Я расстегиваю его пиджак и развязываю галстук, просто чтобы чем-то себя занять. Мне тоже нравится Кэллам, но год – недостаточный срок для того, чтобы съезжаться.

«Тебе это не помешало через двадцать четыре часа после знакомства наобещать Мэлу провести с ним остаток жизни», – думаю я.

Да, но тогда я только-только познала член и оргазм, доставленный мужскими руками. До сих пор продолжаю искать оправдания своим поступкам, совершенным в восемнадцатилетнем возрасте.

Кэллам ведет меня к столику. Мы подсаживаемся к типам из бухгалтерии и маркетинга в деловых костюмах, они жуют закуски, обсуждают хеджевые фонды и новые пляжные городки, затмившие Хэмптон.

Кэллам непринужденно вливается в разговор, попивая через трубочку содовую. Он по-прежнему не берет в рот ни капли спиртного. Я заостряю внимание на своих коллегах, стараясь выбросить из головы мужчину в вип-ложе.

Как я уже говорила, это не Мэл. И… ну ладно, ладно. Давайте сделаем уступку моему безумному мозгу и представим, что это он. Ну и что? Он меня не заметил. Ну а я не собираюсь к нему подходить. Наверное, он заскочил в город на пару денечков. Мэл удивительно предан своей семье, ферме, стране. Познакомившись с ним, я сразу это поняла. Этот мужчина не переедет в Америку. Даже ради девушки.

Тем более ради девушки.

И точно не ради этой девушки.

Ради денег? Ему на них плевать. Всегда было плевать.

Я покусываю хлебную палочку, опрокидываю два бокала вина и оказываюсь втянутой в бурную беседу о пляжных домиках и лучших туалетах на Манхэттене (лидирует мебельный магазин на углу Хаустон-Ист и Бродвея). К нашему столику плавной походкой направляется Уитни, помощница Райнера и чертова сука. Ее бедра раскачиваются как маятник. Платиновые волосы уложены в короткий боб так четко, будто парикмахер пользовался линейкой. Платье, напоминающее БДСМ-униформу, скроено из кожаных полосок, прикрывающих лишь грудь и бедра. Уитни наклоняет голову и выпячивает алые губы.

Люди за столиком замолкают, потому что Уитни хранит секреты так же, как я воздерживаюсь от углеводов. Пример: хлебные палочки и вино.

– Аврора, – вкрадчиво произносит она, положив на талию руку с идеальным маникюром.

Все зовут меня Рори, но Уитни – только Авророй. Однажды на фотосессии одного известного поп-певца, куда она заявилась вместе с Райнером, я совершила оплошность и упомянула о неприязни к своему полному имени. С тех пор я для нее только Аврора. Скажи я, что у меня аллергия на деньги, Уитни тут же переведет все средства компании на мой банковский счет.

А это мысль.

– Уит. – Не удостоив ее взглядом, я засовываю в рот последний кусочек хлебной палочки.

– Мистер Райнер хочет поговорить с тобой на балконе. – Уитни смотрит над меня, сведя выщипанные брови. Честное слово, она получает удовольствие, когда прочищает горло и с намеком добавляет: – Наедине.

Расправив плечи и высоко задрав голову, я опрокидываю для храбрости третий бокал вина и иду на террасу в вип-ложу. Райнер скор на сексуальные домогательства, тем более под кайфом и пьяный. А сейчас он точно пьян. Я засовываю салфетку с логотипом отеля в кармашек платья. Оглянувшись, вижу, что Уитни усаживается на мое место и кладет накрашенные красным когти Кэлламу на плечо, попутно стрельнув в его сторону приторной улыбочкой. Уитни из кожи вон лезет, чтобы доказать свое превосходство надо мной. И это, конечно же, так, если в качестве критерия брать мошенницу из искусственного пригорода «Отчаянных домохозяек».

Напоследок я вижу, как она шепчет Кэлламу что-то сокровенное. Он хмурится, отрицательно качает головой и кажется расстроенным ее предложением.

Распахнув двойные двери, я выхожу на совершенно пустой балкон. Здесь холоднее, чем в сердце у моей матери. Я потираю руки, проклиная себя за то, что оставила пальто в зале, и ступаю к перилам, с восхищением взирая на панораму.

Стоит мороз, но мне всегда холодно. С самого рождения и сколько себя помню я всюду ношу свитеры и пуховые куртки. Словно моя кожа навсегда покрыта невидимой коркой льда.

Я смотрю вверх, на звезды, и даже при такой погоде восторгаюсь их красотой.

Слышу приближающиеся за спиной шаги. На плечи опускается что-то тяжелое. Дорогое шерстяное пальто, еще хранящее тепло чужого тела. Пальто пахнет роскошным мужским ароматом: землей, сосной, сигаретами и слишком затратным для розничной продажи одеколоном. Сбоку появляется тень. Он ставит стакан с виски на широкие мраморные перила, облокачивается на них почти рядом со мной, но не касается.

Я поворачиваю голову, ожидая увидеть Райнера, но сталкиваюсь лицом к лицу с… Мэлом.

С моим Мэлом. Это все-таки он.

Мэлаки Доэрти с лиловыми глазами. С завораживающей улыбкой. С договором, который я подписала на салфетке.

С обломком моего сердца, который он так и не вернул.

Только теперь он не улыбается. Он словно и не рад меня видеть.

Мэл убеждал, что в случае встречи женится на мне, невзирая на обстоятельства. Но эта клятва была дана почти десять лет назад под влиянием алкоголя, страсти и юности. Всего лишь как вероятный сценарий.

Мэл произносит:

– Привет, дорогая.

От его голоса с резковатым ирландским акцентом у меня подкашиваются ноги, и я хватаюсь за перила.

Падают первые хлопья снега. Мне на нос. На ресницы. На плечи. В снежном шаре разражается буря.

Восемь лет назад

Я прислоняюсь спиной к отцовскому надгробию. Вырвав пару травинок, подкидываю их в воздух и смотрю, как они плавно приземляются на мои заляпанные ботинки. Звонят церковные колокола, солнце заходит за зеленые горы.

– Знаешь, мог бы и подождать. Завязать с выпивкой на месяц-другой, чтобы я успела с тобой познакомиться, – бурчу я и выдергиваю из ушей наушники. Сворачиваю приложение на телефоне, в котором еще глухо играет песня «One» группы U2, а потом бросаю его на землю.

– Извини. Вышло грубо. От усталости я обычно бываю капризной и… Да ведь ты и сам бы это знал, реши познакомиться со мной лично. Господи, пап, ну и гад же ты.

Но, даже выдав такое признание, я все равно в него не верю. Он не гад. Отец наверняка был замечательным человеком.

Я резко опускаю голову на каменную плиту и закрываю глаза.

Стоит середина лета, я привычно мерзну и выжата как лимон после долгого перелета из Нью-Йорка в Дублин. А еще – после сорокапятиминутного спора с регистратором хостела, потому что с сайта моя бронь пропала, а свободных номеров у них не осталось. Закинув свой небольшой чемоданчик в отель около Темпл-бар, я приняла душ, съела полпачки засохших чипсов из мини-бара и ужаснулась счету, который мне придется оплатить за непредвиденную смену жилья, что, несомненно, на корню пресечет мою мечту обновить камеру перед отъездом в колледж.

А потом еще мама позвонила, сообщив в своей фирменной тактичной манере, что после поездки в Ирландию домой я могу не возвращаться.

– Что это вообще такое? – потребовала она объяснений. – Во-первых, он умер. Во-вторых, жила ты без него и прекрасно жила бы дальше. Уж тут поверь мне на слово, солнышко.

– Легко тебе говорить. Ты так и не позволила мне выяснить это самой.

– Он был пьяницей, дармоедом и жутким бабником.

– А еще талантливым и смешным и каждый год присылал мне подарки на Рождество и дни рождения. И его презенты были занимательнее твоих подарочных сертификатов в «Сефору» и сыворотки для роста бровей, – буркнула я.

– Прошу прощения, я хотела, чтобы у тебя были полезные вещи. На них ты могла приобрести отличный тональник, чтобы замазать родимое пятно. Легко быть прикольным родителем, не участвуя в воспитании дочери! – фыркнула мать. – Ты ищешь свою сводную сестру? Спорим, она живет в расфуфыренном доме? Деньги ведь кому-то достались.

Так она намекала, что деньги наверняка достались не мне.

Я хотела найти сводную сестру, но не знала, с чего начать. Если честно, поездка вообще вышла спонтанной. Мне вдруг захотелось побывать в стране, где похоронен папа. И чего я ждала? Некой мистической связи с этим холодным камнем под головой? Возможно. Но вслух никогда не признаюсь.