознать суть проблемы, если бы об этом говорил кто-то другой, но тогда, когда об этом говорила Сирона, его маленький Вершитель, он не мог не задуматься.
