– А что за обруч вокруг него?

– Озарение «Подавление Света», – так же охотно ответил стражник. – Оно вытягивает из приговорённого все озарения.

– А куда его ведут?

– Куда-куда, – отозвался стражник. – В какой-нибудь край.

– А там что?

– Там его сбросят в грязь. – Стражник потерял интерес к разговору со мной. Толкнув локтем, сказал: – Давай, шагай. Если станешь частым гостем в Прямом Пути, то тебя однажды тоже сбросят.

Винтовая лестница тянулась высоко, теряясь в своих извивах. Через равные промежутки лестница прерывалась просторными круглыми площадками с круглыми дверями. На одной из этих площадок стражник остановился и толкнул круглую дверь.

Я только-только попал в этот мир, но меня уже втянуло в жернова местного правосудия. Радовало, что, по всем приметам, оно здесь вершилось быстро.

Мы вошли в просторное помещение, похожее на храм Двенадцати Тысяч Создателей. В высоких арках так же стремительно бежали облака и пробивались яркие лучи солнца. Только стены и пол здесь не украшены иероглифами озарений и узорами. На одной стене разместились массивные объёмные иероглифы, означавшие «Обвинение и Правда».

Вдоль стен рядами стояли деревянные скамейки. Мои родители уселись рядом друг с другом. Отец взял ладонь матери в свою. Оба с тревогой уставились на меня.

Кроме нас в зале присутствовало несколько стражников, один из которых откровенно дремал, сидя на скамье и свесив голову. И десятка два незнакомых людей разного возраста, одетых в разнообразные туники, плащи и халаты. Я не слишком вглядывался в их наряды, но подметил, что никто не носил штаны.

Особенно выделялся многослойный халат одного толстого господина, украшенный таким количеством золотых узоров, что блестел в лучах солнца, как диско-шар на танцполе, отбрасывая на стены дрожащие солнечно-золотые отблески.

Стражник поставил меня в центр площадки и ушёл. Тут же передо мной выросло два огромных плоских камня. Мало того, что они походили на высокие надгробия, так и появились из каменного пола со скрежетом и скрипом. Я в испуге отскочил, что вызвало насмешки зрителей.

Кто-то рассмеялся:

«Первый раз, что ли?»

На первом камне со скрежетом проступил объёмный символ «Обвинение». Под ним, с едва слышим шорохом, вылупились ряды иероглифов, описывающие моё преступление.

Я перевёл взгляд на второй камень. На его гладкой поверхности торчал символ «Правда» без какого-либо пояснительного текста.

Между камнями встал пожилой и лысый мужчина, облачённый в тёмно-синюю тунику, усыпанную мелкими узорами из символов Обвинения и Правды.

– Меня зовут Салуин Коут, – объявил он. – Моё предназначение: Помогающий Богам. Я буду вершить уравнивание Обвинения и Правды на Пути Самирана, сына Похара Те-Танга и Мадхури Саран.

Из этого я понял, что лысый – мой судья.

– Ты впервые на пути Обвинения и Правды, лениво, – сказал Салуин Коут. – Поэтому я должен спросить, знаешь ли ты, как вершится правосудие?

– Не очень… Я ведь впервые тут.

Судья недовольно вздохнул и пояснил:

– В Прямом Пути произойдёт сравнение твоих утверждений и мыслей с утверждениями и мыслями тех, кто обвинил тебя в преступлении.

– А кто меня обвинил? – спросил я. Хотя на самом деле было интереснее узнать, как можно вообще сравнивать чьи-то мысли?

– Четыре родственника погибших недавно людей, и небесный стражник, поймавший тебя на воровстве «уходящих граней».

– Что такое уходящие грани? – спросил я.

Лысый заметно удивился:

– Грани умирающих людей.

– То есть, грани можно забирать у других?

Судья то ли ужаснулся, то ли рассердился:

– Мальчик, не пытайся заболтать простое дело, – наставительно сказал судья. – Ты попытался отнять грани через грязное колдовство. Но доблестный небесный стражник Илиин вовремя прервал тебя.

Суть моего страшного преступления стала чуть яснее: меня обвиняли не в воровстве, а в попытке воровства.

– Ну, – с безразличной нетерпеливостью спросил судья. – Ты ознакомился с обвинениями?

– Да, – ответил я. – В свою защиту хотел бы сказать, что…

Властным взмахом руки судья прервал меня:

– В твою защиту будет говорить Правда. А ты помолчи.

Откуда из зала я услышал нервный смешок:

– Молодёжь уже вообще перестала уважать традиции предков.

– Воспитание молодых – обязанность взрослых, – ответил другой голос. – Обвинять надо не парня, а его родителей, которые не воспитали его в уважении к Создателям.

– Верные слова, уважаемый.

Плита с символом «Обвинение» снова зашуршала. Иероглифы, описывающие моё преступление, стёрлись. На их месте выросли новые:

`

ОБВИНЕНИЕ САМИРАНА,

СЫНА ПОХАРА ТЕ-ТАНГА И МАДХУРИ САРАН.

`

* ГРЯЗНОЕ КОЛДОВСТВО. ОБВИНЕНИЕ ОТ ПРЯМОГО ПУТИ.

* ОСКВЕРНЕНИЕ ХРАМА. ОБВИНЕНИЕ ОТ СОСЛОВИЯ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ «ПОМОГАЮЩИЕ СОЗДАТЕЛЯМ».

* ВОРОВСТВО ГРАНЕЙ. ОБВИНЕНИЕ ОТ РОДСТВЕННИКОВ ТЕХ, ЧЬИ ГРАНИ ОН ПРИСВОИЛ.

`

И последний пункт обвинения, который снова напомнил мне нашу родную судебную систему:

`

* СОПРОТИВЛЕНИЕ ПРИ ВЗЯТИИ ПОД СТРАЖУ. ОБВИНЕНИЕ ОТ НЕБЕСНОГО СТРАЖНИКА ИЛИИНА РАТТАРА.

`

«Сука, Илиин, – подумал я. – Сам избил меня, да ещё и обвинил!»

– Ты можешь отвергнуть последнее обвинения, – сказал вдруг судья. – А так же выдвинуть своё. Хочешь обвинить небесного стражника Илиина в нанесении побоев?

Я задумался. Стоило ли усложнять дело? При том, что я понятия не имел, как будет доказываться точка зрения каждой из сторон.

– А как я докажу, что Илиин меня избил?

Снова волна шёпота зрителей за моей спиной.

– Этот паршивец считает Помогающих Создателям дураками! – отчётливо произнёс кто-то.

Чей-то одобрительный смех, сопровождаемый дребезжаньем металла, поддержал его. Кажется, смеялся тот толстый и золотой господин.

– Доказывать ничего не надо, – пояснил судья. – Твои слова и слова Илиина будут сравнены с Правдой.

– Звучит обнадёживающе, но что это значит?

Судья монотонным голосом проговорил:

– Линия Морального Права, которую ты можешь увидеть своим Внутренним Взором, сохраняет каждый шаг, каждое озарение и поступок в любой момент бытия прирождённого жителя Дивии. Все следы остаются на Всеобщем Пути. Любые слова и утверждения могут быть сравнены с Правдой и оценены.

– Вы хотите сказать, что Всеобщий Путь и так знает, что произошло в храме Двенадцати Тысяч Создателей? – изумился я. – К чему же суд?

– Как к чему? – удивился судья. – Ты же творил грязное колдовство.

Не сказать, что мне стало намного яснее, но я не мог отделаться от ощущения несуразности происходящего. Конечно, в разных культурах приняты свои судебные нормы. В некоторых мирных культурах моего времени вообще принято побивать камнями без суда и следствия.

«Офигеть! – подумал я. – Меня будут судить неизвестно как и неизвестно за что, опираясь не на факты, а на какое-то моральное право».

– Самиран, – спросил судья. – Разве родители не нанимали тебе учителей? Почему ты не знаешь ничего? Ведь Прямой Путь и его бесстрастное и неподкупное суждение – это одно из множества великих отличий между нами, прирождёнными жителями Дивии, и всякой грязью, которая живёт в тени нашей летающие тверди!

Я лишь пожал плечами: откуда мне знать, чему учился Самиран.

– Ты готов сравнивать Обвинение и Правду?

– А давайте, – заявил я. – Чего время тянуть?

Лысый приободрился:

– Правильный ход мыслей, мальчик.

Тут со скамьи поднялась мать Самирана. Опять я залюбовался ею. Кажется, все мужчины в зале залюбовались.

– Я обвиняю небесного стражника Илиина Раттара, в том, что он причинил побои моему сыну, а так же ложно обвинил его в сопротивлении. Путь знает, у кого правда.

Лысый судья тяжело вздохнул: судилище затягивалось.