— Тьфу на все! — заявила я. Подошла к друзьям, обняла Кента и Леви, попрощалась и пошла спать, напоследок рявкнув: — Если кто-то утром хочет открыть глаза живым, то ему лучше держаться от меня подальше! — и от души хлопнула дверью, чтоб им тоже жизнь малиной не казалась.
А ночью ко мне пришел Грегори…
— Зоя… — Измученный, исхудавший, он стоял у входа, где на последнем издыхании слабо теплилась крошечная масляная лампадка, и смотрел на меня темным, непроницаемым взглядом, который я ощущала кожей. Потом мужчина медленно, неспешно приблизился, двигаясь, словно я пугливая лань, и он боится резким движением меня испугать.
Его рубашка смутно белела в ночном сумраке. Босые ноги, одетые в темные штаны, вызывали много вопросов. Я никогда не видела щеголеватого Грегори необутым, ни разу. Он всегда блестел начищенными сапогами, был ухожен и свежевыбрит. И я никогда не видела его настолько растрепанным, словно Грегори черти всей командой в футбол играли. И особенно старался Чертова Малютка.
Лампадка в последний раз дернулась и погасла.
Во сне мы оба почему-то стояли посреди моей избушки бабы-яги, было тихо и темно, потом появился тусклый источник света, неясное свечение у нас над головами. Где-то далеко запиликал сверчок, ночной артист погорелого театра, но здесь и сейчас мы были одни в целом свете.
Грегори сделал шаг вперед и, склонившись, прижался лбом к моему, тесно обнимая горячими руками и притискивая к себе. Его колотила мелкая дрожь. Он шепнул:
— Боже, я так за тебя боялся. Думал, с ума сойду от страха, пока искал возможность прийти.
Даже не пытаясь скрыть слезы радости, я призналась:
— Ты не поверишь, я и сама за себя боялась. — Потерлась лицом о его лицо: — Куда ты пропал? Было время, когда я совсем отчаялась, думала… А, впрочем, не хочу больше об этом вспоминать. Ты же не бросишь меня больше? Не оставишь? Будешь, как и прежде приходить?
— Нет. Не брошу и не оставлю, клянусь Небом, — пообещал мой самый близкий и единственный родной человек, прижимая мою голову к своей груди. — Даже если будешь прогонять. Не могу без тебя, Зоя…
За дверью громыхнуло и начался ливень с градом. Огромные градины, словно булыжники, лупили по крыше, по стенам, задевая окошки, затянутые слюдой. И что-то бренчало, стучало и…
— Дай мне пять минут, дорогая, — бережно отстранил меня от себя мужчина и исчез, оставляя недоумение и пустоту.
— Какого хрена! — орал снаружи Гри, надрывая свою луженую глотку. — Вам что другого места не нашлось? Ну и что, что традиция! Сейчас вы этой традицией у меня оба схлопочете по самому нужному всем особям мужского пола, вне зависимости от расы!
— Блин! — повернулась я на другой бок, сильно зажмурившись. — В кои-то веки встретилась с другом, а тут концерты, как в марте под валерианку.
Но вставать и выяснять подробности мне не хотелось. А хотелось снова провалиться в сон и вернуться в тепло надежных рук. И моя мечта сбылась.
Мы обнимались, глядя в глаза друг друга и безмолвно переговариваясь, и были душой за тысячу километров от этого места.
Свет в избушке стал немного ярче. Сердце громко колотилось в груди, перед глазами все плыло. Я не помню, кто первый потянулся к поцелую. Кажется, я. Или он? Или мы оба?
Да какая разница! Главное, что я мечтала, грезила быть с ним рядом. Ощутить его губы, руки и желание. Я любила его, как друга, раньше, теперь хотела любить, как мужчину. Но хотел ли этого Грегори?
Да! Сто раз да! Он хотел этого не меньше меня. Он сграбастал меня всю, приподнимая и целуя так, что закружилась голова. Он обращался с моими губами, словно ласкал лепестки роз, его пальцы гладили мою шею и грудь, будто ничего более драгоценного у него в жизни не было.
Его не смущало ни мое тело, ни мои шрамы, ни то, как я выглядела, и кем я была… или не была. Он просто был со мной, с Зоей, с девочкой, с которой повзрослел, и которая превратилась в девушку и теперь горела желанием стать с ним женщиной.
Я и оглянуться не успела, как Грегори извернувшись, улегся на мое спальное место, уложив меня поверх себя. А дальше началось нечто восхитительное и невообразимое, настоящий хаос. Полузакрыв глаза, любимый ласкал мою грудь губами и языком, доводя меня до отчаянно-громких стонов. Нежа мое тело, он не пропустил ни местечка за ушами, ни плеч, ни тонких ключиц, ни чувствительного подрагивающего живота.
Живя в современном мире, молодая девушка знает достаточно, что за чем следует. Так и я ожидала, что после пылкой прелюдии этой ночью наконец перестану быть девушкой. Ждала с огромным удовольствием и радостью, твердо зная, что потерять девственность уродине в такой обстановке с любимым мужчиной — великое счастье и огромное наслаждение; то, о чем я не смела и мечтать.
Но, похоже, Грегори решил сподобиться сана великомученика. Потому что он не пускал мои жадные руки ниже своей талии, а при каждой попытке забраться туда, начинал так страстно ласкать, что у меня мутилось в голове и я вынужденно отступала.
Мой партнер был пылким и решительным, чутким и понимающим. За одну ночь я узнала о своем теле больше, чем за всю жизнь. Я никогда даже не подозревала, что могу стать рабой секса, но я ей стала. Его пальцы, язык…
— Пожалуйста, целуй меня еще… — Я буквально плавилась от желания. Как наркоманка, не в силах отказаться от дозы непередаваемого удовольствия, подставляла грудь под его ласки и хотела большего, смутно понимая, что это далеко не все…
Перед моими глазами вспыхивали алые пятна, я не владела собой.
Грегори и сам начал мелко дрожать, его дыхание сбилось. И я видела, что любимый меня хочет до потемнения в глазах, но почему-то отчаянно сдерживается. Временами он останавливался, стискивая зубы, и его лицо искажалось, как от боли, а на висках выступала испарина. Тогда он на несколько секунд отстранялся от меня, а затем продолжал с новой силой, пытаясь довести меня до чего-то особенного, дать что-то такое…
И тут начало сильно громыхать. Как будто на мою избушку сошла настоящая снежная лавина. Блин!
Когда раздался громкий стук, Грегори разочарованно застонал, посмотрел на меня долгим тоскливым взглядом, еще теснее обнимая, и… пропал.
Я распахнула глаза, застонав от разочарования. Рядом со мной на лежанке топорщил шерсть кот, сверкая разноцветными глазами. И никаких следов ночного пылкого любовника.
— Нет в жизни счастья, — пробурчала я, спуская ноги с кровати. — Как говорили в моем летнем лагере в горах вожатые: «Пошуршали по изгибам, потерлись о выступы — и по палаткам, спать!»
— Ты о чем? — повернул на меня башку Гри, не переставая прислушиваться к происходящему на улице.
— Я о сексе, — вздохнула я, нашаривая свои лапти, — которого нет. И личной жизни нет. И счастья нет!
— Зато я есть, — утешил меня кошак, потираясь боком. — А о сексе тебе еще рано думать. Потому что, когда включается секс — выключается голова. А она тебе, судя по всему, еще не раз понадобится. Пойдем посмотрим, что день грядущий нам готовит?
— Пойдем, — согласилась я, одеваясь, но не особо стараясь маскироваться. Все уже видели какая я «красивая», так чего людей в обман вводить? Быстро умылась, заплела волосы в косу и распахнула дверь. И тут же закрыла ее обратно.
— Зоя? — с тревогой посмотрел на меня Гри. — Ты в порядке?
— Нет, — честно призналась я, в тяжелом раздумье глядя на дверь. — У меня такое ощущение, что я сейчас кого-то убью. Ты умеешь прятать трупы?
— Для тебя — все что угодно, — заверил меня компаньон. — Хоть голыми лапами могилу в камнях выкопаю.
— Тогда пошли, — решилась я. Открыла дверь и выскочила наружу, пока не передумала, рванув к дереву на опушке, на котором сидел несчастный Ромуальд, а под ним расположился весь гарем… секта… стая волков, с нетерпением ожидавших, когда он сверзится со своего насеста.
— Я тебя предупреждала? — начала я вежливо, приблизившись и задрав голову. — Я тебе честно сказала, что тебя ждет? Какого черта ты сюда явился? Меня в грех ввести?
