– Космическая станция.

– Международная космическая станция? Да вы смеетесь? Мне эта дрянь никогда не нравилась. Парит там беспомощная, как воздушный змей в космосе.

– Значит, ты не соображаешь, о чем говоришь. С МКС поступает масса полезных данных.

– Я знаю, вам нужно тут партийную линию гнуть. Это ничего. Мы оба знаем, что это говно насранное. МКС – отстой, и вам это известно. Это коробчатый змей в космосе. Так вы туда сейчас направляетесь? Я про это слыхал. Вы туда полетите?

– Пока что очень на это рассчитываю.

– Но вам придется сесть на русскую ракету, чтобы туда добраться.

– Похоже на то.

– Теперь мы вынуждены покупать билеты на русские ракеты! Ну какой же это пиздец! Можете себе вообразить? Что это за вывернутый переебанный мир, а? Мы начинаем космическую гонку, потому что русские наносят первый удар своим «Спутником». Десять лет конкуренция подхлестывает весь этот процесс. Мы первыми добираемся до Луны, затем вновь и вновь возвращаемся, и все время что-то изобретаем, к чему-то тянемся, и это прекрасно, верно? Это прямо совпадает с лучшими годами из последних пятидесяти.

– Насчет этого не знаю.

– Ну, как угодно. Все получилось. А теперь мы все это убиваем и платим русским за заднее сиденье в их ракетах. Невозможно сочинить более тошнотного конца ко всей этой истории. Отчего это у русских есть деньги на ракеты, а у нас нет?

– У них другие приоритеты.

– У них, значит, правильные приоритеты.

– Каких слов ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтоб вас это бесило.

– Ничего не могу тут поделать. И я не стану ради тебя поливать грязью НАСА, вот так вот прикованный.

– Я и не рассчитываю, что вы станете поливать НАСА грязью. Но взгляните на нас, вот на этом обширном участке земли стоимостью миллиард долларов. Вам не видно, но пейзаж отсюда открывается невероятный. Это тридцать тысяч акров Тихоокеанского побережья. Продать часть этой земли – и можно оплатить лунную колонию.

– На такие деньги даже гальюн на Луне не купишь.

– Но можно начать.

– Маловероятно.

– Знаете что? Секундочку. Сколько сейчас времени?

–

– Вам небось трудно глянуть. Думаю, время у меня есть. Погодите секундочку. Вообще-то годить вам придется сколько-то. Может, часиков семь или около того. Кажется, у меня получится. И вот вам еды. Я больше ничего не привез. И немного молока. Любите молоко?

– Ты куда это?

– Я знаю, молоко вы любите. Вы пили его на занятиях. Помните? Иисусе, вы были такой чистый, словно какой-то, блядь, единорог.

– Ты куда?

– У меня есть мысль. Вы мне мысль подали.

– Перво-наперво, сэр, я хочу извиниться. Мне не хотелось вас сюда привозить, но я правда не сумел придумать, как без этого обойтись.

– Ты кто такой?

– Мы разок встречались, но не знаю, помните ли вы. Но кто я такой, большой роли не играет. Я просто хочу извиниться за то, что вас сюда привез. У меня не было никакого намерения это делать, но затем обстоятельства сложились так, что пришлось. У меня тут по соседству астронавт, и он рассказал о том, что произошло с ним и с «Шаттлом», и мы беседовали про Луну и колонии на ней, и о приоритетах правительства, а потом у меня возникла эта мысль, что некоторые нужные нам ответы может дать кто-нибудь вроде вас. А я знал, что вы после отставки где-то здесь живете, поэтому пришлось съездить за вами и вас сюда привезти.

– Твою дивизию.

– Еще раз – мне очень жаль.

– Ты намерен мне навредить?

– Спасибо, что спросили, сэр. Не может не радовать, что вредить вам я не планирую. Кандалы эти – простая формальность. Не то чтоб я думал, будто вы опасны или как-то – с вашей-то инвалидностью. Но мне пришлось приковать астронавта, потому что он бы мог меня убить, если б захотел, а потом безопаснее всего показалось и вас приковать, а сваи тут в каждом строении, и у меня целый ящик наручников, поэтому все получилось довольно удобно.

– Мне все это непонятно.

– Ну, от хлороформа в голове у вас еще какое-то время немного не прояснится. Но я просто хочу сказать, что для меня это большая честь – что вы здесь. Я уважаю вашу службу стране, и как солдата, и как конгрессмена. Поэтому я вам дал диван. Тут повсюду диваны стоят, их просто выбрасывают на улицу, словно всех кругом ограбили. Достаточно ли вам удобно?

– Ты меня как, к черту, сюда привез?

– Сэр, не хочу показаться невежливым, но как человек вашего возраста и с вашими, ну, недостающими членами вы оказались намного легче моего астронавта.

– Погоди-ка – что, сынок? У тебя тут астронавт?

– Так точно, сэр. Об этом я уже упомянул. С ним все прекрасно. Я не причинил вреда астронавту и не причиню вреда вам.

– Парнишка, ты вполне приличным пареньком смотришься. Ты отдаешь себе отчет, насколько это серьезно?

– Отдаю, сэр. Правда отдаю. Я не отношусь к этому легкомысленно. Но, как уже сказал, я не думал, что у меня есть выбор, потому и привез сюда астронавта, а пока беседовал с ним, возникли все эти вопросы, и на столько из них ответы может предоставить лишь кто-то вроде вас.

– Как это, сынок? Вопросы?

– Ну, как конгрессмен…

– Я больше не в должности, ты же отдаешь себе отчет.

– Знаю, сэр. Но в должности вы пробыли довольно долго, и я уверен, что опыт в некоторых интересующих меня вопросах у вас имеется.

– И ты меня сюда привез, чтоб я на них ответил? Ты когда-нибудь слыхал про телефоны, или электронную почту, или всякое прочее?

– Ну, конечно же, но это могло бы затянуться. А после того, как я взял астронавта, – прикинул, что у меня есть лишь определенное окно, прежде чем меня поймают или найдут, или со мной что-то еще случится, потому и решил, что с таким же успехом разберусь во всем одним махом.

– И еще раз – почему я?

– Да, сэр, это резонный вопрос. Повторюсь: как только мы с астронавтом начали беседовать, у меня где-то в голове зашевелилось, что небось конгрессмену Дикинсону будет что об этом сказать. Я знал, что на покой вы ушли в эти места, а учитывая, что вы в отставке, я прикинул, что охраны у вас больше нет.

– Поэтому меня можно похитить.

– Ну, да. Опять – я прошу прощения. Мне очень не нравится слово похитить.

– Ты тот парень, что пришел ко мне телефонную проводку менять?

– Ага, мне просто нужно было проникнуть в дом – и, знаете, все получилось. Я так и прикидывал, что окажется не очень трудно, учитывая, что вы в кресле-каталке. Я надеялся, что больше никого в доме не будет. Подождал немного, пока… Это ваша дочь была?

– Жена.

– Ох, простите. Очень молоденькая. Ладно, хорошо. Поздравляю. Это очень хорошо. Это славно. В общем, пришлось дождаться, пока она уйдет. Вы с нею сколько уже вместе?

– Сынок, ты совсем того.

– Вообще-то нет.

– Еще как да. Но когда ты в тот день появился, то показался мне славным приличным пареньком. О «49-никах»[5] поговорили.

– У них сейчас по-настоящему хороший год, верно? И я на самом деле приличный парень. Просто мне сейчас туговато. От этих головных болей у меня вся жизнь наперекосяк, а потолок, похоже, опускается на меня с каждым днем все ниже. Но только вчера, с астронавтом, у меня возникло ощущение, будто я на грани чего-то. Легче дышать стало. И я знаю, что вы мне поможете даже больше. Ну как, приступим?

– К чему приступим, сынок?

– У меня просто есть несколько вопросов. Как только я их задам, вы свободны. Особенно если ответите на них честно. А я знаю, что ответите: прямотой и цельностью в вас я восхищался с самого начала. И опять-таки – я склоняю голову перед вашей службой этой стране. Понятно же, какая большая это была жертва – потерять две конечности во Вьетнаме.

– Сынок, я вижу, что у тебя сумбур в голове, и хочу тебе помочь. В свое время я повидал таких молодых людей, как ты, особенно когда меня перевели обратно в Штаты, поэтому мне известно, откуда ты такой взялся. Вот правда. Уж кто-кто, а я понимаю, что творится в голове у юноши, если черепушка у него привинчена на один оборот туже, чем нужно. Но для протокола хочу сказать вот что: я считаю твои действия постыдными и чудны́ми, поэтому лучше всего тебе сейчас сократить потери и выйти из боя.