— Секунду, Настюша, — серьезно говорит Михаил и подхватывает с еловой ветки серебряную ниточку новогоднего дождика.
Я наблюдаю за ним и не знаю, что делать. Да даже во снах подобное не увидишь, потому что фантазии не хватит! Сосредоточенно сплетает серебряную ниточку в колосок, который завязывает в кольцо. Поднимает взгляд:
— Я однажды у отца спросил, когда он понял, что хочет жениться на маме…
— Миша… — я отступаю, а он медленно встает.
— А он ответил, что понял это сразу, как только мама на него налетела с сумкой, — делает ко мне бесшумный шаг. — Именно в тот момент, когда она с криком “сволочь, ты мне пальто изгваздал!” замахнулась на него сумкой.
— Очень интересно… — пячусь с нервным смешком и торопливо добавляю, но, наверное, зря, — и романтично.
— А что касается меня, — делает еще один шаг, — то я прочувствовал этот момент, когда ты на моей кровати с ворчанием обняла, а после буквально через секунду попыталась меня спихнуть на пол, но я не дался.
— Миша… — жалобно поскуливаю я, когда он делает еще один шаг, — не надо…
— А почему нет? — ласково улыбается и…
Встает на одно колено передо мной и будто в замедленной съемке протягивает кольцо, сплетенное из новогоднего дождика.
— Выходи за меня, зайка.
— Миша… — шепчу я. — Что ты творишь, Миша?
Мне бы сказать нет, но я не могу. Сердце в груди ныряет к пупку и летит к яремной ямке и отбивает такие мощные удары, что вот-вот сломает ребра. Я сейчас умру, а если не умру, то…
— Да, — слышу свой тихий и слабый голос будто со стороны. — Согласна.
А дальше в глазах темнеет, и я очухиваюсь на диване в объятиях Михаила. На безымянном пальце правой руки кольцо из новогоднего дождика.
— О, господи… — шепчу я. — Нет… Это…
— Полное безумие, — тихо соглашается Михаил и чмокает в макушку. — Я буду отцом, мужем…
— Миша…
— Что?
— А как же любовь… так нельзя…
— Ученые утверждают, что мужчины влюбляются за восемь-девять секунд, — Михаил хмыкает. — Кто мы такие, чтобы спорить с наукой?
— Мы же друг друга совсем не знаем… — предпринимаю очередную попытку достучаться до босса, который слетел с катушек после новогодней ночи.
— Ты любишь розовый цвет и тебе нельзя пить. Мне этого достаточно.
— Миша! — рявкаю я и яростно сползаю на пол, вывернувшись из его объятий. Сажусь и вновь вскрикиваю. — Миша! Приди в себя! Я твоя подчиненная!
А Миша галстук с утятами на груди приглаживает, поддается ко мне и поднимает мое лицо за подбородок двумя пальцами:
— Ты дала согласие.
— Это была не я…
— А кто? И у тебя зрачки расширены, Настюша, — улыбается. — Вот он какой взгляд влюбленной женщины. Давай рискнем, зайка, и поверим в новогоднее чудо.
— Мне страшно, Миша…
— И мне.
Время останавливается. Я тону в глазах Михаила, очарованная его нежной улыбкой. Поверить в новогоднее чудо и отринуть весь скепсис, нажитый годами? Поверить в то, что красивый, свободный босс влюбился в тебя за девять секунд? Вот я поверю и проснусь. Проснусь в участке полиции за решеткой, и как мне дальше жить? Да после такого я точно сопьюсь.
— Так не бывает, — едва слышно говорю я.
— Бывает, — поглаживает по щеке. — Давай поверим, что так бывает.
Всхлипываю и целую Михаила, обвивая его крепкую шею дрожащими руками. Даже если это сон, то я выбираю насладиться им сполна. Пусть хоть в волшебных грезах я ненадолго поверю в чудо.
Эпилог
— Так не бывает.
Говорю я в свадебном платье за столом в том самом банкетном зале, в котором я станцевала зажигательный танец перед коллегами, а они пьют за “здоровье молодых” и слезы вытирают под тост моей мамы, а папа в этот момент сморкается в платок. Родители Миши держатся за руки и кивают каждому слову моей матушки. Особенно энергично на “деток вам побольше”. Вот-вот я проснусь, поэтому неожиданно целую удивленного Михаила, чтобы запомнить его губы.
— Так не бывает, — шепчу я, когда мне вручают снимок узи, а Михаил душит меня в объятиях.
По закону подлости именно сейчас я должна проснуться. Я внимательно рассматриваю снимок с крошечной фасолинкой.
— Так не бывает, — вытираю слезы, когда меня поздравляют с девочкой, а Кристина с мамой визжат так громко, что узистка вздрагивает.
Бывает. Я осознаю это только тогда, когда Юля жадно присасывается к моей груди. Бывает. Я жена и мать, а у изголовья кровати стоит бледный Михаил, который опускается на колени и сам выдает:
— Так не бывает.
— Улыбочку, — в палату врывается Кристина с телефоном в руках, а за ней врач.
— Женщина!
— Это моя невестка! — отмахивается от него, — и моя внучка! Отвали! Ваня, тут на меня мужик в халате напал! Ваня! Задержи его!
Юля на руках недовольно кряхтит, Иван оттаскивает врача, а Кристина бегает по палате и со всех ракурсов меня снимает с восторженным смехом:
— Красотулечки мои! Сладкие мои девочки!
— Я люблю тебя, — шепчет Миша, подгадав паузу в причитаниях Кристины, и всматривается в глаза. — Безумно люблю, зайка моя.
— И я тебя, — слабыми пальцами касаюсь бледного лица. — Не зря рискнули.
— Снято! — взвизгивает Кристина и убегает от мрачных охранников, которые входят в палату. — Ваня! Мне еще попугайчиков надо снять в вестибюле!