Моя тропа Не пойму, почему, как же так, Что не знал я вас прежде, Но почти уже свыкся, Пусть, впрочем, сноровка не та, Лишь теперь понимаю, Что эти озёра Медвежьи, Для меня, заплутавшего, Верная волчья тропа, Там, где спрятался лес В стекленеющих глянцевых водах, В их бездонной глуши, Отраженье небес синевой, Нахожу я себя, От сует отвернувшись, и чтобы Мне не в стае брести, А своей лишь дорогой одной. С каждым годом она Всё сужается, меньше и тоньше, И конец уж пути, Вероятно, совсем не далёк, И в вечернем закате Церковный звенит колокольчик, И склонится во ржи, Синь небесную скрыв, василёк. Звук плеснувшей волны Проскользнёт отголоском в затоне, Рыба, плеща, всплывёт, Невзирая на риск свой и страх, И пасутся в лугах Рыжегривые резвые кони, И стрекочут стрекозы, Ведя хоровод в камышах. В который раз В пруду Кусково жёлтые кусты С их отраженьем карусель заводят, Задумчиво скульптуры в тенях бродят, На холод ёжатся намокшие листы. Замрут на миг, фигур печальны лица, Пусть немы, но быть может меж собой В общенье, в темень скрывшись наготой, Чтоб с белизной покровов снежных слиться. Близь них мне задержаться, лисий хвост Игривой осени приметить на опушке, И вспомнить, что писал про осень Пушкин, Как стих его изыскан был и прост. Но не дано мне, скажут «стихоплёт», Порой удачны пусть бывают строки, Но всё же каждый год приходят сроки Ловить строфу, что с осенью придёт. Но не спешу совсем, не унываю, Нас много, пишущих, тому свидетель сам, Но истин возвышающий обман По осени охотней принимаем. Конец сентября (кроме шуток) Опять не сбылись приметы И изморозь к утру в проседь, Вот, вроде, не бабье лето, Но и не мужичья осень. С дождями, где ветер в жалость Гундит, голосит в отчаянье, Тепло, мол, не удержалось, А он как виновный крайний. Циклоны всему причиной, А мы всё Велеc да Власий, От них, мол, дугой осины И гнутся и стонут басом. Опять ведь всё врут прогнозы, Вот выкуси вроде накось, Не лето, а бабы с возу И хлюпают влагой в слякоть. Почто весь сентябрь в тучах, Не то ведь, что было прежде, Но где-то скользнувший лучик Заронит тепла надежду. День в Калуге
Калужский ветер свеж, прохладен, Букетом ярким вспышки клёнов Средь парков и садов зелёных Сверкают осени наградой. Рассветной тишины покой, Не слышно с улицы, ни звука, Проснётся утро, снов минуты Сменятся суетой дневной. Затейлив город, стар и нов, С причудинкой, щиты рекламы Вдаль заслоняют панораму Игрой затейливых цветов. Привычка к местному нужна, И сладкой выпечкой калужской Все ж угостись на всякий случай, Всеместно славится она. Пройтись Двором гостиным мимо, Плотнее застегнув пальто, Взглянуть в витрину магазина С названьем «Там где никто». В заботы город погружён, И башню старой колокольни Качает словно и невольно Музейный вспомнится Юон. Прочерчен мост прямой стрелой, Лес ближий тетивой из лука Пронзил окраину Калуги, Согнув изгиб дуги Окой. Музей, что космос сторожит Готовой к выстрелу ракетой, Неподалёку, рядом где-то Приют, где Циолковский жил. В саду от памятника тень, Но сказка былью только в сказках, А осень провожает с лаской Калужский благодатный день. Утро бывшего пионера На свежесть ветра продышаться выхожу, Причину почему, зачем, никто не скажет, Следы я прошлого в сегодня нахожу И сам себя ищу как давнюю пропажу. Так возвращаюсь в дни ушедшие опять, Давно смирился с тем, что я совсем не молод, Проходят осени и цифра «семьдесят пять» Напоминает, как ни странно, серп и молот. Мне говорят: уж тридцать лет не та страна, Такой ведь нет и никуда уже не деться, Не возражу, но всё ж в том моя вина, Что позабыл свою я юность вместе с детством. Да, эти годы так суровы, не просты Мол, то что помнится, об этом не жалейте, Рожайку-речку, пионерские костры, Флаг, гордо поднятый на утренней линейке. И груз забот, что тяжело было нести, Победы радость, ту, что все с надеждой ждали, И подводили под расстрельные статьи Ночные гости цвета воронёной стали. За годы может обличений голос стих, Себе советую подчас иных признаний, Поменьше пафоса, да и упрёков злых, Побольше тёплых и живых воспоминаний. |
